Друид Мерлин иногда ненавидел свою жизнь. У него было непрекращающееся чувство того, что все вокруг ведут себя как дети, а он один – случайно оставленный взрослый маг – в ответе за все их деяния.
Он придерживался такого мнения до того часа, пока не приходила пора ехать к очередному, уже настоящему, ребенку, в котором жила магическая сила, и Мерлин был призван (иногда даже самопризван), чтобы научить дитя владеть своей силой и помочь направить означенную силу по нужному пути.
Нужному ему и Камелоту пути.
Мерлин считал себя предусмотрительным и старался, чтобы число неприятных неожиданностей сходило к минимальному значению. Он страховал и сам себя, и Камелот, становясь во главе правления Совета при короле Утере Пендрагоне, выслеживая отпрысков с магическим дарованием в знатных семьях, и обучая их по своему разумению.
Это было очень утомительно. Непонятно кто был хуже. То ли советники короля Утера, желающие рвануться в военный поход по поводу и без, то ли король Утер, упрямо вбивающий себе в голову то одно, то другое безумное желание и не умеющий от этого желания отступать, то ли знатные отпрыски, имеющие зачатки магии, а вместе с тем и очень тяжелые характеры.
Иногда друид Мерлин ненавидел всю свою жизнь, но, чувствуя в себе долг, поднимался раз за разом с постели, принимался за работу и сдерживал то, что на самом деле хотел сказать, полагая, что если он не справится с таким трудным и необходимым делом, то не справится уже никто.
***
Моргана Корнуэл имела все шансы в будущем стать сильным адептом в служении трону Камелота. Мерлин взялся её обучать с самого раннего возраста, но уже сейчас отмечал в пятилетней малышке что-то очень пугающее, яростное, дремлющее темными змеями в её душе. Он понимал, что это идёт от большого количества силы, сваленного в детство, а ещё от того, что девочке нужно было дать цель в будущем. Мерлин хотел сделать из неё защитницу земель, полагая, что она направит все свои силы лишь на это.
К тому же – у неё была хорошая семья. Герцог Корнуэл отличался известной храбростью, успел прославиться во многих военных походах и был на хорошем счету короля Пендрагона. Мать же – Алейне Корнуэл, славилась красотой столь огромной, что с неё писали портреты и делали статуи, ей посвящали стихи все знатные и сколько-нибудь значимые мужчины, и гадали, ожидая её выбора. И день свадьбы Алейне ознаменовался множественным отчаянием, и признанием: пара была удивительно хороша. Мужественный герцог и она – прекрасная, хрупкая, наполненная неземной красотой…
Судить было рано, но Мерлин, приглядываясь к Моргане, уже угадывал черты ее матери и предвидел, что она унаследует от нее много красоты. А это значит, что партия ей может быть сделана поистине блестящая!
Мерлин не любил неприятностей и предпочитал контролировать все, что только мог контролировать. У короля Утера не было детей, и это омрачало и расшатывало положение Камелота, как незыблемой единицы. Но у короля был близкий родственник – принц Багдамаг де Горр, и у того уже был наследник – сын Мелеагант, обладающий также могущественной силой, и годом лишь старше Морганы.
Мерлин старался не заглядывать настолько вперед, но в хитром уме его, против воли, зародилась уже неплохая линия: после смерти Утера трон займёт Багдамаг, но а там подрастет и Мелеагант, станет наследником и, когда придет пора искать ему жену, почему бы не составить хорошую партию, выгодную трону?
Два ребенка, выращенные Мерлином, обученные им, должны были иметь и благодарность перед ним, и ум, и неслабое магическое стремление – такая сладкая реальность плыла в мыслях друида.
Но реальность начала горчить после первой же встречи уже на занятии с Морганой Корнуэл.
***
Девочка оказалась въедливой. Нет, не по-детски наивно-въедливой, а какой-то злобной. Она не прощала Мерлину никаких оговорок, не гнушалась передразниванием, хихикала, когда Мерлин терял нить разговора, а еще любила задавать вопросы. И не такие, какие Мерлин привык выслушивать, а очень мрачные.
