Оглавление.
Третий день нашего путешествия проходил вдоль северной реки Пинега.
Почти от самого верховья мы ехали вниз по течению - заезжая в разные деревни и села, осматривая их. По пути мы заехали в такие деревни как: Сульца, Городецк, Явзора, Веркола, Новый Путь и Ёркино. Об этом подробнее пишу далее.
Утро было ранним, слишком ранним. За окном еще были глубокие сумерки. Небо было затянуто плотными свинцовыми тучами, оттого казалось, что на улице ночь. Светало быстро и через полчаса, как-то совсем незаметно, стало совсем светло. Пришло время осмотреться, куда мы вчера заехали. Оказалась небольшое поле, наверно даже пойменный луг, на берегу небольшой реки Пышенцы. На лугу было десятка полтора стогов сена, некоторые из них частично уже разворошенными. Но смотрелись стога весьма колоритно.
Температура была совсем не зимняя и несеверная. Стрелка на термометре еле-еле доходила до -5С. Как назло повалил еще и сильный снег. В это время Саша очень сильно негодовал: "Где зима, где мороз? Что это такое, приехали на Север, а погода как в Москве если не хуже".
Быстро позавтракали и выдвинулись в путь. Сегодня у нас будут первые интересные места. Снежная колея от нашего места ночевки до дороги, без боя не сдавалась. Тяжело было и Патрулю и Паджере.
УРАЛы - короли бездорожья и здешних дорог!
Пока мы вытаскивали машины из леса на дорогу, периодически проглядывало солнце, разукрашивая своими лучами серые зимние пейзажи. По берегам небольших речек, под снежными шапками стоят стога сена.
Первой точкой на нашем пути было село Сульца.
Село немаленькое, есть церковь и несколько интересных домов, и амбары.
Начнем с церкви - по всей видимости в селе когда-то была церковь, но в советское время из нее сделали клуб, позже, уже в наше время сделали из клуба опять церковь. В результате всех этих перестроек мы имеем вот такое строение. Здешняя Преображенская церковь относится к постройке 1905-1906 годов, и была построена на средства, пожертвованные Иоанном Кронштадтским уроженцем здешних мест, выше по течению реки Пинеги.
Кроме церкви в Сульце сохранилось несколько интересных домов, один из которых имеет роспись. Хотя росписью это тяжело назвать, наверно правильнее назвать это декорированием. Вообще старых построек в Сульце осталось немного, виной всему большой пожар, в начале прошлого века, который уничтожил бОльшую часть построек.
Мы едем дальше. Погода потихоньку начинает разгуливаться, все чаще и чаще выглядывает солнце.
Мы подъезжаем к деревне Городецк.
В деревне сохранились два старинных дома. Если второй, за последнее время претерпел значительные изменения, то первый остался весь в своей красе - разве что был утерян взвоз.
Про дом Ф.М. Ширяева я хочу остановиться подробней и сразу рассказать о таких постройках, потому что встречать их по берегам Пинеги и Мезени мы будем довольно часто. Не могу сказать за остальные дома, но этот дом хорошо описал в М.И. Мильчик в своей книге "По берегам Пинеги и Мезени". Из этой книги я и беру большую вырезку описывающую дом Ширяева в Городецке:
Дом этот имеет шесть стен, рубленных ≪в чашу≫ или ≪в обло≫, иначе говоря с выступающими остатками бревен. Выпуски двух средних стен видны на фасаде. Перед нами двор-усадьба, столь характерная для Пинеги и Мезени.
Она четко разделена на две части — жилье, выходящее на ≪перед≫, и примыкающий к нему длинный крытый двор. Обе части соединены сенями — передызьем (1). Жилая часть поднята на подклет, в котором расположены погреба. Иногда в подклетах делали нижние избы, чтобы жить в них зимой. В погреба спускаются из сеней или входят через особую дверь с улицы. Окна начинаются только на одиннадцатом венце. Такой высокий подклет помогает сохранять тепло в холодную зиму, когда снега наметает почти что под самые окна. ≪Жилье≫ состоит из двух самостоятельных срубов- клетей. Клеть в далеком прошлом и была той основой, на которой постепенно развивалось жилище крестьянина. Следует иметь в виду, что в этих краях избой называют только часть дома — жилое помещение с печью.
