В 70-е годы прошлого века были популярны шефские концертные бригады от филармонии или творческих коллективов Домов культуры, летом и зимой пробирающиеся по бездорожью к самым заброшенным деревням, на фермы и леспромхозы. Летом, если повезёт, шли по реке на кораблике “Культработник”, но по большей части передвигались на автобусе. Автобус не отапливался, умелец-шофёр Паша приделал печку, от которой можно было запросто угореть. Мы несли “культуру в массы”, это было странная затея, но благородная и концерты были бесплатными.
Жанна с аккордеоном и остальные…
— Выхожу один я на эстраду-у-у…
Жанна топала ногами, обутыми в белые валенки, куталась в каракулевую шубку, дымила папиросой “Казбек”. Наш автобус тронулся вперёд по ледяной переправе через реку. Мы шли следом метров в десяти от него. В это село можно было добраться только так зимой, а летом на пароме.
Наша концертная бригада была на редкость живописна. Мы были похожи на пленных французов под Березиной: укутанные в платки, шали и пледы, сгорбившиеся от ветра и мороза, мы пробирались за красными стоп-сигналами нашего ползущего автобуса.
Впереди шёл партерный акробат Боря, он крепко держал за руку свою партнёршу Алёну, укутанную в детское ватное одеяло.
За ними шла пара исполнителей бальных танцев Коля и Кира. Оба были в шапках ушанках, завязанных под подбородком, рот и нос закрыты шерстяными платками. Отец Киры был комендантом какого-то склада и раздобыл им ватные штаны и полушубки.
Георгий, лирический баритон, в просторечии Жора, был в дублёнке, в монгольской лохматой шапке, в мохнатых ботинках из оленей шкуры, казалось, что это у него копыта. Жора держал под руку Жанну, а она, раскрасневшаяся в пуховой шали, хохотала и без конца повторяла:
— Брось меня, милый, брось! Замёрзну, а к весне оттаю, лучше сохранюсь!
Жанна была концертмейстером и администратором нашей концертной бригады.
Замыкали шествие мы с моим добрым товарищем Васькой. Василий был фокусником. Я вела концерт, читала стихи и ассистировала ему в номере. На Ваське были валенки моего деда и его старый полушубок, а на мне - новый милицейский, сливочного цвета, с белым высоким воротником и вязаный водолазный подшлемник.
Вот такую умопомрачительную группу встретили на том берегу секретарь комитета комсомола и какой-то заместитель чего-то.
— Вас должно быть десять человек с шофёром. Почему девять?
Строго спросил заместитель чего-то.
— С-съели по дороге, - сказал Васька.
Васька заикался с детства. Десятой в нашей бригаде была Зинаида, женщина-змея, её номер в жанре “каучук” производил на неподготовленное население неизгладимые последствия. Женщины охали и тихонько плевались, а мужчины бешено аплодировали каждому изгибу, а потом толпились у выхода в клуб, не давая нам проходу.
Её номер стоял в середине концерта, который потом можно было не продолжать. Зину мы отправили домой.
— Артистка приболела, - строго ответила Жанна.
И мы тронулись в путь. Этот посёлок был базой для леспромхоза, в нём был клуб, магазин, школа, библиотека, медпункт. И столовая, которая работала для лесозаготовителей. Им отвозили еду на делянки. Около клуба стояли два стенда под стеклом. Один с газетой “Правда”, другой со стенгазетой, над которой красовалось название, вырезанное из дерева: “СУЧКОРЕЗКА”.
Мы выгружали чехлы с костюмами, реквизит, свои дорожные сумки и таскали их в ледяной клуб, а “румяный комсомольский вождь” путался под ногами и объяснял, что сторож Игнатьич накануне запил, поэтому натопить не успели, но уже печи растопили, а когда зрители придут-то ещё надышат и станет жарко.
Очень хотелось есть, но до концерта оставалось полтора часа, автобус уехал заправляться, а до столовой надо было идти с километр по морозу, который стал сильнее. Мы, не раздеваясь, сгрудились у двух печей. На одной закипал большой помятый чайник. Туалет был на улице. Мы с девчонками рванули туда. За клубом тянулись бесконечные лабиринты высоких поленниц дров.
Задняя стенка туалета отсутствовала. Мы нырнули в лабиринт. Потом Жанна, добрая душа, выпросила помойное ведро и поставила его у задней двери клуба.
Читай, что хочешь!
Танцоры и акробаты стали разминаться, а Васька грел руки над печкой и гонял между пальцами двухкопеечную монетку. Жора мычал, Жанна растирала руки, она расстегнула кофр, где обёрнутый в павлово-посадский платок лежал её великолепный белый перламутровый “Weltmeister”.
— Грейся, кормилец, - ласково сказала она.
