«Пистолетом. Кулаком. Головой». Как майор полиции предотвратил трагедию на дороге
Фура – значит, кабина высоко. Чтобы открыть дверь, нужно взобраться на подножки, тоже довольно высокие. Причем на ходу: запрыгнуть и за что-то удержаться.
– Слава Богу, открыта дверь была. Я дернул за эту ручку, дверь открылась. На уровне глаз вижу – ноги стоят на коврике, а на педали не нажимают. А человек направо завалился, на соседнее сидение, поэтому мы его и не увидели, – говорит майор Шехирев. – Я хватаюсь за баранку, забираюсь – там же еще ступеньки в кабину, высокая она. Начинаю заруливать направо, на свою полосу и на обочину. Сразу мысль потому что: прежде всего фуру надо со встречной полосы убирать. Подвинул водителя, уже не помню как. Корпусом, что ли. Ну и убрал фуру направо, это уже недолго было.
– А если бы дверь у умершего водителя была заблокирована изнутри?
– Я тогда не думал об этом, – говорит Александр Шехирев, старший оперуполномоченный уголовного розыска. – Не знаю, чего бы делал. Может, прострелил бы колесо, чтобы фура в кювет побыстрее ушла. Или разбил бы стекло водительской двери.
– Чем?
– Пистолетом. Кулаком. Головой, – отвечает майор Шехирев. – Хоть чем. Надо же фуру останавливать, она же всех на дороге соберет.
Героем российских соцсетей недавно стал старший оперуполномоченный уголовного розыска Александр Шехирев: он догнал и остановил на трассе Пермь – Березники вышедшую на встречную полосу фуру с умершим водителем.
Спецкор газеты ВЗГЛЯД Юрий Васильев своими глазами изучил данный участок трассы, поговорил со свидетелями и понял, что героев в этой истории было как минимум двое.
Они живут бесплатно в заливе Сан-Франциско
История конфликта в заливе уходит своими корнями в классовое соперничество XIX века, когда богатые жители Сан-Франциско строили летние дома с открывающимся захватывающим видом на окружающие холмы, в то время как китайские торговцы и португальские судостроители заселяли прибрежную полосу для рабочего класса. Напряженность в отношениях между «снобами с холмов» и «причальными крысами» обострилась после Второй мировой войны, когда владелец Мариншипа, недавно прекратившей свое существование городской верфи, предложил людям поселиться в паромах, бывших не на ходу, и ветхих баржах, которые он вытащил на илистую отмель.
«В Саусалито люди живут на всем, что плавает», — гласила статья, опубликованная в 1951 году в «San Francisco Chronicle».
С берега люди видят, как лодки, словно бумажные шляпы, плавают по зеленой поверхности залива Ричардсона, «и взгляды их затуманиваются, а сами они становятся задумчивыми и мечтательными», — говорит Гавел. Но вблизи, по его словам, многие лодки завалены старой мебелью, чемоданами и деталями машин так сильно, что кажется, будто они медленно разлагаются в заливе. Лишь у немногих лодок есть двигатель или рулевое управление. «А если они тонут, то Господи спаси, это каждый раз небольшая экологическая катастрофа», — признается Гавел.
Начальник порта проводил большую часть дней, патрулируя устье реки на шестиметровом алюминиевом катере. По версии одних, он очищал жизненно важный природный объект, по версии других — лишал бедных людей домов.
Среди чаек и гребцов дрейфуют около 90 суден различной степени аварийности. Для суровых моряков, живущих на этих ржавых буксирах и снятых с мачт шлюпках залив Ричардсон — священное место, последний бастион свободной жизни на воде в заливе, где вокруг магазины Apple и студии под сдачу за 3000 долларов в месяц.
«Не то чтобы я не любил Диснейленд, — делится Бейкер. — Я просто не хочу, чтобы все вокруг стало Диснейлендом».
Но чиновники говорят, что они десятилетиями не обращали внимание на то, как пришвартованные корабли выбрасывали в залив топливо, сточные воды и другие опасные вещества. В последнее время, ущерб окружающей среде усугубился наряду с преступностью и случайными смертями на воде, потому что кризисная ситуация с жилищами в Калифорнии привела к тому, что десятки людей с небольшим опытом плавания на лодках или вообще без него оказались на немореходных судах, купленных по дешевке в Интернете.
Репортаж Рэйчел Шайер из L.A.Times о том, как американские бедняки выживают в плавучих домах в заливе Сан-Франциско, но не слишком-то хотят менять свою жизнь.
На месторождении мигрантов
«Опять топчан, опять еда… Много разной и жирной еды. Желудок уже не выдерживает, но не уважить нельзя: у каждого хозяина и собеседника, конечно же, самый лучший плов в Узбекистане, и попробуй в этом усомниться – откровенный разговор сразу закончится. Приходится всё уплетать.
