Максим Горький (он же Алексей Пешков) в своих пьесах и статьях, бывало, использовал оборот «четырехэтажная фамилия». Так усатый «буревестник» повествовал читателям о «нервно раздерганном» человеке, с которым познакомился в своем курортном средиземноморском поместье на Капри, и звали которого Алексей Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский. Но обо всем по порядку.
Корни из Духовщины
Алексей был младшим сыном в семье земских врачей Константина Степановича и Варвары Карловны Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинских. Отец семейства принадлежал к старинному роду дворян Подольской губернии, хотя не чурался народнических идей, а, скорее наоборот, был вольнодумцем, что, впрочем, не мешало качественно и профессионально выполнять свою работу, следуя клятве Гиппократа. Под стать ему была и супруга, столь же самозабвенно выполняющая свой врачебный долг. \
В городке Духовщина Смоленской губернии в 1888 году вспыхнула эпидемия, и доктор Варвара ринулась в бой с бациллами тифа столь же отчаянно, как и ее отец, генерал-лейтенант Карл Шейдеман, который героически защищал Севастополь в годы Крымской войны. К сожалению, доктор сама заразилась тифом и умерла, оставив на отца двух малых ребятишек – трехлетнего Володю и годовалого Лешеньку. Отец, погоревав по любимой супруге, перебирается с сыновьями в Петербург, где устраивается врачом на Путиловский завод. В личной жизни тоже все сложилось удачно - нашлась друг и помощница Ольга, которая родила Константину Степановичу еще троих ребятишек, а старших сыновей окружила заботой и вниманием.
Владимир и Алексей отличались по характеру, но друг друга любили, что называется, по-братски. Старший Владимир рос необыкновенно добрым и бескорыстным ребёнком. Ему был присущ врождённый аристократизм, который отнюдь не переходил в чванство и самовлюбленность. Алексей был менее общителен, любил одиночество, кормилица даже называла его «унывненький», но с друзьями (пусть и немногочисленными) общался с удовольствием, становясь душой компании.
Братья окончили гимназию Императорского Человеколюбивого общества и поступили в университет. Владимир на юридический факультет, а Алексей – на филологический.
Алексей
Уже в детские и юношеские годы в Алексее все явственнее проступали признаки меланхолии, грусти, «болезненной пытливости духа», как называл это старший брат, оставивший прекрасные воспоминания о младшем. Из них можно узнать, что Лешенька рано выучился читать, поражая близких своей памятью (особенно на стихи). При этом его увлекало все «героическое» - рыцари, Наполеон, игры в войну оловянными солдатиками.
Однако героика порой уступала место грусти и меланхолии. И тогда мальчик замыкался в себе, думая о «том свете» и рассуждая о нем совершенно не по-детски. Лет в 7-8 Алеша чуть не утонул в деревенском пруду. Как вспоминает старший брат:
Его вытащили, и на вопрос, боялся ли он и пр., он отвечал – «Я только думал, куда я попаду – в рай или чистилище». Смерти вообще он не боялся, искал ее, хотел ее «разгадать», и только физический страх боли удерживал его «рискнуть» идти ей навстречу. А сколько раз он порывался!
Интересно, что в 1898 году отец взял сыновей в путешествие на Иматру, финский городок, ставший Меккой для самоубийц. В статье «Билет в один конец...» об этом таинственном городке рассказано подробно. Возможно, после этой поездки, дремавшие в душе паренька силы, тянущие к самоубийству, получили дополнительный импульс.
Может быть, подобные порывы самоубийственных сил, наложенные на душевные метания и поиски «чего-либо героического» привели Алексея в марксистские кружки и на бунтарские студенческие сходки, где он был в первых рядах. Сочетание бунтарства и приступов меланхолии дает взрывоопасный коктейль, который приводит и на тюремную скамью (благо, домашние быстро разрулили ситуацию), и к отчислению из университета, и к реальному самострелу.
"Три пули будут в тебе..."
Однажды цыганка нагадала Алексею, что в нем будут «сидеть три пули» и он не доживет до 30 лет. Все сбылось.
Первый выстрел прозвучал летом 1905 года, когда девятнадцатилетний молодой человек приехал погостить к родственникам в деревню. Никогда до этого не охотившийся (!) близорукий меланхолик приготовил ружье и лодку для выезда за дичью. Но оружие не терпит дилетантства и небрежности – брошенное в лодку ружье самопроизвольно выстрелило, и весь заряд пришелся в колено горе-охотника.
Через день началась гангрена, и ногу пришлось ампутировать. Алексей сумел научиться ходить на протезе, причем со временем так навострился, что даже трость забросил в чулан. Сам же, продолжал писать стихи и, прихрамывая (не без этого), спешить на студенческие марксистские сходки, как на работу.
Поводы для этих сходок-шабашей находились разные, нашелся и в 1909 году – руководство университета отчислило несколько разгильдяев - второгодников еврейской национальности. Вообще, «еврей-второгодник» звучит столь нелепо, что хочется добавить это словосочетание в список извращений от Фаины Раневской
"Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм - это не извращения." - говорила Фаина Георгиевна. "Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду".
Скорее всего, эти еврейчики и не желали учиться в универе, а были засланы БУНДом или другой подобной бандитско-революционной малиной сбивать с панталыку нормальных студиоузов, но случилось то, что случилось. А именно, студенты вышли побузить, получили тумаков от доблестной царской полиции, и наш Алешенька принял решение в знак протеста застрелиться.
