Марина заплакала. Ей так хотелось, чтобы сейчас рядом с ней был Андрей! Так нужны были его руки, – строгие и ласковые, бережные, осторожные… Положить бы его ладонь на живот, вот сюда, вниз… где тяжелеет тянущая боль… От этой боли и от обиды Марина горько всхлипывала. И боялась пошевельнуться: ей казалось, что кровь хлынет неудержимо…
И тут почувствовала на плечах руки… Притихла: Андрей?!
Услышала обеспокоенный Юркин голос:
- Марина?.. Что… случилось?
Он опустил глаза… Увидел, что брючки её уже промокли от крови. А Марина отчаянно и беспомощно выставила ладошки, – то ли защищаясь от Юркиных глаз… то ли – его защищая от своей безотрадной беды:
- Тебе нельзя!.. Нельзя… смотреть! Не смотри, пожалуйста!
Юрий решительно взял её на руки:
- Ну, конечно, – не смотри… Я что, – не женат, по-твоему? И ты совсем забыла, что мы с тобой ещё в роддоме рядом лежали!
В Маринином голосе – мольба:
- Юра, не надо! Я испачкаю тебя…
Лейтенант Семилетов не слушал, осторожно нёс Маришку к общежитию…
- Родная моя, ты потерпи немного… Сейчас всё пройдёт.
Склонился к её побледневшему лицу, прикоснулся губами ко лбу. Сейчас она была для него той Маринкой, которую он привык защищать и оберегать, – с тех пор, как она сделала ему навстречу свои первые шаги… В огороде было дело, среди грядок. Так и защищал её, – от страшной гусеницы и злого гусака, от задиристого Витьки Евсеева с того края деревни…
А лейтенант Сердюков целый день не находил себе места. Мало того, что это происшествие с пацанами из местной школы… и с рядовым Аврашиным. В какой-то безотчётной тревоге сжималось сердце, – за Маринку. Андрей строго приказывал себе успокоиться, сосредоточиться на суточном наряде… Убеждал себя: беременность Маришка переносит отлично, выполняет всё, что надо, – сама фельдшер. И настроение у неё – ровное и спокойное… и затаённое счастье в глазах… И нежность к нему, к Андрею, просто с ума сводит, – с тех пор, как появился у неё под сердцем их ребёночек… И всё-таки тревога неотступно следовала за лейтенантом Сердюковым. Когда уже темнело, не выдержал. Что-то сумбурно объяснил сержанту Лаврухину. Поспешно вышел из расположения роты, побежал к офицерскому общежитию… Издалека увидел Марину… К ней подошёл Семилетов…и взял её на руки. Андрей замедлил шаги: Юрка склонился над Маринкиным лицом… поцеловал её. И так, с Мариной на руках, вошёл в общежитие.
И – рухнуло всё для лейтенанта Сердюкова, – всё… Не только мир, – Вселенная вся рухнула… провалилась в какую-то страшно чёрную, страшно бездонную дыру. И перестала существовать, – та счастливая Вселенная, где были они с Маринкой и их крошечный ребёночек, – свидетельство его любви к Маришке, его нежности, наверное, чаще невысказанной… или высказанной как-то буднично и строго… Но Андрей – наивно, совсем по-мальчишески, – убеждал себя: раз Маришка забеременела от него… – счастливо переводил дыхание, – значит, любит…
А теперь его Маринку нёс на руках Юрка Семилетов. И говорить было нечего, – просто рухнула Вселенная: Юрка нёс Марину на руках… Не впервые, наверное. Их детская… и школьная любовь просто оказалась сильнее, чем его, Андрюхина, неумелая нежность, за которой Маришка так и не рассмотрела его любовь…
А Любаша готовила ужин и без конца поглядывала в окно… Временами у неё подкашивались ноги, и она на минутку присаживалась около кухонного стола, прикрывала глаза, улыбалась… Сегодня надо ему сказать… Сказать Юрочке… Сказать, что у них будет ребёночек. У врача Любаша ещё не была… Но уже не первый день прислушивалась к чему-то едва уловимому, бесконечно счастливому… что могло случиться, наверное, в ту ночь, когда Юрий сказал ей: я люблю тебя… Он ласкал её каждую ночь, – безудержно, бесстыдно… И Люба была счастлива, – от того, что ему так хорошо. А недавно, среди дня, на работе, – малыши после обеда спали, а она мыла детские игрушки, наново заплетала куклам косички, – откуда-то возникло, прямо захлестнуло до сих пор неизвестное счастье. Любаша вдруг вспыхнула от жаркого стыда: почувствовала, как ей неудержимо захотелось, чтобы Юрка взял губами её сосок… трогал пальцами, ласкал то, что она пыталась спрятать, сжать коленями… Толчки его, сильные-сильные, хотелось чувствовать глубоко-глубоко… А ночью Юрка тоже прислушивался к тому, что с ней происходит… О чём-то догадывался, недоверчиво-счастливо спрашивал:
- Любаша… Любонька, маленькая моя… Хорошо тебе?