Например, о смерти:
-Что происходит с человеком, когда он умирает? – задавала она вопрос самым требовательным тоном, перебивая рассказ Мерлина о лекарственных зельях первого порядка.
-Что? – друид моргал глазами. – Э, человека хоронят. Или сжигают. Словом…
-Нет! ему больно?
-Человеку? Нет. дух покидает тело задолго до того, как его хоронят или сжигают. Дух уходит в чертоги Авалона, к вратам вечности.
-А может ли дух вернуться?
-Моргана, - Мерлин старался держать себя в руках,- сейчас мы с тобой проходим лекарственное воздействие ромашки на головную…
-Это неинтересно! – категорически отвечала Моргана.
За ней вообще такое бывало. Если ей неинтересно, то всё – ответов можно не ждать. Даже если знает, будет молчать. Мерлин пытался и так, и эдак, и уговаривал, и ругал, и стыдил, и даже матери её жаловался, и отцу, но получал в ответ от отца:
-Вся в меня! Я тоже упрям!
И от матери:
-Девочка знает, чего хочет!
Мерлин смотрел на герцога Корнуэл и хмурился, смотрел на мать и понимал, что красота Алейне не позволяла многим увидеть её довольно примитивный ум, и здесь дочка пошла все-таки в отца…
А Моргана продолжала задавать свои вопросы. Вместо обсуждения трех магических законов, она спрашивала:
-Можно ли совершить злое дело ради хорошего?
-Э…хорошее дело нуждается в хороших поступках, - отвечал Мерлин, - но давай поговорим об этом позже, когда закончим с законами? Хорошо?
-Нет, сейчас!
Мерлин вздыхал. К Моргане требовался подход, которого он не мог дать. А она, словно бы чувствуя его бессилие, донимала:
-А как одно дело может быть хорошим или плохим?
-Твой отец уходит на войну за короля и народ – это хорошо, - объяснял Мерлин.
-Но если ему нужно воевать, значит, те люди тоже считают, что поступают хорошо! – возмущалась Моргана и у Мерлина не было ответа. А девчонка добивала. – У них же тоже есть король, народ…
-Но они нападали на нас! Мы идем вернуть и отвоевать свое.
-А почему они нападали?
-Потому что они плохие. Они злые. Они завоеватели.
-Завоеватели без причины? – уточняла Моргана и Мерлину хотелось сбежать подальше. В свои, едва исполнившиеся, проклятые пять лет она понимала больше, чем некоторая часть советников Утера.
Тяжело было друиду, очень тяжело.
***
Со вторым учеником, на которого Мерлин делал ставки, с Мелеагантом де Горром, будущим, как надеялся друид, королём, было тоже непросто. тот не был въедливо-злобным, тот был очень любознательным и несчастным. Он уходил в книги и знания, не имея любви отца – Багдамаг не мог простить Мелеаганту то, что своим рождением тот убил мать, и не пропускал ни одного случая как-то сделать больно сыну, вымещая на нем боль. И боль эта была опаснее физической.
Ни одно достижение, ни одна мысль сына не была достойной внимания Багдамага. Советники принца переглядывались – они уже давно заметили в ребенке некоторые черты отца и ум, и видели, что будущее его ждет блестящее, но Багдамаг не слушал здравого смысла и на все отвечал:
-Мой сын слишком слаб. Слишком ничтожен. Ему не удержать моего трона. Мой род будет опозорен!
Мерлин же, обучая Мелеаганта общим наукам и магии, чувствовал в ребенке тяжелую ношу от этого нелюбви самого близкого человека, и, как мог пытался подбодрить его. Но Мелеагант, несмотря на свой детский возраст, сам нашёл себе утешение в учебе.
