Написано в апреле 1998 года...
Каюсь...
Каюсь за то, что стою сейчас здесь, под тёмным апрельским небом. С его высот орошает землю, деревья и траву жёлтая кособокая луна, мертвенно-белый свет которой так гармонирует с моим настроением. Точнее, с его отсутствием.
Каюсь.
Каюсь за то, что так редко приезжал к тебе. Каюсь за то, что встречи наши были скоротечны и нестабильны, как-то... комковаты, что ли. Каюсь за то, что мало времени уделял тебе, твоим делам, твоему дому. Каюсь за то, что всему этому всегда находил «достойные» оправдания: далеко ехать, дела и совсем нет времени, ещё не вечер, вот летом уж точно...
Каюсь.
Каюсь за то, что, всегда любя тебя искренно, всё же недолюбил. Каюсь за то, что не смог быть с тобой до конца искренним, совершенно честным, истинно родным.
Каюсь.
Каюсь за то, что сейчас, когда все давно уже ушли в твой дом, по-прежнему стою здесь, с тобой рядом, и плачу. Плачу навзрыд, горько. Плачу так, как не плакал, наверное, с детства. Даже там, «за речкой», на войне... Под тёмным подмосковным апрельским небом. Под вечным светом бледнолицей и кособокой луны. Каюсь за свои воспоминания, нахлынувшие на меня.
Каюсь.
Каюсь за то, что уже никогда-никогда не смогу по достоинству оценить вкус твоих прекрасных пирогов с мясом, которые так сильно любил и название которых так и не смог запомнить. Каюсь за то, что всегда наивно и эгоистично фыркал, получая каждый раз на Новый год от тебя непременные тёплые вязаные носки из собачьей шерсти. Каюсь за то, что никогда (Никогда! Какое страшное слово...) не одевал их, не носил...
Каюсь.
Каюсь за то, что прошедшее Рождество предпочёл провести с друзьями в Италии, а не с тобой. Каюсь за то, что считал скучной к тебе поездку...
Каюсь.
Каюсь за то, что даже сейчас, после твоей смерти, в моих мыслях больше страдания за себя, чем за тебя... Так уж устроены люди — в смерти близкого человека всегда больше жалко себя: как мы теперь? как жить?
Каюсь...
Каюсь...
Каюсь...
Жёлтая луна давно зашла за деревья, отбрасывающие зловещие тени на фамильный некрополь. А я всё стою и стою. Слёз уже не стало — все выплаканы, досуха, без остатка. Мамина рука ласково легла на моё плечо. Она встала рядом со мной, и мы долго ещё смотрели то на Луну, беззастенчиво и цинично убегающую куда-то на запад, то на кресты над могилами наших прародителей.
Каюсь.
Каюсь за то, что ещё одним крестом здесь стало больше.
Я потерял близкого человека.
У меня умерла бабушка...
Каюсь!
Написано 30 апреля 1998 года.