- Вы и месяца не прожили, а уже такой разлад. Какая кошка меж вами пробежала? – Фрося допытывалась у девятнадцатилетней дочери Нины о неожиданном возвращении домой. Вернулась она от мужа, за которого чуть меньше месяца назад вышла замуж. Нина, опустив голову, стояла у печки и теребила кончик косы, боясь взглянуть на отца с матерью.
Действие происходит в 60-е годы
- Ну чего молчишь? Тебя спрашивают. – Подключился Григорий Иванович, сложив руки, как школьник за столом. Его чуть волнистые волосы с проседью напоминали о некогда пышной шевелюре. Руки – рабочие руки, знавшие и лопату, и грабли, и топор, весь подручный инструмент сельской жизни, - выглядели суховатыми, но крепкими.
Нина, чувствуя, как слезы готовы залить ее лицо, держалась из последних сил. Невысокая, на вид хрупкого телосложения, она приказала себе не плакать и стойко держалась перед родителями.
- Не захотел со мной жить Степан, сказал домой возвращаться.
- Как это так? – Григорий теперь уж совсем не понял случившееся. – Вы расписались месяц назад, родню собирали, Степка сватать приходил. Так чего же меж вами не заладилось, что ты домой прибежала? Смотри, Нинка, если с твоей стороны выходка какая, то я не поддерживаю. Собирай узел и иди к мужу, там теперь твой дом.
- Погоди, отец, разобраться надо, - Фрося, видя, поспешность решения, остановила мужа, - не видишь, дочка сама не своя, пусть расскажет, как все было.
- Я сначала с мамой хочу поговорить, - сказала Нина, не поднимая глаз.
- Ну, с мамой, так с мамой, разбирайтесь тут сами. Говорил я сразу, что сомневаюсь, так не послушали. Уж больно быстро жениться договорились. – Григорий взял фуражку и ватник, вышел на улицу.
Нина с матерью долго шептались, Фрося вздыхала, что-то спешно говорила, дочь в чем-то клялась, убеждая мать, что нет на ней вины. Потом отправила Нину к старшей дочери, жившей своей семьей, а сама вышла во двор, где управлялся Григорий.
- Слышь, Гриша, зять-то наш чего удумал, говорит, Нина у нас "порченая", не захотел с ней жить.
- Как это? – Григорий бросил чурочку. – Как это «порченая»? Это когда она успела? Кроме Степки и не знала других, послушная у нас дочка. Или мы проморгали?
- Э-ээх, ты, отец называешься, сразу Степке поверил. А я вот дочке верю, клянется она, что до Степки ни с кем. Да и по ней видно, уж я свою дочь знаю.
- Если неправда, так зачем на Нинку наговаривать? И когда? Через месяц. Раньше не мог сказать, да на ворота указать?
- Вот то-то и оно, что молчал зятек сколь времени, а тут, считай что, выгнал Нину. Чего ему в голову взбрело?
- Нет, я так не оставлю, - Григорий взял топор, - надо к сватам идти, да спросить, зачем девку позорят. Не хотели брать, так и не надо было.
- Гриша, топор-то брось, остудись чуток, на горячую голову не получится поговорить.
____________________
Жили Сотниковы через две улицы, а напротив – домишко, скорей избушка, от бабули Степкиной стояла. Там и жили молодые, пока Степан, высокий, плечистый, смуглый парень, не выпроводил жену домой.
Фрося с Григорием наведались сначала к зятю, зная, что вернулся уже с фермы. Степка убрал снег и сметал остатки метлой.
- Здорово живешь, зять, - Григорий подошел к Степке. – Ну, докладывай, что за нужда дочку со двора гнать было?
- И вам здорово жить, - Степка выпрямился, - я не гнал, я только предложил развестись.
- Ты умом не тронулся случаем? Вас для чего в сельсовете расписали? Девка дома воет, люди что скажут.
Степка отвел взгляд, снег падал ему за ворот, на лицо. – В общем, я ей все сказал… разводимся и все.
- Так ты причину скажи, - Фрося ждала признания Степки, - в чем дело-то, чем не устроила.
- Не буду я с ней жить и всё тут. – Он вцепился руками в черенок метлы, сжимая от волнения, заметно было, что непросто дается ему сказать самое главное. – Порченая ваша Нина.
Григорий непроизвольно подпрыгнул на месте, сжав кулаки: - Ежели так, чего молчал месяц? Сразу что ли не понял?
- Понял. Думал, стерпится. Не стерпелось, не люблю ее.
- Ах ты, супостат такой, попользовался и взапятки теперь, - Фрося тряслась от негодования. Как девке в глаза людям смотреть? Брешешь всё, не верю тебе, дочке верю, оговариваешь ее.
- Думайте что хотите, а я возвращаю вам вашу дочь. Бить не бил, пальцем не тронул. Так что забирайте в целости и сохранности.
- Ой, мамочки, худо мне, - Фрося схватилась за сердце, - где это видано, чтобы дитя родное, как ненужный мешок возвращали. Зачем она пошла за тебя треклятого, она и не смотрела на тебя, сам прибежал свататься.
- Фрося, присядь, присядь, на скамью, - Григорий поддержал жену, - мы сейчас к сватам пойдем, родителей его спросим, пусть отчет держат за сына.
- Ну ладно, не так я сказал, - стал оправдываться Степка, - но все равно жить не буду.
- Молчи, лучше молчи, а то я за себя не ручаюсь, - Григорий повел Фросю к калитке, но в этот момент Клавдия, мать Степана, сама вошла, как чувствовала, что у сына гости.
- А вот и сватья, - обрадовалась Фрося, - может, ты знаешь, зачем Степан дочку нашу позорит. Сначала взял в жены, а теперь на дверь указал. Да как же так можно? Разве вещь она какая?
- Ой, да я и сама не знаю, дознавались с отцом, молчал Степа, а потом признался, что Нина-то у вас уже другие подушки знала, видно был кто-то. А Степушка что? Степушка честно сказал: не смог простить и жить не смог.
- Ты, сватья, думай, что говоришь, - закричал Григорий, - не было такого, никого у нее до Степки не было. Честную дочку отдали, а сын твой в грязи вывалял. За что? Не хочет жить, так бы и сказал, а оговаривать не сметь.
Клавдия, в цветастом платке, который был туго повязан, сощурила глаза и спросила: - Откуда ты знаешь? Я вот сыну своему верю.
- Тьфу на тебя! – Григорий в отчаянии готов был кинуться с кулаками на Степана, но сдержался. – Оставайтесь треклятые, а мы как-нибудь переживем, вытерпим все пересуды. Пошли, Фрося, нечего нам тут делать, пустомеля этот Степан, говорил я тогда, что сомневаюсь.
- Вещи-то дочкины дай собрать, да увезти.
- Да забирайте, увозите, - охотно согласился Степан, обрадовавшись, что тесть с тещей отступают.
- Дай мне два дня, приду в себя, на коне приеду, вывезу, - пообещал Григорий.
Они пошли по улице, глядя под ноги и не замечая встречных людей. – Ладно бы никто не узнал, так ведь люди будут спрашивать, а Клавдия будет нашептывать, сына оправдывать. И за что нам такое наказание? Сидела, сидела дома, а тут, откуда не возьмись, Степка налетел, как басурманин. Два раза на крылечке постояли, и в сельсовет потянул, Нина и одуматься не успела. А я обрадовалась: берут, так надо идти.
Заключительная часть по ссылке:
Татьяна Викторова