Ни один том, ни одно сочинение не задерживались у Мелеаганта надолго. Он с жадностью проглатывал все книги, что приносил ему Мерлин, читал все подряд, даже зачастую многого не понимая, но запоминая и переписывая себе в бумаги что-то. Что казалось ему важным. Его не интересовали ни игры, ни рыцари, ни турниры, ни охота…
У Мелеаганта к приезду Мерлина была сотня вопросов, которую он методично задавал, вычеркивая вопрос из длинного листа и переходя к следующему. Вопросы были и простые о толковании истории и географии, и до сложных, каких-то философских размышлениях об идеальной власти, выдернутые бог знает откуда. И путь Мелеагант не понимал даже пока всей этой сложности, он требовал объяснения, постоянно и методично, постигая все области, какие мог только охватить.
Мерлин пришел к двум выводам: первый- с обоими детьми, на которые он делал ставку, что-то не так; второй – если смешать их и разделить на два равных человека – получится два многообещающих человека, а если на три – то три нормальных ребенка.
Но никто никого не делил и Мерлин сначала пререкался с пятилетней Морганой, а потом отвечал на кучу вопросов Мелеаганта. Первая брала только то, что ей было интересно, второй – все подряд и требовал объяснений без конца и края. Первая не отличалась добрым характером и мягкостью нрава, уверенно чувствуя себя в своем доме, а второй просто искал способ уйти от неприятия отцом и, возможно, добиться его расположения…
Но Мерлин уставал от обоих. Помимо обучения общим наукам и магии, ему приходилось еще успокаивать конфликты Камелота, участвовать в заседаниях совета, а еще заботиться о короле Утере, который впадал во всю большую мрачность и Мерлин пока не видел этой причины.
Ему нигде не было отдыха, но он крепился ради долга. Но судьба перемешала весь его долг, словно карточную колоду и построила сама свою комбинацию.
***
Король Утер Пендрагон был упрям. Он не умел отступать ни от чего и, встретив Алейне Корнуэл на пиру в честь большой победы, значительная часть которой принадлежала и ее мужу, влюбился. Вернее, этим «влюбился» он красиво описал своё желание обладания столь прекрасным трофеем. И от этого мрачнел.
Алейне не изменяла мужу. Мерлин, правда, мог предполагать, что до красавицы просто не доходили намеки поклонников, но так или иначе – она была верной женой и любящей матерью, баловавшей свою единственную дочь Моргану.
Мерлин, прознав о мыслях Утера, направленных на получение столь желанного дара, попытался воззвать к рассудку короля:
-Она замужем. У них хорошая, крепкая, любящая семья…
-Разве король не может брать все, что пожелает? – возразил Утер. – Ее муж всего лишь мой слуга. Все его имущество принадлежит мне.
-Но она не имущество, - попытался напомнить друид, - а ваш герцог Корнуэл – вам верный слуга, защитник Камелота, у него много прекрасных и славных походов, и…
-Храбрецы всегда найдутся, - отмахнулся Утер, - Мерлин…ты же маг!
-Да, я догадался, - напряженно ответил советник. Ситуация выходила из-под контроля.
-Тогда придумай способ, чтобы хоть раз, но Алейне Корнуэл стала моей! – рявкнул король и в глазах его полыхнуло безумие.
Отговоры, даже угрозы Мерлина не помогали делу. Король стал практически болен одной мыслью о недоступной красавице.
«В конце концов, я присягал короне, а не Корнуэлам!» - в отчаянии подумалось Мерлину, и он дал долгожданный ответ:
-Я согласен отыскать для вас способ.
Утер вцепился обеими руками в его плечо и горячо зашептал:
-Благодарю, благодарю, мой друг! Никогда не забуду! Никогда! Вечный твой должник!
-Погодите, - смущенно отозвался друид, - тут хитростью надо…
***
В хитрости у друида недостатка не было. Была проблема в совести, что взбунтовалась, но Мерлин успокоил сам себя тем, что сумеет провернуть все так, что никто ни о чем не узнает. Недаром он маг!
Была выбрана ночь. Герцог Корнуэл днем раннее отправился в поход и по плану Мерлина король Утер должен был принять его облик, чтобы Алейне не догадалась и так войти в ее дом. Он должен был сказать что-нибудь о том, что отъезд задержали или еще что-нибудь такое, и уйти к следующему рассвету.
