"Ближний круг" (СССР-Италия-США, 1991)
Многие российские критики назвали фильм Андрея Кончаловского "Ближний круг" конъюнктурной попыткой подстроиться под вкусы западных зрителей.
Формально для такого рода упреков есть все основания: главные роли в фильме играют американские звезды Том Халс, Лолита Давидович и Боб Хоскинс, а история личного киномеханика Сталина - Ивана Саньшина дана в мелодраматическом ключе.
Мастер тонких психологических драм /"Дядя Ваня", "Дуэт для солистки"/, Кончаловский в "Ближнем круге" дает свои персонажам необходимую дозу объемности, характерности, однако намеренно отказывается от европейской глубины проникновения внутрь психологии героев, что, несомненно, делает их понятными аудитории, неискушенной в перипетиях российской истории 30-х-40-х годов ХХ века.
Русский режиссер русского фильма, скорее всего, вдохновившись примером Алексея Германа, попытался бы снять драму горького прозрения человека-винтика, из которого сталинской тоталитарной машине удалось сделать послушного, нерассуждающего исполнителя чужих приказов.
Русский режиссер западного фильма, рассчитанного на заокеанский рынок, сдвигает акценты в сторону истории любви Ивана и его жены, прошедшей "через канапэ" самого Лаврентия Берия; истории еврейской девочки, которая после ареста родителей попадает в детдом и т.д.
Иначе говоря, Андрей Кончаловский обращается в первую очередь не к генетической памяти зрителей, а к привычным сюжетным построениям нормального американского кино.
И честно говоря, я не вижу в том ничего дурного. Интернациональность, если она не классово-пролетарская, - необходимый мостик между разными менталитетами и культурами.
Кроме того, Кончаловский сумел собрать отличную актерскую команду. Том Халс, легендарный Амадеус из фильма Милоша Формана, играет своего Ивана так, что остается только удивляться, откуда в звезде экрана эта славянская наивность, восторженность, детская беззащитность...
Боб Хоскинс в роли Берия - не менее точное попадание. Маслянистые глазки забавного толстяка, от взгляда которого порой, между тем, веет зловещим холодом. Быть может, эта роль сыграна чуть гротескно, однако убедительно и ярко.
На этом фоне, бесспорно, проигрывает Александр Збруев в роли Сталина, где нет, на мой взгляд, оригинального актерского видения роли...
Целое созвездие российских актеров, сыгравших в "Ближнем круге" персонажей второго плана, несмотря на короткое появление на экране, запоминаются, быть может, даже больше, чем в иных главных ролях. Блестяще ведет свой эпизод Ирина Купченко. Ее воспитательница приемника для детей "врагов народа" сыграна так, что в ее героине прочитываются противоречивые чувства усталости, боли, страха, сострадания, опустошенности...
Андрей Кончаловский в "Ближнем круге" стремился показать, что вопреки всему люди далеких 1930-х чувствовали себя счастливыми, хотя их счастье и было возможным лишь при условии безграничной веры в вождей и неписанном законе обходиться без лишних вопросов и сомнений. И как только они начинали эти вопросы задавать, всё их хрупкое благополучие рушилось, вовлекая их в поток искалеченных физически или морально судеб.
Мне кажется, это у Кончаловского получилось...
Александр Федоров, 1993
«Бумажные глаза Пришвина» (СССР, 1989)
О фильме Валерия Огородникова «Бумажные глаза Пришвина», наверное, напишут многие «сердитые» критики. Однако могу сказать — среди множества газетных и журнальных материалов, скорее всего, не будет рецензий питерского киноведа Олега Ковалова и его московского коллеги Сергея Лаврентьева.
Основание этого прогноза достаточно весомо — оба этих «зубастых» кинокритика исполняют в картине В. Огородникова довольно заметные по объему роли.
Вот и верь словам о том, что наши режиссеры не любят критиков! Тем паче, что О. Ковалова и С. Лаврентьева не назовешь первопроходцами на критико-артистической стезе. Чуть раньше состоялся актерский дебют киноведа и кинокритика Виктора Демина («Наше призвание» Г. Полоки, «Дорогое удовольствие» Л. Марягина) и заведующего зарубежным отделом Госфильмофонда СССР Владимира Дмитриева («Скорбное бесчувствие» А. Сокурова, «Долой коммерцию на любовном фронте!» М. Солодухина)...
