Разговор я начала с того, как много пишут о Боярском на студию и как разноречива эта почта. Показала одно письмо, где работу на эстраде Михаила Боярского и «ему подобных» открыто называли халтурой.
— Вы думаете, я таких писем не получаю? — заметил он грустно. — Еще и похлеще! Поэтому и хочу выйти на ринг. Я уже думал, как это сделать. Мой голос не нравится? Манера петь, вести себя на сцене? Черный костюм? Так я выйду в белом смокинге и котелке. Или нет... в современном белом костюме, с английским пробором. Ну, как? — И он взглянул на нас, проверяя, какое это произвело впечатление.
Я представила себе кадр: под перекрестными лучами прожекторов выходит на ринг Боярский, весь в белом. С аккуратной стрижкой, непривычно респектабельный, приглаженный. И начинает петь красивым баритоном какую-нибудь задушевную песню пятидесятых годов. Это же настоящий нокдаун для ринговской аудитории!
— Но где найти белый костюм? — И Миша, размахивая руками, забегал по комнате. — В театре точно нет... Сшить? Терпеть не могу эти примерки — на спектаклях и фильмах всю душу изматывают! Может быть, на «Ленфильме»?..
Белый костюм к съемкам он так и не нашел, поэтому вышел на ринг в привычном, черном. Но первую серию вопросов мы все-таки предугадали. Едва началась передача, как Боярского спросили:
— Мы как-то привыкли видеть многих исполнителей в различных костюмах, а вот вы всегда в черном. Отчего?
— Должен признаться, — ответил Боярский, — что это вопрос традиционный. На каждом выступлении мне его задают. Скажу вам правду. Одеться красиво я не могу: нет такой возможности — пойти в магазин и купить то, что нравится. Думаю, вы это знаете не хуже меня. А черный цвет наиболее удачно скрывает недостатки нашей легкой промышленности. Если бы была такая возможность — купить нужный мне белый костюм, я бы с удовольствием это сделал.
И еще одну тему, быть может, самую сложную для Боярского, мы предугадали во время нашей домашней репетиции. На ринге она возникла почти в самом начале первого раунда:
— Михаил, в своих интервью вы постоянно подчеркиваете, что вы не певец. Об этом же говорит ваш костюм — в нем нет мишуры, блеска, парадности. Но вы не можете отрицать, что известность пришла к вам именно благодаря эстрадным песням, показанным по телевидению, исполненным по радио, записанным на грампластинках. Так кто же вы тогда?
— Эти песни, — ответил Боярский, — часть моей работы драматического актера, будь то песни Д’Артаньяна, Теодоро, Волка, Трубадура и так далее. Актер должен владеть всеми элементами своей профессии — уметь петь, фехтовать, плавать. Если кто-то не умеет, это плохо. Такие навыки — норма для русского артиста, который часто начинал с водевиля. Там он делал все — плясал, пел, играл. Как ни печально, сегодня песня на эстраде помогает быстрее установить контакт между зрителем и актером, чем песня в театре. Но театр — мой дом, я там родился. И не могу без родителей. Есть ведь общечеловеческие ценности... Театр и дал мне возможность выйти на сцену с микрофоном.
Белый костюм к съемкам он так и не нашел, поэтому вышел на ринг в привычном черном.
— А как насчет того, что вы стали известны главным образом благодаря массовому тиражированию ваших песен?
— Может, вы и правы.
Это был удар в незащищенное место. Во время той первой, домашней репетиции, когда мы вместе прикидывали круг возможных вопросов, Боярский признался: он переживает, что популярен стал прежде всего как певец. Почему?
— Я и сам хотел бы получить ответ на вашем «Ринге», — сказал он тогда. — Но спрашивать-то будут больше о другом.
Многое успели мы обсудить в тот раз, и подготовка к передаче пошла полным ходом. Потом Боярский рассказывал, как ночами бродил по квартире с письмами в руках, мысленно проигрывая варианты своих ответов:
— Вот они спросят меня, как в этом письме из Кургана: «Я знаю огромный круг людей, которые коллекционируют ваши, и только ваши, записи, для которых вы, и только вы, являетесь кумиром. Скажите, вы одобряете их выбор?» Что ответить? Может, так: «Думаю, это их личное дело»? Нет, грубо. Лучше, пожалуй, с юмором... Значит, вопрос такой: «Вы одобряете выбор ваших поклонников?» Мой ответ: «Разумеется! У них хороший вкус». Пожалуй, это уже лучше. Юмор на «Ринге» ценят... Так, что дальше? «Прежде чем выпустить сумку и трикотаж с изображением Боярского, его согласия спрашивают? Или все дело в гонораре?» Что ответить здесь? Как объяснишь, что сначала мне казалось это ужасным и я перебегал на другую сторону улицы, увидев свой портрет на груди какой-нибудь девушки? Потом понял: бороться бесполезно, ведь кто-то зарабатывает себе на этом деньги. Нет, объяснять все это долго. Нужно опять с юмором. Например, так. Они: «Вас вообще-то спрашивают, когда производят эту продукцию, или все решает гонорар?» Я: «Да какой уж гонорар! Если бы я хоть копейку с мешка получал, я бы миллионером был...»