Не случайно само слово изба происходит от древнеела- вянского — истьба, истопка (очаг). Через передызьё мы попадаем в ≪прихожую избу≫ (2), где семья проводила основное время. Здесь же хозяйка и готовила в русской печи. Вторая изба — ≪белая≫ или ≪чистая≫ (4). В ней принимали
гостей. Оба помещения хорошо освещены: на каждое приходится по шесть окон. Между этими двумя избами — проходной заулок—чулан (3), где хранят продукты и посуду. У него широкое ≪тальянское≫ (итальянское) окно. Конструктивно заулок соединяет два сруба, две избы. Оба сруба воспринимаются как единое целое, так как расположены симметрично и объединены широким фронтоном, образуемым из укорачивающихся бревен — самцов. Такой тип кровли называют самцовым. В самцы врублены продольные бревна — слеги, по ним в два слоя настлан кровельный тес. Над жильем — вышка (светелка), образованная двумя параллельными стенками, врезанными во фронтон. В свете яке обычно жили летом. Оттуда есть выход на балкон (балахон, по-местному), являющийся композиционным центром всего фасада.
Балкон делает незаметным переход от выпусков стен, образующих узкий заулок, к более широкой светелке. Решетчатые балконные перила, как бы контрастируя с массивностью бревенчатого фронтона, придают ≪передку≫ дома особую нарядность. Большое впечатление своими размерами производит двухэтажный хозяйственный двор. При входе в него из сеней имеются две клети-боковуши (6). В левой — кладовая, здесь стоят бочки, ларь для зерна. В правой, где есть печь и окна, иногда жили. За боковушами — главное хозяйственное помещение — поветь (7) площадью около восьмидесяти квадратных метров. Стены ее укреплены несколькими контрфорсами — перерубами. Слева установлены вертикальные жерди для сена. Под потолком сушатся веники, по краю стоят сани и другой инвентарь. Тут же оборудована небольшая мастерская (5): сам хозяин делал грабли, направлял косы, плел корзины и т. д. В задней стене — поветные ворота, в них по бревенчатому настилу — взвозу поднимался воз с сеном. Пара лошадей легко разворачивалась прямо на повети.
Каждый день сено было под рукой у хозяйки, она сбрасывала его вниз, в хлевы для коровы и в ≪стайки≫ для лошадей, через отверстия в полу, расположенные точно над яслями. Пол сделан двойным, чтобы запах от скотины не проникал на поветь и в жилье. Вниз хозяева попадали не выходя на улицу, а спускались по внутренней лестнице, скот же загоняли через наземные ворота, находящиеся в боковой стене.
Поветь —самое просторное помещение в доме, своего рода зал. В старину зимой или в осеннее ненастье тут собиралась молодежь на посидки, иногда водила хороводы —места достаточно. А когда играли свадьбу, топоезд с женихом по взвозу заезжал на поветь невестиного дома. Хозяйственный двор по длине занимает примерно 4/5 всей постройки, и это не удивительно, если вспомнить, что крестьянское хозяйство на Севере носило еще в прошлом веке полунатуральный характер: чуть ли не все необходимое производилось в нем самом. Говоря о столь внушительных размерах дома (длина его около тридцати метров), нельзя забывать, что быт даже в начале XX века сохранял черты патриархальности. Так в доме Ф. М. Ширяева в свое время жили семьи двух братьев общим числом в 16—17 человек.
Обилие дождливых дней, суровая зима заставили собрать всю усадьбу под одну крышу, а наличие рядом дешевого строительного материала — дерева давало возможность возводить просторные избы. Поражают они не только своими размерами, но и органическим соединением декоративного и утилитарного начал. По гребню крыши, точнее по самой высокой, князевой, слеге лежит охлупень, под который подведен кровельный тес. На обоих концах охлупня — коньки, словно воплощающие мощь всей постройки. С другой стороны тес упирается в желоба, концы которых покрыты декоративными порезками и выдвинуты далеко, чтобы стекающая вода не попадала на стены. Желоба — сливы лежат на деревянных крюках — курицах, обработанных в виде птичьих голов. Повторяясь через равные промежутки и перекликаясь по форме с коньком, они дополняют силуэт постройки.
