Anna Raven

(*) Доработать последние дни было делом простым – меня не замечали. Вернее, если сказать честно, меня словно бы боялись заметить. Рэндо носился туда и обратно, спешил, искал в папках, носил какие-то бумаги. Конечно, ему ведь нужно было заметать следы! Ему нужно было показать усердие, при этом усердие даже опережающее. Кто виновник всего? О, уважаемая проверка, а мы её уже уволили! Но так было даже легче. Рэндо не заговаривал со мной и даже не смотрел в мою сторону, и не кивал, когда я укладывала свою часть работы на его стол...

С привычным лязгом открылись двери лифта, пропуская тускловатый желтый свет и ту особенную затхлость воздуха, какая может быть только в лифте. Ещё бы! Его, несчастного, с утра до вечера навещают, хоть и ненадолго, но навещают же, столько людей. У кого собака, у кого бесконечная любовь к чесноку или отвратительному парфюму, у кого жвачка, кого не отпускает вчерашнее празднество… и всё это смешивается день за днём, разбавляясь временами запахом моющего средства если повезёт, концентрируется, пропитывает всю кабину...

(*) Конрад и сам знал что изрядно постарел. Ещё вчера, кажется, был он полон сил, а теперь наступило полное отрешение. И руки сделались неподатливыми, и голова была как бы полна тумана, и сам дух сделался печальным и проступил в чертах. У Конрада была надежда, был Маркус, который перенимал у него и учение, и практически стал ему семьёй, а теперь так жестоко предал, оказавшись вором. Был бы Конрад моложе, он бы, может, оправился бы и легче. Но не теперь. Годы брали своё. Одиночество собственной жизни...

Туман (по мотивам моего одноимённого рассказа) Осень, 2025 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Ирене– женщина, потерявшая двух дочерей, проклинающая долгую серую жизнь Пилар – жрица, которая имеет свою тайну Наместник – глава поселения Кукулькан –древний бог, временами мстительный, временами милосердный Селяне В ТРЁХ ДЕЙСТВИЯХ ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ Сцена 1.1 Серое утро вползает в поселение медленно, лениво, но всё же вползает, выхватывая из ночи каждый дом. В домах просыпаются Селяне, кто-то легко, а кто-то очень трудно, но наступает утро и все принимают его...

(*) – То есть как? – поверить было сложно, да и не хотелось мне ни во что подобное верить. Только вчера всё казалось нормальным и привычным: очередной неупокоенный дух был отправлен в небытие, туда, куда ему и надо было бы уйти самому, да что-то помешало. Мы всегда расходились во мнении что именно. Волак полагал, что человеческое побеждает посмертное, мол, человека, пусть и бывшего, на земле могут держать воспоминания о тех, кого он любил, или о делах, которые не закончены. Пусть даже и дурные, нелепые дела, но людские...

– Не следует, не следует тебе самому идти! – Амала прижимает руки к груди в отчаянии и тоске, она и сама не желает своего решения. Оно пугает её, как пугало бы всякую мать. – Мама, я же знаю дорогу! – но для Говинда всё иначе. Ему девять лет и он считает себя взрослым. Более того, он очень волнуется – впервые ему даётся настоящее поручение, поручение как взрослому! Неужели всё сорвётся? Все его друзья уже бывали у источника, и Индра, и Филипп, и даже Мала там была, правда, с отцом, но ведь была! Один он сидит всё дома, да во дворе...

(*) – Ну и чего же мы спим? – чёртов Череп затрещал сегодня особенно противно. Я вскочила. От испуга тряхнуло, и я не сразу сообразила, что время ещё раннее. Нет, Череп, конечно, зараза та ещё и проспать точно не позволит, но уж и будить раньше заявленного? Да обалдел! – Чего орёшь? – возмутилась я. – Время видел? Голова ты пустая! Череп посмотрел на меня провалами глазниц и заверещал так, что я уже пожалела о том, что вообще вступила с ним в спор. Ему-то что? Стоит себе и стоит. Верещит, раздражает, готовит реплики на все случаи посмертия...

(*) Если бы кто сейчас из своих, морских, увидел бы Алану, он бы её и не узнал. И без того изящная, худая, она ещё более исхудала, и как-то совсем осунулась. Весёлость, и до изгнания ещё испарившаяся без следа, не могла проступить на болезненном лице. Впрочем, Алана уже давно поняла – своих среди морских у неё нет, её выбросили, никто не заступился, и она осталась далеко-далеко от моря. Нет, глазами его поищешь, даже из того окошка, где она большую часть дня коротает, найдёшь, и даже подойти к нему...

Завьюжило в этом году раньше прежнего – прогневались ветры, понесли серые тяжёлые комковитые тучи, посыпало безо всякой пощады, воздух стал ясен – прорезалась в нём стальное, жестокое, обманное: дышишь полной грудью – больно станет, а слегка вдохнёшь – и силы по снегу пройти не будет. Помутилось и в небе, и день стал мрачнее и короче, ночи холодом объяло, снегом присыпало щедро-щедро, в редкие солнечные проблески аж в глазах больно от яркости и белизны снежной. В такие тяжёлые дни, первые дни последней свободной зимы решилась Божена, пошла на страх и риск...

(*) Клода не покидало чувство, что они с Эммой не договорили. Конечно, сначала было не до этого – прибыла группа зачистки, чтобы исправить прибытие гостя из прошлого, проникнувшего через разлом времён, потом надо было заштопать портал, прежде сплавив туда гостя… но и потом они толком не поговорили – Эмма куда-то исчезла. Нет, разумеется, ей надо было сотворить какой-нибудь рапорт о произошедшем, причём так, чтобы не было ни на ком особенной вины – Эмма всегда пыталась выкрутить обстоятельства таким образом, будто бы они сами собой произошли, эти обстоятельства...

(*) – Ну и чего ж мы спим?! – заверещало, конечно, как и всегда, громче приличного. Ну это ожидаемо – чёртов Череп никогда не позволит проспать, начнёт будить ещё до нужного часа, причём так, словно я уже опоздала десять раз. – Отстань, – попросила я для порядка, но поднялась и даже хлопнула по белой костяной крышке рукой. – Встаю я, встаю. – Кто рано встаёт, тот всё успевает! Кто поздно встаёт, тому и вечности не хватит… – Череп не собирался затыкаться. Чёрные провалы глаз, как мне казалось, посверкивали алым, злорадствовали...

– Это что? – забавно они всё-таки удивляются, каждый раз поражаюсь! Наверное, это тот самый аттракцион, который мне никогда не надоест. Единственный аттракцион. – Хочешь сказать «кто», – поправляю я. Без злобы, просто люблю порядок. Он хмурится, не может понять. Что ж, угадать в этом самого себя довольно сложно. Тело довольно быстро меняется, когда превращается из человека в тело. Когда остаётся висеть и ждать, когда его найдут, не спасут, но проводят. – Кто? – Он мне не верит. – Кто, – веселюсь я...