– Видишь, какой богатый стол, фрукты, овощи лежат. Вот когда так, знай: ты в правильном доме. А если у узбека на столе только хлеб и мясо – остерегайся, это радикал и ваххабит, они не чтут наши традиции, – говорит хозяин очередного двора, прежде чем мне удаётся спросить его, как устроен поток мигрантов в Россию изнутри.
– Это опасная тема. Зачем тебе это? – спрашивает он, как и, наверное, каждый узбек, когда я честно признаюсь, что приехал писать о проблемах миграции. В полумраке очередной чайханы, сидя на мягком топчане, после обязательной негласной визы от местных знакомых собеседники не сразу, но соглашались рассказать, как устроен внутренний мир мардикёров – наёмных рабочих, которых у нас принято называть гастарбайтерами».
В России уже месяц гремят скандалы и ведутся ожесточённые споры вокруг ситуации с мигрантами, которые массово едут на чужбину в поисках заработка, а потом устраивают там драки. Журналист «Октагона» Ростислав Журавлёв отправился в Центральную Азию, чтобы разобраться, чем живут гастарбайтеры у себя дома, какая у них мотивация и почему они вынуждены покидать родину и ехать на север.
И дольше века длится год
Вслед за родственниками погибшего я поднялся на грохочущем лифте в квартирку, где жил солдат, и где Лиана и Сурен – родители воина – устроили небольшой мемориал: несколько фотографий сына, его награды.
«Армана призвали, как только ему исполнилось восемнадцать. Попал в противотанковый взвод в Джабраиле, отслужил год, и началась война…», – вспоминает Лиана.
Джабраилское направление было самым тяжелым. Здесь армия обороны Арцаха понесла наибольшие потери: только по официальным данным, здесь погибли 106 человек. В течение нескольких дней противник, оснащенный тяжелой артиллерией и боевыми беспилотниками, истреблял хлипкую оборону карабахских ополченцев.
А в ночь со 2-го на 3-е октября одним внезапным броском отряд азербайджанского спецназа уничтожил горстку изможденных, контуженых, но еще сохранявших способность сопротивляться армянских срочников. Там и сложил свою голову 19-летний Арман Маначурян, рядовой отделения ПТРК (противотанковый ракетный комплекс – «Репортёр»). Вместе с Арманом погибли его друзья: солдаты Гарник Гаспарян и Эдуард Саргсян. Его однофамилец Арег угодил в плен, где прошел все круги земного ада. Солдат Арнольд Ховсепян до сих пор числится пропавшим без вести.
Послевоенный год изменил Армению. Страна охвачена озлобленным унынием пополам с отчаянным желанием найти виноватого за поражение в войне и ужасающее состояние экономики. На кладбище Ераблур каждый день люди оплакивают погибших. В Ереване идут митинги против президента Пашиняна, в клубах празднуют Хэллоуин, на линии соприкосновения с Азербайджаном гибнут люди, а села в глубинке живут так же, как и сто лет назад.
Дмитрий Беляков специально для «Репортёра» разбирался, чего ждут и на что надеются люди разных социальных слоев в послевоенной Армении.
Восстание тропических лесов. Борьба с массовыми вырубками в Конго
Надиана Бекомбе, жительница деревни Инганда, считает, что лесопромышленные компании никогда не должны возвращаться в ее деревню. Она уверена, что они никогда не позволят местным жителям получить свою долю благополучия.
Действительно, в стране, где сырье приносит пользу небольшой элитарной прослойке и в основном эксплуатируется иностранными компаниями, практически отсутствует распределение благ.
В районе вокруг Ингенде ясно, что лесозаготовительные компании работают в условиях беззакония. Но обитатели тропических лесов здесь больше не просто пассивно наблюдают – они отвоевывают контроль над своим лесом с помощью современных технологий.
Лабелль Бокеле и Папи Бонкале стоят рядом с гигантским пнем. Они хотят показать, как работает их маленькое сопротивление. Они открывают пластиковый футляр, достают белый диск и черную коробку. Это спутниковый приемник, который они подключают к своему смартфону Blackberry.
💬«Меня злит отсутствие уважения, — говорит Бокеле. — Однажды мы задокументировали, как компания вырубала деревья, которые были еще очень маленькими. Поступая так, они лишают средств к существованию наших детей».
По крайней мере теоретически, лесопромышленные компании обязаны соблюдать ряд правил. Им разрешается вырубать только определенные участки и только большие старые деревья, чтобы лес мог восстановиться. Им также запрещено рубить деревья на склонах и вблизи деревень, рек или источников.
Но реальность обычно бывает иной. Эксперты считают, что большая часть древесины, экспортируемой из Конго, была вырублена незаконно. Правительство лишь изредка проводит проверки, а высокопоставленные чиновники часто участвуют в сомнительных сделках.
Тропические леса Демократической Республики Конго являются одной из самых важных экосистем в мире. Но международные лесозаготовительные фирмы незаконно вырубают здешние деревья.
Хайнер Хоффман из Der Spiegel (в переводе «Репортёра») разбирался, как незаконной вырубке сопротивляются местные жители.
#ОбзорРепортажей