— Жан, можно я не буду вначале читать эти дурацкие стихи?
Тем более там про весну, а сейчас зима на дворе.
А стихи были такие:
Выхожу я на эстраду, а сердце в волненьи стучится.
Я вижу весенних полей широту, улыбкой согретые лица.
Понятны улыбки, и радость ясна, не может быть в этом сомненья:
Нас радуют, греют, на подвиг зовут партийного съезда решенья.
( Боже, как я ненавидела эти строчки, но бодро их "оттарабанила", когда мы сдавали наш концерт художественному совету. “Весенний” посоветовали заменить на осенний, когда наступит осень).
— Девочка моя, делай что хочешь. Хоть “Гаврилиаду” Пушкина читай.
Жанна засмеялась, я тоже. И мы пошли одеваться и приводить лицо в порядок.
Гримёрка за сценой была одна, но мы все так к друг другу привыкли, что переодевание никого не смущало. У меня было простое чёрное длинное платье из плотного шёлка и шёлковый серебристый шарф. Жанна была в винно-красном бархатном платье с высоким воротником. Жора в чёрном смокинге, с серой бабочкой и лаковых туфлях. Васька был ярко-зелёном комбинезоне и жёлтой рубашке с широкими рукавами. Ему, рыжему, очень шёл этот костюм. Кира шуршала юбками на своём бальном платье, Алёнка блестела своим гимнастическим трико. Мы стали похожи на райских птиц. Мы были готовы. Слышно было, как зал заполнялся.
— Только бы каблуком в щель на полу не попасть… - прошептала Алёна.
— Ну, с Богом, - сказала Жанна и пошла на сцену. Я следом за ней.
Концерт.
Я подошла к краю сцены, оглядела зал и начала:
— Выхожу…. - я сделала люфт паузу и продолжила:
— ...один я на дорогу,
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха, пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно,
Спит земля в сиянье голубом….
И тут Жанна вступила с аккомпанементом… Аккордеон тихо вёл мелодию романса, написанного волшебницей Елизаветой Шашиной на вечные стихи Лермонтова и Гейне.
— Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Тёмный дуб склонялся и шумел…
Музыка закончилась одновременно со стихотворением. В зале стояла гробовая тишина несколько секунд. А потом взорвались аплодисменты. И концерт покатился как по маслу. Танцоры заменили скучную композицию из советских бальных танцев вроде “Сударушки”, на задорный квик-степ и страстную “Кумпарситу”. Алёна и Боря исполнили какой-то новый трюк, который они долго репетировали, но он никак не удавался. А тут вдруг получилось так здорово, что зрители ахнули.
Ваську, со своими монетами, которые он вытаскивал из волос, ушей, воротников зрителей, со звоном ссыпая их в серебряное ведёрко, кольцами, которые разъединялись волшебным образом, бесконечными платками, гирляндами, цветами, вынутыми из рукавов, шляпы, из-под моего шарфа, закончивший своё выступление взрывом хлопушек с конфетти, зрители долго не отпускали.
Но настоящим чудом была песня. Тёплый Жорин баритон на мелодию “Manchester et Liverpool”, ту мелодию композитора Андре Поппа, которая звучала каждый день вместе с прогнозом погоды, запел:
— Я могу тебя простить,
как птицу в небо отпустить...
Женщины в зале выпрямились и замерли. Суровые обветренные мужские лица разгладились. Люди в зале улыбались и подпевали песенке о зиме, которая солила снежки в берёзовой кадушке.
— Призрачно всё, в этом мире бушующем…
В зале эту песню ещё никто не слышал. И в конце песни зал встал. А Жора вызвал всех на поклон, я представила ещё раз всех исполнителей, и мы запели:
— Веселья час и боль разлуки
Готов делить с тобой всегда.
Давай пожмём друг другу руки,
И в дальний путь, на долгие года.
Где вы сейчас, друзья мои? Жора и Жанна эмигрировали в Америку, Боря стал монахом, про Алёну ничего не знаю. Кира и Коля какое-то время танцевали вместе. Коля поступил в военную медакадемию и стал военно-полевым хирургом. Погиб в первую Чеченскую. Кира вышла замуж и след её потерялся. Васька стал известным иллюзионистом. Всё так же весел и беспечен. Почему я помню именно этот концерт? Не знаю. Но тогда мне показалось, что ради этого стоило жить.
🤝 Спасибо, что прочитали до конца! Подписывайтесь на канал, пишите свои мысли в комментариях.
💥 Данный материал не является рекламой, а лишь отображает личное мнение автора, основанное на пережитом опыте. Это мнение не является истиной, и на него можно смело положить. Если ищете намёки на рекламу - ищите. Всем отличного настроения и здоровья!