И сходил с ума, задыхался от её почти неслышного полустона:
- Ещё…
Надо ему сказать, – про ребёночка. От счастья Любаше хотелось и летать, и плакать: она – жена Юрия… Жена, и родит ему ребёнка, – наверное, сына…
Любаша уменьшила огонь на плите – под кастрюлей, в которой томилась любимая Юркина картошечка с мясом. Взглянула в окно… Юрий торопливо подошёл к Марине, – она стояла у старой липы. Сначала обнял её за плечи, а потом поднял на руки и понёс в общежитие… Марина обнимала его за шею… а Юрий наклонился и поцеловал её…
Ну, вот и всё… Любаша сидела у стола, бессильно уронила руки. Наверное, это и не было счастьем, – разве счастье бывает таким коротким… Догадка – ослепительной молнией: да она же просто мешает!.. Мешает Юрию быть счастливым с Мариной! Люба глотала слёзы, казалась себе маленькой, глупой, капризной девчонкой… что непонятно как добилась Юркиных ласк… и самонадеянно решила, что дождалась его любви… что счастье сбылось. А они, Юрий и Марина, по-прежнему любят друг друга…
Люба выключила огонь, задёрнула занавеску на кухонном окне. Пошла в комнату, не раздеваясь, прилегла в их с Юрочкой постель… А без него было неуютно и холодно… И как вообще жить без него…
Юрий вызвал « Скорую». Ни о чём не расспрашивал Марину, в мальчишеской робости и стеснении догадываясь о беде, что случилась с ней… А она беспомощно лежала на диване, стыдилась брючек в крови… Юрка метнулся к шкафу, нашёл чистую одежду. Брови свёл:
- Давай я помогу тебе переодеться. Ты не стесняйся, – мы же с тобой… с самого роддома…
Маринка благодарно сжала его ладонь, покачала головой:
- Спасибо. Ты отвернись, Юр. Я сама. Андрюше бы… позвонить.
Набирал Андрюхин номер, но в ответ – какие-то озлобленные короткие гудки: Сердюков упорно сбрасывал Юркин вызов. Ну, вообще-то, – наряд… понятно.
Молодой строгий врач «Скорой» осмотрел Маришку, горестно покачал головой:
- В больницу надо. Срочно.
Маринка снова заплакала, и у Юрки слёзы показались на глазах… Он помог Марине собраться, пообещал дозвониться до лейтенанта Сердюкова… Поцеловал – лишь прикоснулся губами – Маришкины глаза:
- Всё хорошо будет. Вот увидишь!
Когда вошёл в свою квартиру, удивился: тихо так. Спит, что ли, Любаша?.. Она всегда ждала его, – даже если он возвращался поздно ночью… Юрий незаметно улыбался: маленькая моя! Ты у меня – настоящая офицерская жена! И Любаша очень гордилась тем, что она у него – настоящая офицерская жена… Приготовила ужин и ждёт мужа со службы.
Заглянул в комнату, ещё больше удивился: Любаша и правда спала… Жалко так. Наверное, устала сегодня со своими маленькими разбойниками. Их в Любашиной группе – пятнадцать мальчишек и десять девчонок! И целый день – косички-бантики… непослушные пуговицы и шнурки, а ещё – вымыть посуду, уложить после обеда спать, а ещё – рассказать-показать, научить, помирить… Да со взводом солдат легче!
Тихонько прикрыл Любашу, – что-то она совсем жалким комочком сжалась… и не разделась даже. Вернулся на кухню, потянул носом: томлёная картошечка так пахнет! И салатик Любаша сделала… Но есть одному, без Любы, вдруг расхотелось. Ещё раз попробовал набрать Андрюхин номер, – глухо. Зато ответила медсестра в больнице, – с недовольной сдержанностью, скупо, но всё же ответила:
- Всё, что надо, делаем. Ещё ничего неизвестно. Утром приходите.
Юрий осторожно прилёг рядом с Любой. Добросовестно закрыл глаза, старался уснуть. Пытался оправдать себя: только один раз поцелую… только губами прикоснусь, и – спать. И не сдержался, – целовал её шею, плечи… Расстегнул домашнюю блузочку, потянул вниз короткую юбку: Любаша знала, как ему нравится смотреть на её ножки, когда она в этой короткой юбочке, видела, как он краснеет, как останавливается и туманится его взгляд… Поэтому тоже любила надевать эту юбочку. Хозяйничала на кухне и безудержно кокетничала, поддразнивала его своими длинными ножками… а глаза её стыдливо обещали, что ночью она позволит ему… позволит, что он захочет… даже – чтобы ножки повыше… ему на плечи, чтобы сладко-сладко ему было… Она же – его жена.
Любаша прижалась к нему, – с чуть слышным… и почему-то горьким вздохом-всхлипом…
Утром Любаша казалась обычной, – немного застенчивой после их ночи… Очень нежной, – до головокружения… Заботливо хлопотала на кухне. И всё-таки что-то тревожило в ней Юрия.
А когда он вернулся вечером со службы, Любаши не было…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»