Вот у меня и цель появилась,– думал я, шагая по улицам. Не коммерческая – нравственная цель. Кью-Гарденс-Хилс снова должен стать

Я еще не понимал, на какой «забор» натолкнусь, приняв такое решение. «Забор» этот – собственно говоря, тот самый, о котором писал Фрост – по-научному называется менталитет. Я не националист – боже упаси – и не считаю этот «менталитет-забор» генетически свойственным моим землякам. Кто-то избавляется от него легко, но удается это далеко не всем.Кажется, я уже писал о том, что в Кью-Гарденс-Хилс создано было Общество местных домовладельцев. Я давно уже в него вступил и даже был избран в группу правления. Работали мы безвозмездно. Мало того – чтобы Общество располагало хоть какими-то финансами, каждый из нас вносил членские взносы. Вникали мы в самые разные направления городского хозяйства. То добивались, чтобы движение на улицах района сделали односторонним, то пытались организовать систематическую очистку главной улицы, то требовали построить новое здание библиотеки – и тому подобное. Выдвигая такие просьбы и требования, мы собирали подписи жителей, а затем в виде петиций передавали районным руководителям. Могу похвастаться: за один обход фермы я собирал сотни подписей, больше, чем собирали все вместе остальные члены Общества.Уже одна эта цифра – сотни подписей – говорит о том, что я не жалел ни физических, ни душевных сил.… Зимний день. На улице ветрено, холодно,– 5 по цельсию. Для Нью-Йорка это уже мороз. Но одет я тепло, да и тяжелый портфель на моем боку – что-то вроде обогревателя. Вероятно, некоторое своеобразие моему облику придают и такие мелкие детали: ручка, висящая на шнурке поверх пальто, дощечка в руке – а на ней список «овечек» иочередная петиция…«Тук-тук-тук!»– Двери открываются.–Валери?! В такой мороз! Ну, заходите, заходите же!Это миссис Патч. Американка Кейти Патч – человек добрый, открытый, относится ко мне тепло. Вот и сейчас с интересом слушает, какую петицию я принес. Совет директоров района предлагает, чтобы жители улиц скидывались на ремонт подъездной дороги к домам. Кейти находит это предложение разумным. Она, не читая, подписывает петицию. Не читая – для американца это неслыханное дело. Воспринимаю ее подпись как знак высочайшего ко мне доверия.У Кейти, как всегда, много вопросов ко мне. Например, соглашаются ли подписывать петицию пенсионеры.– Ведь им нелегко,– говорит она. А еще ей хочется знать, как отнеслись к петиции русскоязычные жители района. Она слышала, что моих бывших земляков мало интересует сбор средств на общественные нужды. Они предпочитают тратить деньги на многолюдные семейные торжества и роскошные машины. «Объясните мне – почему?– просит Кейти.– Ведь в Советском Союзе все общественное считалось самым главным, не так ли?» Я пытаюсь ей объяснить, что поведение граждан Советского Союза далеко не всегда совпадало с государственной идеологией. Может быть, и потому, что государство ограничивалось лозунгами, а чувства общественной ответственности в людях не воспитывало. Притом очень плохо заботилось о людях, об их личных и общественных нуждах.Словом, разговор с Кейти, как обычно, был интересным. Она горячо одобряет мои заботы о районе. Зато следующая «овечка»… Пожалуй, точнее будет сказать – волк в овечьей шкуре! Зовут ее Фрида, это одна из моих землячек. Худощавая, бледная, в цветастом платье и в платке, обмотанном вокруг головы, она оглядывает меня недружелюбно, почти враждебно: «Что за мусор вы мне каждый раз приносите?»Мусор… Петиции для нее мусор… Тут уж я не выдерживаю, отвечаю ей какой-то резкостью, ухожу. Но, остыв немного, ставлю себе двойку за поведение. Ну, нагрубила… А где же мое чувство юмора? Фермеру необходима терпимость – спутник добра, без нее так легко обратиться в издерганное, озлобленное существо…Таких, как Фрида, в Кью-Гарденс-Хилс немного. Но «кирпичные заборы» выстраивали, как правило, именно они – мои земляки. И бывало, что заборы – в прямом, а не в переносном смысле слова. Не раз пытался я им объяснить: «Зачем ограждать детскую площадку глухой стеной? Это уродует улицу. Поставьте лучше заборчик из металлических прутьев!» Говорю и чувствую: не понимают меня. Вот-вот ответят: «Не твое это дело»… К чему же я трачу на них время?– подумал я однажды.– Ведь я уже ясно представляю себе характер каждой из моих «овечек». И с каждым новым обходом фермы все отчетливее ощущаю, с кем из них имеет смысл продолжать общение, даже если сегодня оно еще не деловое и неизвестно, станет ли таким. В риелторе Валере Юабове нуждаются люди, с которыми есть контакт, совместимость. Им интересно со мной. Мне – с ними. А люди, подобные Фриде, не нуждаются ни в моей помощи, ни в моих попытках вовлечь их в дела общественные. Они живут «за забором». Мы несовместимы. Возможно, многим покажется, что понятие совместимости не имеет отношения к бизнесу. Ну, смотря как на это глядеть. Я вот полагаю, что бизнес – тот, что связан с людьми – именно тогда успешен, когда партнеры совместимы. Когда каждая встреча, помимо деловых целей, приносит им радость человеческого общения. К тому же тут рождается и доверие.Звонит мне, скажем, мистер Кон. Думаете, как к риелтору? Ничего подобного – он пока не собирается ни продавать, ни покупать жилье. Мистер Кон просит меня порекомендовать ему кровельщика… «Пожалуйста – записывайте номер телефона… Кстати, я не застал Вас в мой последний обход фермы. Где Вы были? А-а, на концерте в Линкольн-центре»… Я знаю, что мистер Кон большой поклонник классической музыки. Поговорили о концерте. Потом я спросил, не зацвела ли магнолия в его садике. Немножко посплетничали о соседе мистера Кона – вечно недовольном мистере Блейке. То ему мусорщики по утрам спать не дают, то самолеты мешают – слишком низко летают… Словом, обычный разговор двух приятелей. Такими и становятся для меня многие из «овечек». У меня нет никаких сомнений, что только ко мне обратятся они, как к риелтору.Но совместимость – лишь одна из причин.Многих домовладельцев поражает моя осведомленность во всем, что связано с их жильем. А я только посмеиваюсь: они и не представляют, до каких мелочей я знаю их дома… Нет – «знаю»– не совсем то слово. Тут больше подходит – «вижу». Это что-то вроде «картинок» моего детства. Что-то вроде обостренной зрительной памяти. Она начинала проявлять себя примерно после десяти обходов. Иду, скажем, к какому-то дому. Он еще далеко, а я уже «вижу» его. Рядом с дубом в три обхвата – кирпичное крыльцо с отбитыми углами. Ржавые вздутия под черной краской перил. Старая, выщербленная дверь… Подхожу – ну, все точь-в-точь!Закрыв глаза, я мог вот так, в деталях, «увидеть» всю улицу. Вероятно, такая зрительная память – большой подарок в моей профессии риелтора. И не только зрительная. Помню я и голоса, помню имена владельцев того или иного дома. Не успеет со мной кто-нибудь поздороваться, позвонив по телефону – я тут же назову его имя, его адрес…Впрочем,– спасибо Учителю! Как тут все не запомнить, если в каждую дверь я постучал свыше сорока раз?* * *