Украшают дом и причелины — подбои с пропильной резьбой, закрывающие торцы слег, чтобы не загнивали они от обилия влаги. От охлупня спускается длинная доска — кись (или кисть). Кстати, это единственные элементы дома, которые прикреплены подбоинами — гвоздями домашней ковки. Во всем остальном применялись естественные способы врубки. Далекие деревни вплоть до Октябрьской революции оставались подлинным деревянным царством.
Следующим местом нашего визита было село - Сура.
Сура - родина одного из самых почитаемых русских святых - о.Иоанна Кронштадтского.
Иоанн Кронштадтский родился 19 октября 1829 года в селе Сура Пи́нежского уезда Архангельской губернии, был первенцем в бедной семье. «За слабостью здоровья» был крещён в доме в день своего рождения. В 1839 году поступил своекоштным воспитанником в Архангельское приходское училище, к окончанию которого был первым учеником. Перешёл в Архангельскую духовную семинарию, окончил её в 1851 году вторым учеником и за успехи был в том же году отправлен учиться на казенный счет в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую окончил в 1855 году со степенью кандидата богословия, защитив диссертацию «О Кресте Христовом в обличении мнимых старообрядцев» Благодаря поддержке Иоанна Кронштадтского в 1899 году в Суре Была основана община, а уже в 1900 году ее преобразовали в Сурский Иоанно-Богословский женский монастырь.
Сейчас в поселке идет активное реставрирование храмов, поэтому все они обросли строительными лесами и фотографировать я их не стал. А вот два кирпичных здания - местная пекарня (если еще пекарня) и настоятельский корпус - уже отреставрированы.
На берегу Пинеги с видом на деревню Остров делаем небольшой обед-перекус.
Следующая наша точка деревня - Явзора.
В деревне есть две достопримечательности. Во-первых самый старый рубленный дом на Пинеге, и ансамбль крестьянской усадьбы.
Деревня Явзора делится на два околка: Волость и Холм.
Околок -местное географическое понятие как часть или конец деревни. В Административном плане околки не выделяются и документально (а часто и географически) не фиксируются. В дореволюционной России совокупность околков нередко образовывала волость - низшую административно-территориальную единицу. По восприятию северный околок соответствует небольшой среднерусской деревне. (Святое Пинежье А. Иванова, В. Калуцков)
В околке Волость сохранился самый старый деревянный дом на Пинеге. Михаил Мильчик писал об этом доме в 1971 году:
«Здесь, в Волости, сохранился самый старый сегодня на Пинеге дом: рублен он в 1841 году, принадлежит М. Я. Дунаевой. … На углах, на шестом снизу венце видны особенно длинные пропуски бревен, на них настилались доски вымостов, иногда получавшие вид балкона-гульбища, и даже с перилами. «На долги зауголки вымосты клали», - рассказывают старики. Вымост нужен был, чтобы удобнее закрывать ставни. Их закрывали не только на ночь от «лесных людей», но и от «полудениц» или косматок, которые будто бы в полдень выходили изо ржи и заглядывали в окна, если они были открыты. В этом поверий причудливо сплелись рассказы о чуди и отголоски язычества».
В Явзоре нам попался свежесрубленный дом. Через десяток лет сруб потемнеет и не будет ничем выделяться от остальных построек деревни. Обратите внимание, что в доме нет ни стеклопакетов, ни сайдинга - дом построен в лучших традициях Севера и даже охлупень в виде коня присутствует на крыше! Эх, да везде бы так! Да какая была бы красота Северной деревни!
Местный транспорт. Одна лошадиная сила. Расход сена и овса неизвестен - зато неприхотлива и везет почти везде!