Рассказывая о ночных «рингах с самим собой», он смеялся:
— Скорее бы съемка! Ночами не сплю...
— Ты как-то уж слишком серьезно относишься к этому, — пытался успокоить его Володя. — В конце концов, это только игра. Ты бросаешь перчатку публике, выходя на раунд, она проверяет своего кумира на прочность. Да к тому же половина аудитории, а то и больше, — за тебя.
Но Боярский снова и снова мысленно возвращался к тому, о чем раньше, может быть, и времени задуматься не оставалось. Репетиции, съемки, спектакли, концерты, записи на радио, на телевидении, гастроли. До копания ли здесь в своей душе? «Музыкальный ринг» дал ему повод «остановиться, оглядеться».
Он хотел говорить со зрителями о вещах серьезных — о политике, экономике, о кризисной ситуации в театре, об изломанной актерской жизни. А его воспринимали как героя легенды, выросшей из ролей в театре, кино, на телевидении. По этой легенде, он был баловнем судьбы — легкомысленным, удачливым, самодовольным, суперменом и ловеласом. С этой маской ему долго пришлось ходить. Но теперь он чувствовал потребность избавиться от нее, причем публично.
Чем ближе подходило время съемки, тем больше беспокоились мы за Михаила. Может, на ринге ему выступить с кем-нибудь в паре? Но с кем?
В программу, которую мы вместе отобрали, входило несколько песен Юрия Чернавского. Боярский тогда очень увлекался необычной по стилистике, яркой по форме музыкой этого молодого композитора. Он мог подолгу рассказывать, как Юрий свою маленькую комнату в коммунальной квартире превратил в знаменитую на всю музыкальную Москву студию звукозаписи. Как они сутками работали, записывая фонограммы новых песен на суперсовременной электронной аппаратуре. Как спали тут же, на раскладушках, всего по нескольку часов, потому что времени у Миши, как всегда, было в обрез...
Идея выйти на «Музыкальный ринг» вместе с Боярским Юрию Чернавскому сначала понравилась. По телефону в течение часа даже оговаривали детали. Но через некоторое время выяснилось, что в назначенный день композитор приехать в Ленинград не сможет — у него какая-то срочная работа. Боярский, конечно, расстроился.
И тут у нас появилась новая идея.
В очередном разговоре Володя вдруг спросил:
— Скажи, а тебе часто на гастролях задают вопросы о твоей жене?
— Часто, — ответил Боярский, еще не понимая, куда клонит Володя, и взглянул на сидевшую тут же жену Ларису.
— Ну и что ты обычно отвечаешь?
— Да не распространяюсь на эту тему.
— А ты подумай: играете в одном театре, поете вместе в одних спектаклях, даже заслуженными артистами стали почти одновременно... Вот и на ринг вам нужно выходить вдвоем!
— Ну что вы, Володя! — смутилась Лариса. — Я не могу взять на себя смелость выступать как эстрадная певица.
— Но на сцене ведь вы поете? — вставила я реплику, тут же оценив Володину идею.
— Там песни — часть спектакля. Это совсем другое дело! А на ринге в каком качестве я буду?
— У вас получится прекрасный семейный дуэт... Или нет, трио, — поправилась я, вспомнив, что их сын Сережа год назад дебютировал в «Музыкальном ринге» с песней Виктора Резникова «Динозаврики», которую потом долго прокручивали разные музыкальные программы.
Если бы мы могли предположить, что в появлении на «Ринге» маленького Сереженьки и его мамы, известной ленинградской актрисы Ларисы Лупиан, кто-то усмотрит элемент спекуляции, что это даст повод для споров о том, насколько этично «включать родственников» в такую передачу!..
Но мы с Володей тогда об этом, признаться, даже не задумывались. Главная наша цель состояла в том, чтобы создать для Михаила такую ситуацию, при которой он чувствовал бы себя на ринге более уверенно и внутренне комфортно. Ведь он поющий актер, а не профессиональный певец, и у него не было своей музыкальной группы. Такой «группой поддержки», по нашему замыслу, и могла стать в передаче его семья. Мы догадывались: участие Ларисы и Сережи поможет Михаилу обрести ту меру душевного равновесия, без которой так трудно провести поединок. Тогда и аудитории удастся под привычной маской покорителя женских сердец разглядеть неожиданного, но настоящего Боярского. И произойдет еще одно открытие человека, подобное открытию Леонтьева в первой нашей передаче, показанной по ЦТ.
Как плохо мы еще знали психологию зрителя! Но это выяснилось уже после эфира, когда пошли письма. А пока...