Может быть, Мерлин и был хорошим тактиком, но как стратег провалился…
Утер Пендрагон, появившись в чужом обличии, не стал утруждать себя объяснениями, что насторожило даже неумную красавицу. Но оказалось и хуже… Мерлин выпустил из мыслей Моргану, решив, что его магия сильнее, чем магия ребенка. магия, может быть, была и сильнее, но природа Морганы оказалась чище, и она увидела под личиной своего отца совершенно чужого человека.
Позже Мерлин попробовал выяснить уже у взрослой Морганы, что она почувствовала в ту ночь, как это выглядело, и нарвался на очень тихий, и от этого еще более зловещий ответ:
-Представь, что видишь лицо, надетое, словно маска, на чужого человека. Ты смотришь в знакомые черты и видишь сквозь них. как будто бы тряпка безвольности. Как будто бы пустота…
И отказалась рассказывать дальше.
Годы спустя от той ночи Мерлин узнает, что Моргана многие годы видела один и тот же кошмар. Но в ту ночь одним разоблачением дело не кончилось.
Моргана – пятилетняя девочка, попробовала закричать, предупредить растерянную мать, не ожидавшую мужа, но не смогла. Заклинание Мерлина, наложенное на всякий случай, на личину отца, парализовало ее. Она попыталась броситься к матери, оттащить ее, или оттолкнуть чужого человека, но не смогла пошевельнуться.
А ненастоящий ее отец прошел мимо, пихнув невесомую девочку так, что она потеряла сознание.
Но и на этом еще не все. В эту ночь – в роковую, проклятую ночь погиб настоящий отец Морганы, и Алейне Корнуэл, узнав всё, угасала на глазах. Даже то, что в ней уже была новая жизнь – долгожданный наследник Утера, плод обмана и подлости, не остановила ее угасание. Ровно как и уже существующее, любимое дитя, на которое Алейне теперь смотреть не могла, видя бесконечный укор в глазах дочери, укор, которого на самом деле не было. Но приходящий в муках угасающей красавицы.
Разродившись, Алейне с облегчением умерла, не подумав ни о нежеланном, но все-таки сыне, ни о любимой когда-то дочери – ни о чём. Ей было тяжело, и она хотела уйти от этой тяжести.
***
-Мальчик или девочка? – тихо спросил Утер Пендрагон у Мерлина. – Кто родился?
Мерлин взглянул на короля, рассчитывая свой ответ. Если он скажет «мальчик», Утер примет его. А потом? Будет ли он укорять себя и стыдиться своего поступка? Оставит ли это напоминание о собственной слабости возле себя? Не лучше ли ребенку пока не знать своего происхождения? А вот если Мелеагант де Горр, заняв престол, будет вести себя неразумно, тогда можно и явить наследника…
-Девочка, - солгал Мерлин.
-Тогда – прочь её,- ожидаемо ответил король. – в монастырь. Или куда хочешь. Ее не было. Понял?
Мерлин кивнул. Он уже знал, куда отдаст ребенка. на воспитание одному бедному, простоватому, но доброму рыцарю, чтобы никто не подумал его искать, чтобы никто не помыслил…
-Как поступить с ее дочерью? – почему-то этот вопрос дался друиду тяжелее лжи.
-С кем? – Утер прикинулся непонимающим.
-С Морганой Корнуэл, - уточнил друид и не удержался, - с дочерью женщины, погибшей от вашей страсти.
Лицо короля побелело от гнева:
-Как смеешь ты бросать мне столь низкое и подлое обвинение?! Как смеешь указывать…ты!
И, понизив голос, добавил:
-Слушай меня внимательно, Мерлин! Слушай и запоминай. Ничего не было. Мое имя не связано с ее именем.
-Но вы не хотите позаботиться о сироте вашего верного друга, павшего в боях за Камелот и ваш трон? – невинно уточнил Мерлин.
-Пошёл вон! – отозвался Утер. – На всех сирот не хватит ни одной казны.
Мерлин вышел в ярости. На себя самого, но больше на Утера. Тот вычеркнул все свои слова о благодарности одним «пошёл вон», не желая ни одного напоминания о своем провале, о своей ошибке, своем упрямстве и подлости.