Мы немного отошли от рассказа о деревне. Именно отсюда открывается отличный вид на крестьянскую усадьбу в околке Холм. Из книги Михаила Мильчика :
«Тут, слева от дороги, высилась «давнешняя» Спасская церковь, в 40-х годах разобранная на склад. Справа, над рекой - крутой угор, на нем, на самом «веселом месте» села, красуется огромный двухэтажный домина, «всей деревне хозяин», как говорят местные жители. В подгорье - банька, повыше - амбары, правее - колодец с воротом под навесом. Все вместе они как бы полукольцом окружают склон, и это несколько беспорядочное движение вверх завершается красавцем домом, белыми окнами глядящим на речку, на Волость, на дорогу. Пожалуй, не видать нам на Пинеге более живописного ансамбля крестьянской усадьбы. Дом этот словно начинает собой торжественное шествие: за его озадком «спинами», точнее взвозами, к дороге и «лицом» к Явзоре стоят один за другим еще два двухэтажных дома 1884 и 1887 годов. И вот что любопытно: дом наш, принадлежащий ныне М. Е. Южаковой, самый «молодой» на угоре - 1901 года. Объяснение этому простое: мастер в начале века строил так же, как это отродясь повелось».
«Два этажа — два жилья (двухэтажные дома образно называют двужильными), однако принципы той планировки, с которой мы познакомились в Поганце, сохранились и здесь. Не удивительно, что хозяйка жалуется: дом большой, шестистенок, а жилых помещений всего пять, считая вышку. Строился такой дом для большой семьи и обживали его постепенно, в течение 10-15 лет по мере того, как подрастали ее младшие члены. Справа и слева к нему примыкают крытые галереи, из каждой три двери ведут в подклет, в сени и во двор. Галереи удачно создают переходный масштаб от небольших окружающих построек к массиву самого дома».
«Говоря об убранстве дома М. Е. Южаковой, следует отметить великолепную резную кись, длинную, свешивающуюся почти до уровня светелочного окна. Узор ее напоминает орнамент плетения, встречающийся в древнерусской рукописной книге, или рисунок старинной кованой решетки, ячейки которой скреплены друг с другом колечками».
Пока фотографируем усадьбу, вижу, что обратно идет лошадь с санями, в которых едет тот же мужик, что и в околке Волость. Видимо отвозил своих друзей домой. Чуть ли не бегом спускаюсь с горки, чтобы сделать интересный кадр, пока клацаю затвором, лошадь с санями проносится, мимо мня, мужик с саней кричит мне: "Второй раз попал в историю!" И я думаю, что очень удачно попал в историю - хороший кадр получился!
Едем дальше. Впереди нас ждал поселок нетипичным названием для этих мест - Новый путь.
Но сначала заехали в деревню Веркола, родину местного писателя Федора Абрамова. Деревню проехали насквозь, посмотрели, может, есть что-нибудь интересное. Но нет, кроме пару старинных пятистенков чего-то прям интересного не обнаружили. Проезжали мимо дома Ф.Абрамова, там вовсю кипела подготовка к юбилею писателя, чистили дорожки от снега, готовили дом к приезду гостей. Уже в Карпогорах мы узнали, что буквально на днях (29 февраля) У Абрамова день рождения - 99 лет, а в следующем году юбилей - 100 лет со дня рождения!
Я немного остановлюсь на Абрамове, дело в том, что мы общались с местными жителями и нет-нет но про Абрамова несколько слов было сказано. Так же в Карпогорах одна из центральных улиц носит его имя. Забегая вперед скажу, что в Карпогорах, в одном из двух книжных магазинов я купил книгу Абрамова - Братья и стеры.
По приезду я начал читать этот роман. Пишет автор, так легко, что с первых страниц ты просто уходишь в книгу с головой. В романе Братья и сестры Абрамов пишет о пинежских деревнях и о самой реке Пинега:
"Зимой, засыпанные снегом и окруженные со всех сторон лесом, пинежские деревни мало чем отличаются друг от друга. Но по весне, когда гремучими ручьями схлынут снега, каждая деревня выглядит по-своему. Одна, как птичье гнездо, лепится на крутой горе, или щелье по-местному; другая вылезла на самый крутой бережок Пинеги – хоть из окошка закидывай лесу; третья, кругом в травяных волнах, все лето слушает даровую музыку луговых кузнечиков.