И как знать, не придет ли к кому-нибудь из режиссеров заманчивая мысль — снять шикарный многосерийный фильм, пригласив на все роли — от главных до массовки — киноведов и кинокритиков? А что: даже в случае оглушительного провала доброжелательное молчание кинопрессы будет обеспечено!
Но поскольку я в фильме Валерия Огородникова не снимался, позволю себе несколько фраз по поводу.
1. Вышеупомянутые критики играют в «Бумажных глазах...» ничуть не хуже иных выпускников актерского факультета ВГИКа. О. Ковалов — сдержанно и отчасти застенчиво. С. Лаврентьев — размашисто и со смаком. Впрочем, роль того требует, хотя и (страшно подумать!) представляет собой шаржированный намек на самого Сергея Михайловича Эйзенштейна.
2. В. Огородников, похоже, решил подтвердить наметившуюся в нашем кино тенденцию говорить о сталинизме языком фарса, китча, клипа. Так от официозного «реабилетанса» Сталина в «Победе» (1985) Е. Матвеева и «Битве за Москву» (1985) Ю. Озерова, пройдя мимо произведений А. Солженицына, В. Шаламова, Ю. Домбровского и В. Гроссмана, посчитав, быть может, что «Покаяние» Т. Абуладзе уже расставило все точки над «i», наше кино увлеклось иронически-фарсовой трактовкой эпохи.
3. В «Бумажных глазах...» немало запоминающихся и эффектных кадров. Как вам, к примеру, такой натюрморт: стакан с молоком, в котором застыла мертвая бабочка, а рядом — револьвер в окружении живописно разбросанных патронов, припорошенных чем-то белым — то ли снегом, то ли парафином, то ли известкой? Многозначительный символ, не правда ли? Или взятая из «Сладкой жизни» Ф. Феллини панорама — когда над городом пролетает гигантская статуя, привязанная канатом к вертолету. Только вместо Рима — Ленинград, а вместо Христа — Сталин. Или многочисленные цитаты из «8 1/2». Ей Богу, весьма «киноведческая» получилась картина...
4. В нынешней киномоде на "ню" многие режиссеры приберегают ударные сцены такого рода к середине фильма, долго интригуя зрителей пикантными намеками, поцелуями и объятьями. Даже в «Последнем танго в Париже» Б. Бертолуччи, смутившем в свое время иных отечественных киноведов откровенностью, была, помнится, небольшая прелюдия. Валерий Огородников решил покончить с подобными архаичными условностями. Смелая любовная сцена стала в «Бумажных глазах...» всего лишь фоном для «по-западному» подробных вступительных титров.
5. Правда, потом выясняется, что все это понарошку: кино в кино. С одной стороны — главный герой, гэбэшник 1949 года, обещающий молодой женщине выпустить из тюрьмы мужа в обмен на ее любовь. С другой стороны — исполнитель этой роли в разоблачительной ленте о сталинских репрессиях, которая снимается по его же сценарию сорок лет спустя. Но есть еще и третья ипостась главного героя — он ко всему прочему еще и тележурналист, делающий передачу о пионерах советского телевидения и о неком Хрусталеве, таинственно пропавшем в том же 1949-м...
6. Умом-то еще задолго до финала этой, более чем двухчасовой, картины можно понять, что речь идет о причудливо трансформированной проблеме «палача и жертвы», о «рефлексии современного интеллигента» и т. д. и т. п. Только вот какой возникает вопрос: думали ли авторы фильма о прокатной судьбе своего детища? Ибо одним зрителям эта лента наверняка покажется слишком вторичной и претенциозной, а большинству других — слишком непонятной и скучной...
Александр Федоров, 1990. Впервые опубликовано в журнале «Мнения» (Москва). Федоров А. Киноведы – вперед! // Мнения. 1990. № 1. С.44.