Значит, у Мерлина развязаны руки!
Он опрометью бросился в замок выцветшей жизни, семейное древо Корнуэл и не обнаружил там девочки. Нигде.
С испугу налетел на кухарку:
-Куда вы дели наследницу?
-Наследницу? – тупо переспросила она, мелко дрожа.
-Девочку! Ей пять лет! Куда вы ее дели, ну?
Кухарка моргала – толку от нее не было. Мерлин бросился искать и не нашел даже следа. Моргана испарилась, словно ее и не было. В комнатке – светлой и чистой был идеальный, неживой порядок, а на столе – впервые сделанное ею домашнее задание для Мерлина. Написано аккуратно, разборчиво, сухо…
Мерлин искал по окружным деревням и городам, но Моргана пропала на долгие годы. Лишь через семь лет он начал находить ее следы и ужасался каждому новому: девочка, в которой он хотел видеть опору для Камелота, оказалась замечена то на дрянном Тракте, где обитали убийцы, грабители и прочий дорожный сброд; то прошел ее след где-то в трактирной драке; то в каком-то пожаре…
Да и Мелеагант, на которого сгрызаемый совестью друид обрушил вдвое больше усилий, вдруг стал замыкаться в себе и не пускал в свои мысли наставника. Чаще стал думать и еще больше читать.
А Утер делал вид, что никакого Мерлина и вовсе нет- тот был живым напоминанием его греха. В одну ночь ситуация вышла из-под контроля Мерлина навсегда. Мерлин, видя непокорность Мелеаганта, решил поставить на трон бастарда Утера – Артура Пендрагона и снова взять всё под контроль.
***
А когда в замок Артура Пендрагона, только-только занявшего свой уже трон, напуганного внезапно открытым собственным происхождением, пришла Моргана – совсем другая, болезненно-худая, яростная, полная глубинной решительности, Мерлин почувствовал и облегчение, и ужас.
Совесть отпустила его на мгновение: жива! – и тут же сжала горло ледяной рукой – но какая она теперь?
А Моргана явилась по законному праву. Как сводная сестра короля она пришла за своим титулом, за положением…
Мерлин выкроил минуту, чтобы спросить:
-Как ты выжила?
-Изменила свою сущность, друид…- это её «друид» звучало оскорблением, - я должна была стать волшебницей, а стала ведьмой. Я дралась. Я убивала. Травила и жгла. Интриговала.
Моргана наслаждалась реакцией Мерлина, упивалась словно вином, к которому прикладывалась чаще, чем положено приличной леди.
-И если ты думаешь, что я не отомщу тебе за то, что сделал ты с моей семьей, ты очень ошибаешься, - добавила она, гордо тряхнув головою. – Ты не знаешь, каково это – стоять и смотреть, как страдают твои близкие, а ты парализован.
-Моргана…
-Верно! Пока не знаешь, - согласилась она, и не дала больше казать ему и слова. Просто ушла, как будто бы любезностями обменялась.
Мерлину оставалось только смотреть вслед девочке, жизнь которой он не уберег. Откуда ему было догадаться о том, что Моргана выжила отчасти благодаря своему союзу с Мелеагантом де Горром, уже изменившимся до неузнаваемости?
Мерлин ненавидел и себя, и свою трусость и тысячу и одно решение, пришедших позже из тех, что могли бы изменить все в лучшую сторону. А так ему оставалось смотреть с ужасом на юного короля Артура, ставшего ему близким и ожидать расправы Морганы над ним. Но еще больше – предполагать, что и до Морганы дошло то, что и до Мерлина – она стала ему близка, плотно прошила многие годы ему чувством вины и теперь, расправляясь со всей своей сущностью, наносила боль Мерлину, совсем не думая о себе. Все ее годы пропитала месть и ненависть – ко всему, ко всем, кто хоть как-то виноват, или может быть назначен виноватым во всем, что пришлось ей пережить.
Мерлин считал себя наставником Камелота, наставником его будущего поколения, и за эту гордыню жизнь обещала ему кары до конца дней.
(иллюстрация из сети)