Пекашино распознают по лиственнице – громадному зеленому дереву, царственно возвышающемуся на отлогом скате горы. Кто знает, ветер занес сюда летучее семя или уцелела она от тех времен, когда тут шумел еще могучий бор и курились дымные избы староверов? Во всяком случае, по загуменью, на задворках, еще и теперь попадаются пни. Полу истлевшие, источенные муравьями, они могли бы многое рассказать о прошлом деревни…
Целые поколения пекашинцев, ни зимой, ни летом не расставаясь с топором, вырубали, выжигали леса, делали расчистки, заводили скудные, песчаные да каменистые, пашни. И хоть эти пашни давно уже считаются освоенными, а их и поныне называют навинами. Таких навин, разделенных перелесками и ручьями, в Пекашине великое множество. И каждая из них сохраняет свое изначальное название. То по имени хозяина – Оськина навина, то по фамилии целого рода, или печища по-местному, некогда трудившегося сообща, – Иняхинcкие навины, то в память о прежнем властелине здешних мест – Медвежья зыбка. Но чаще всего за этими названиями встают горечь и обида работяги, обманувшегося в своих надеждах. Калинкина пустошь, Оленькина гарь, Евдохин камешник, Екимова плешь, Абрамкино притулье… Каких только названий нет!
От леса кормились, лесом обогревались, но лес же был и первый враг. Всю жизнь северный мужик прорубался к солнцу, к свету, а лес так и напирал на него: глушил поля и сенные покосы, обрушивался гибельными пожарами, пугал зверем и всякой нечистью. Оттого-то, видно, в пинежской деревне редко кудрявится зелень под окном. В Пекашине и доселе живо поверье: у дома куст настоится дом пуст.
Бревенчатые дома, разделенные широкой улицей, тесно жмутся друг к другу. Только узкие переулки да огороды с луком и небольшой грядкой картошки – и то не у каждого дома – отделяют одну постройку от другой. Иной год пожар уносил полдеревни; но все равно новые дома, словно ища поддержки друг у друга, опять кучились, как прежде.
Весна, по всем приметам, шла скорая, дружная. К середине апреля на Пинеге зачернела дорога, уставленная еловыми вешками, засинели забереги. В темных далях чернолесья проглянули розовые рощи берез.
С крыш капало. Из осевших сугробов за одну неделю выросли дома – большие, по северному громоздкие, с мокрыми, потемневшими бревенчатыми стенами. Днем, когда пригревало, в косогоре вскипали ручьи и по деревне волнующе расстилался горьковатый душок оттаявших кустарников…"
"Пинега в этом году вышла из берегов. Затопило все подгорье: пожни, поля, огороды. Уцелела только узкая полоска горбылей у леса. А так – море разливанное, ни конца ни края. По мутной воде тащило бревна, коряги, вывороченные деревья с корневищами. Иногда проплывали постройки, по самую крышу сидевшие в воде, – не то сарая, не то бани. И во всем этом необъятном разливе воды лишь кое-где на холминах торчали островья с шапками прошлогоднего сена да выгибались, все в белой пене, ершистые верхушки ивняка. Время от времени из заречья, оттуда, где на красной щелье холодно сверкают развалины монастыря, доносился глухой, протяжный гул. Это, подточенные половодьем, срывались в реку камни и глиняные оползни. Оттуда же, с заречных озимей, возвещая о своем прибытии, никем не тревожимые (за другой ныне дичью гонялись охотнички), трезвонили гуси да изредка печально, как осенью, подавали свой голос журавли."
Вот, это что касается Верколы и Ф. Абрамова. А мы пересекаем Пинегу и въезжаем в поселок Новый путь. Наверно раньше, названия как такого не было, был просто Артемиево-Веркольский монастырь.
История монастыря начинается с 1635 года.
