Было бы трудно найти слово (если только это не демократия), о котором собралось бы так много вопросов, как сейчас цепляется за слово "патриотизм". Патриотизм восхваляется как высшая добродетель; он также проклинается как причина войны. Некоторые считают это единственной причиной войны. Некоторые хотели бы, чтобы она исчезла по той причине, что они считают ее в лучшем случае старой и устаревшей социальной добродетелью, ставшей теперь просто украшением и препятствием на пути истинной социализации мира. Некоторые считают, что патриотизм по-прежнему является центром нравственной и социальной жизни.
Здесь не место пытаться провести психологический анализ патриотизма, но мы можем, по крайней мере, попытаться перечислить основные факторы, влияющие на него, и сказать, что мы считаем патриотизмом как добродетелью—или пороком—есть. Патриотизм, на наш взгляд, - это, как правило, верность стране как функционирующей единице в мире наций. Это преданность всем аспектам и функциям страны как исторического образования. Более того, мы должны рассматривать эти исторические образования как ведущие жизнь, в которой, хотя их собственные амбиции в отношении чести и величия являются законными, должно быть практическое признание законности аналогичных интересов со стороны всех других наций и в которой также свободно признается общность интересов наций. Поскольку нации не выполняют никакой единой функции и не имеют единого мотива жизни в своем нормальном состоянии, патриотизм не может быть преданностью какой-либо одной цели или делу. Такой патриотизм, как этот, можно сказать, не противоречит интернационализму. Лояльность к стране-это лояльность к функциям и интересам, которые должным образом принадлежат стране. Индивид, [212]семья, страна и все промежуточные группы и образования являются естественными образованиями. К каждой из этих сущностей существует должная лояльность, точно измеряемая характером функций, которые выполняют эти сущности.
Этот взгляд на патриотизм явно, как в его теоретическом аспекте, так и в его практических последствиях, сильно отличается от тех, которые заканчиваются чистым интернационализмом. Его существенной особенностью является то, что он признает действительность всех сущностей и групп, в отношении которых выросло глубокое чувство. Это, конечно, означает, что в качестве критериев социальных ценностей эти чувства ставятся выше определенных логических или научных соображений. Чистый интернационализм интеллектуального типа признает действительность только целой мировой группы. Николай, например, говорит, что есть мораль и есть права, относящиеся к личности и ко всему человечеству, но все промежуточные группы являются временными и искусственными. С этим, конечно, мы не должны соглашаться. Мы можем предположить, что грядущая большая координация мира будет углублять и усиливать патриотизм, а не уменьшать его. Однородность, к которой, по словам биологов, мы стремимся и к которой должны стремиться, - это та однородность, в которой, вероятно, вполне могут проявиться еще более четкие национальные очертания. Амбиции, функции и культура наций должны быть понятны, а не потеряны в грядущем интернационализме. Мы все еще будем в гегелевском смысле находить нашу реальность в государстве и через него. Пробужденное чувство функции и ценности страны станет основой патриотизма. Продвижение к интернационализму будет осуществляться за счет обобщенного патриотизма, а не за счет перерастания патриотизма. То есть именно путем перехода от углубленной лояльности к стране к чувству справедливости и права патриотизма всех народов будет развиваться международное общественное сознание.
Таким образом, все те очень многочисленные взгляды на патриотизм, которые утверждают, что только через упадок патриотизма может быть когда-либо установлен рациональный международный порядок, [213]похоже, это неправильно. Здесь речь идет о фундаментальном вопросе. Отчасти это касается критериев оценки в области социальной жизни. Тот вид космополитизма и интернационализма, который требует окончательной отмены чувства патриотизма, является, как мы уже указывали, рационалистической доктриной. Это попытка распространить объективные принципы на сферу социальных ценностей. Разум подсказывает нам, говорят они, что мы должны организоваться повсеместно и стереть национальные границы. Разум подсказывает нам, что мы не должны делать различий между собой и незнакомцами, между врагами и союзниками. Но с помощью того же рационализма мы можем разрушить любую лояльность. Патриотизм-это внутренняя, духовная сила, и она коренится в настроениях и формах оценки, которые имеют определенную завершенность по той причине, что они являются отложениями всего хода человеческой истории. Веблен говорит, что это вопрос привычки, к какой конкретной национальности человек привяжется, достигнув зрелого возраста. Это правда, и в этом, конечно, весь секрет верности. Но не так уж важно, должен ли человек привязаться к какой-либо стране. Речь идет о динамической силе лояльности, если мы рассмотрим ее практическую ценность. Лояльность растет, потому что у нее есть применение, которое связано с самыми основными чувствами. Это не продукт разума и не может быть справедливо оценено на чисто рациональных основаниях.