Решено-сделано. Но стреляться в одиночестве ему было скучновато, поэтому сидя с другом Карамышевым за стаканчиком мадеры, Лозина-Лозинский достал пистолет и направил себе в сердце. Друг был не совсем пьян, поскольку успел подбить руку самоубийцы, и пуля прошла в область плеча. Вылечив паралич руки, поэт-стрелок стал писать еще более грустные и тонкие стихи, а попытка самоубийства столь драматично отозвалась в сердце сокурсницы поэта Наденьки N., что та приняла яду и совершила с собой то, что не получилось у ее кумира. О, этот декадентский Серебряный век!
Третий выстрел (вспомним пророчество цыганки) прозвучал в питерском ресторане «Рекорд» в январе 1914 года, где кутила большая компания литераторов, среди которых был и Александр Иванович Куприн. И снова все обошлось - пуля прошла выше сердца, через легкое навылет.
Поэтом можешь ты не быть, самоубийцей быть обязан
К этому времени Алексей Лозина-Лозинский давно уже разочаровался в марксизме и его верных прислужниках. Не случайно, с Горьким у него не сложились отношения абсолютно. Видя как царствует на Капри в своем "королевстве кривых зеркал" певец бури, окруженный "сворой" подпевал, Алексей просто отошел от него в сторону, читая знакомым свои новые стихи и играя в любимые шахматы с Борисом Гордоном.
Последний оставил об Алексее любопытные воспоминания, в которых рассказывает, что открыл Лозина-Лозинскому поэзию Игоря-Северянина. Как-то не очень верится. что поэт, общающийся с Анной Ахматовой, Николаем Гумилевым, Ларисой Рейснер ничего не слышал о Северянине, взорвавшем в 1913 году отечественную литературу своим "Громокипящим кубком".
Что касается Алексея Константиновича, то сам он уже был признанным поэтом, издавшим несколько сборников стихотворений, которые даже «язвительный остроумец» Георгий Иванов признал «несомненно талантливыми». Надо ли говорить о том, что было главной темой поэзии Алексея Лозина-Лозинского? Конечно же, Ее Величество Смерть, которую он так искал и в конце концов нашел в 1916 году.
Впрочем, за оставшиеся пару лет жизни он успел пошуметь и в России, и за границей. В родном Отечестве он проехал весь север Империи через Архангельск на Мурман, побывал в Печенегском монастыре. Север он любил всегда:
«все Крымы мира не стоят ни черта в сравнении с Валаамом».
Затем поехал в Швейцарию, где поработал над книгой ««Как беспроигрышно играть в рулетку в Монте-Карло? Исследования по теории вероятности». С разработанной теорией прибыл в Монте-Карло и… успешно проиграл все имеющиеся активы.
Но, очевидно, что дома был запасец денег, потому что по прибытии в Петроград, он покупает с друзьями яхту, ходит на ней по шхерам, и снова пишет стихи, прозу, переводит и издает свои сочинения.
Но, роковые 30 лет приближались неумолимо. За три недели до юбилея, Алексей Константинович принимает смертельную дозу морфия, методично записывая при этом свои ощущения и переживания. На рабочем столе был открыт томик любимого им меланхолика и декадента Поля Верлена.
Владимир
Старший брат тоже писал стихи, блестяще знал европейские языки, служил в одном из департаментов Правительствующего Сената. Безусловно, Владимир бы сделал блестящую гражданскую карьеру, не случись войны и революции. С началом Первой мировой, он стремится на фронт, но получает отказ по состоянию здоровья. Тогда он идет работать помощником начальника Петроградской санитарной автомобильной колонны, где организует перевозку раненных со столичных вокзалов и распределяет их по госпиталям.
Революция переворачивает жизнь Владимира. На его глазах большевики расстреливают духовника царской семьи Александра Васильева, с которым Владимир Константинович был очень дружен и жил в одном доме. Лозина-Лозинский принимает решение стать священнослужителем. В «окаянные дни» это было практически приговором. Но Владимир не собирался умирать, он хотел жить и служить Богу, помогая людям.
Это у него получалось замечательно. А что божьему человеку – здорово, то большевикам смерть. Точнее, наоборот. Демоны в кожанках не могли спокойно смотреть, как народ тянется за словом Божьим к отцу Владимиру.
Отец Владимир, моли Бога о нас!
Начиная с 1924 года пошли постоянные аресты, допросы, пытки, ссылки и лагеря. За плечами отца Владимира и питерская тюрьма, и С.Л.О.Н. (Соловецкий лагерь особого назначения), и суровая сибирская деревенька в Иркутской области.
Везде отец Владимир оставался собой, стремясь жить и служить с любовью к людям, которые запомнили его таким:
«Изящный, с небольшой красивой остриженной бородкой…. Аристократизм поведения, наклонностей и привычек не исчезал даже, «когда он отвешивал вонючую воблу» в продовольственном ларьке, разносил посылки или мыл управленческие уборные.
Современники отмечали врождённый такт
«и…светившуюся в нём глубокую любовь к человеку… Он был «так воздушно-светел, так легко-добр, что казался воплощением безгрешной чистоты, которую ничто не может запятнать».
Но большевики таких очень не любят. Выдержавшего все гонения отца Владимира, после десятилетия испытаний ставшего в 1934 году служить в Новгороде, расстреляют по надуманному обвинению уже через три года.
В наше время (2000 г.) Владимир Лозина-Лозинский причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.
Святый священномученик Владимир, моли Бога о нас!