Когда на пожертвованные Кеврольским воеводой Афанасием Пашковым средства, в благодарность к Святому праведному отроку Артемию Веркольскому за исцеление сына Иеремии от смертельной трясучей болезни, в лесу, поблизости от села Веркола, на месте обретения в 1577 чудотворных мощей св. Артемия Веркольского была выстроена церковь во имя св. праведного отрока Артемия.
Однако деревянный храм просуществовал недолго — он сгорел до основания ранее, чем воевода успел осуществить своё намерение перенести туда нетленные мощи св. Артемия, хранившиеся в это время в Верколе в приходской церкви св. Николая Чудотворца. В 1639 году в результате сильного пожара церковь св. Николая сгорела, но мощи успели вынести. Жители Верколы не хотели расставаться с чудотворными мощами и передавать их в новопостроенную неподалеку обитель. Над мощами была выстроена небольшая часовня, в коей они хранились в течение 10 лет за неимением средств на постройку новой приходской церкви.
В 1647 году в обитель из Москвы пришло письмо от воеводы Афанасия Пашкова с известием о назначении государем Алексеем Михайловичем в обитель жалования и о построении новой церкви в монастыре. В течение 2 лет была построена церковь, а 17 ноября 1649 года туда были со всеми почестями перенесены мощи святого Артемия. В 1650 г. в монастырь была прислана пожалованная государем Алексеем Михайловичем различного рода церковная утварь, богослужебные книги, священнослужительские облачения и 4 колокола.
С изданием Екатериной II Манифеста о секуляризации монастырских земель в 1764 году, многие монастыри обеднели. Не имея поддержки, кроме 300 руб. в год ассигнациями от «милости царския», Веркольская обитель пришла в упадок. Стало недоставать церковных одежд, свечей, масла. Несколько неурожайных лет привели монастырь к совершенному падению. В эти годы численность братии сократилась до 4-5 человек. Иногда за неимением священнослужителей некому было совершать службу. Жилищные корпуса обветшали и монашествующим негде было жить. После пожара, опустошившего монастырь в 1842 году, он был отнесен к числу заштатных.
В 1848 году братия монастыря получает в качестве пожертвования по почте от графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской из графского рода Орловых 5 тысяч рублей на содержание обители. Это спасает монастырь от закрытия. Тут же началась ежедневная усерднейшая служба. Обитель стала восстанавливаться, увеличиваться братством.
Последним настоятелем Веркольского монастыря до его закрытия стал епископ Павел (Петр Андреевич Павловский). В 1917 году он был хиротонисан в епископа Пинежского, викария Архангельской епархии. В 1920 году решением Священного Синода назначен исполняющим обязанности епископа Архангельского и Холмогорского. В этом же году арестован, впоследствии умер в заключении в 1937 году. Наместником Веркольского монастыря при епископе Павле был иеромонах Евгений.
Братство обители составляло 185 человек.
В конце ноября 1918 года в монастырь прибыл отряд красноармейцев. Часть братии ушла в другие монастыри. Тех, кто остался, расстреляли, а тела сбросили в Пинегу. В декабре 1918 года в обитель приехала особая комиссия по вскрытию мощей. 20 декабря 1918 года при вскрытии сундука с мощами был обнаружен обыкновенный уголь, перегорелые гвозди и мелкий кирпич. Признаков костей не оказалось.
Колокола с колокольни были все сняты и погружены на плоты, но при переправе их на другой берег плоты затонули. Колокола не найдены до сих пор и, вероятно, лежат на дне Пинеги.
Монастырский архив и древние рукописи были вывезены по распоряжению центрального аппарата НКВД в Губернский архив Архангельска.
Церковные книги и иконы были все вынесены из храмов и сожжены на берегу реки. Часть икон местные жители разобрали по домам, некоторые из них возвращены сейчас обратно в монастырь.
В разное время в монастырских зданиях располагались уездный комитет партии, госпиталь для красноармейцев, поселковая коммуна, детский дом, интернат для детей с отклонением в развитии и общеобразовательная школа.
За 70 лет монастырь был сильно разграблен. От иконостаса в Успенском соборе не осталось практически ничего. Полностью разобрана на кирпичи стена, развалена колокольня, возвышавшаяся над вратами. Уничтожены купола и кресты.
Своим возрождением обитель прежде всего обязана Людмиле Владимировне Крутиковой, вдове писателя Федора Абрамова, которого всегда волновала проблема духовного возрождения России и восстановления монастырей.
В 1989 году Людмила Владимировна от имени Веркольской православной общины, созданной активистами села, направила три письма: председателю Совета Министров РСФСР Александру Владимировичу Власову, Патриарху Московскому и Всея Руси Пимену и в Совет по делам религий. Благожелатели помогли, чтобы письма дошли до адресатов.
Совет по делам религии Совета Министров СССР на заседании 19 марта 1989 года зарегистрировал религиозную общину РПЦ в деревне Веркола Пинежского района Архангельской области с передачей ей здания церкви св. Артемия Праведного для молитвенных целей.
Весной 1990 года пришло известие о передаче Веркольского монастыря в распоряжение Русской Православной Церкви.
25 декабря 1991 года Священный Синод принял решение об открытии Артемиево-Веркольского мужского монастыря.
Из архитектурных построек сохранились:
Трапезная церковь Казанской иконы Божией Матери - 1907-1909 года постройки.
Церковь Артемия Веркольского - 1785-1806 года постройки
Собор Успения Пресвятой Богородицы - 1881-1897 года постройки.
Рядом есть деревянная церковь Илии Пророка (1697) и деревянная часовня Артемия Веркольского (2007). Чтобы добраться до них пришлось одевать лижи. Вот тут и состоялась моя первая, совсем небольшая, прогулка на моих новых охотничьих лыжах. Даже после первой прогулки я пока что не раскусил, всю прелесть охотничьих лыж. И сколько можно было интересного глянуть да этого, если бы про них я вспомнил чуть раньше.
Тем временем золотой свет предзакатного солнца начинает красить все в свои теплые цвета, и мы мчимся далее.
Дальше мы заезжаем в деревню Ёркино.
Еще по поездке 2013 года эта деревня запомнилась мне своей чистотой, минимальным количеством заброшенных или покинутых домов, аккуратными ухоженными дворами и рядами белых окон. Еще в Ёркино хорошо сохранилась амбарная улица. Я не знаю почему Мильчик в книге "По берегам Пинеги и Мезени" ничего не упоминает об этой деревне, но, на мой взгляд, она интересней чем скажем Шардомень.
В деревне есть несколько старинных домов. Дом, шестистенок И.П. Жигаловой, построенный в 1877 году, на фасаде дома красуется красивая, новая табличка, о том, что этот дом является памятником архитектуры, да вот только за фасадом, все уже растащено на дрова... Увы, исторические постройки Севера неумолимо уходят в водоворот времени.
В деревне отлично сохранилась амбарная улица. Десятка полтора амбаров выстроились в ряд вдоль одной из деревенских улиц.
Многие амбары стоят на столбах с урезанным основанием. Сделано это специально, чтобы мыши и прочие грызуны не смогли добраться до содержимого амбара - зерновых культур.
Внутри дворов попадались и колодцы-журавли.
Как и в первый раз, деревня снова оказалась очень колоритной и интересной. Но солнце неумолимо котилось к горизонту. В деревне надрываясь, лаяли собаки, отчасти мешая походить пофотографировать деревенские сюжеты.
От Ёркино мы попробовали проехать к деревне Едома, а оттуда к Чухчеренскому погосту, где сохранилась деревянная Никольская церковь 1699 года постройки. Но уходящая чищеная дорога закончилась около местного кладбища, куда-то вглубь пинежских лесов уходила одинокая тракторная колея. Мы попробовали проехать по ней, но через сотню метров стало ясно, что дорога, а точнее колея сулит нам не хилую такую борьбу "за урожай" в темноте. Поэтому пока непоздно развернулись и поехали искать место под ночлег.
На ночлег нас приютила отличная чищеная полянка на берегу Пинеги, прям напротив деревни Ёркино.
Продолжение следует....
#архангельская область #русский север #север #зимний север #деревянное зодчество #русь #деревянное зодчество руси #путешествие #путешествие на машине #путешествие по россии