Найти тему

Мы знаем, — быстро сказал Валькенштейн.

— Мы знаем, — быстро сказал Валькенштейн.
   — Вот как? — Бадер посмотрел на Горбовского. — Но что вы читали? Вы, Марк, и вы, Леонид.
   — Мы читали серию ваших статей, Август, — сказал Горбовский. — «Искусственные спутники Владиславы».
   Бадер наклонил голову.
   — «Искусственные, неземного происхождения спутники планеты Владислава звезды ЕН 17», — поправил он. — Да. В таком случае, разумеется, я могу не излагать вам свои соображения по поводу источников света.
   Валькенштейн пошел вдоль стены, озираясь.
   — Странный материал, — сказал он издали. — Металлопласт, наверное. Но я никогда не видел такого металлопласта.
   — Это не металлопласт, — сказал Бадер. — Не забывайте, где вы находитесь. Вы, Марк, и вы, Леонид.
   — Мы не забываем, — сказал Горбовский. — Мы бывали на Фобосе, и там действительно совсем другой материал.
   Горбовский и Валькенштейн бывали на Фобосе. Это был спутник Марса, и долгое время его считали естественным спутником. Но он оказался четырехкилометровым тором, окутанным металлической противометеоритной сетью. Густая сеть была изъедена метеоритной коррозией и местами прорвана. Но сам спутник уцелел. Внешние люки его были открыты, и гигантский бублик был пуст точно так же, как этот. По изношенности противометеоритной сети подсчитали, что он был выведен на орбиту вокруг Марса по крайней мере десять миллионов лет назад.
   — О Фобос! — Бадер покачал головой. — Фобос — это одно, Леонид. Владислава — это отнюдь другое.
   — Почему? — осведомился Валькенштейн, подходя. Он думал иначе.
   — Например, потому, что от Солнца и от Фобоса до Владиславы, где находимся сейчас мы, триста тысяч астрономических единиц.
   — Мы покрыли это расстояние за полгода, — сердито сказал Валькенштейн. — Они могли сделать то же. И потом, спутники Владиславы и Фобос имеют много общего.
   — Но это следует доказать, — сказал Бадер.
   Горбовский проговорил, лениво усмехаясь:
   — Вот мы и попробуем доказать.
   Некоторое время Бадер размышлял и затем изрек:
   — Фобос и земные спутники тоже имеют много общего.
   Это был ответ в стиле Бадера — очень веско и на полметра мимо.
   — Ну хорошо, — сказал Горбовский. — А что здесь есть еще, кроме этой диспетчерской?
   — На этом Спутнике, — важно сказал Бадер, — имеются сто шестьдесят помещений размером от пятнадцати до пятисот квадратных метров. Мы можем осмотреть их все. Но они пусты.
   — Раз они пусты, — сказал Валькенштейн, — нам лучше вернуться на «Тариэль».
   Бадер поглядел на него и снова повернулся к Горбовскому.
   — Мы называем этот спутник Владя. Как вам известно, у Владиславы есть еще один спутник, тоже искусственный и тоже неземного происхождения. Он меньше по размерам. Мы называем его Слава. Вы понимаете? Планета называется Владислава. Естественно назвать два ее спутника Владя и Слава. Не так ли?
   — Да, конечно, — сказал Горбовский. Это изящное рассуждение было ему знакомо. Он слышал его в третий раз. — Это вы очень остроумно предложили, Август. Владя и Слава. Владислава. Прекрасно.
   — У вас на Земле, — продолжал Бадер неторопливо, — эти спутники называют «Игрек-один» и «Игрек-два», соответственно — Владя и Слава. Но мы, мы называем их иначе. Мы называем их Владя и Слава.
   Он строго поглядел на Валькенштейна. Валькенштейн играл желваками на скулах. Насколько было известно Валькенштейну, «мы» — это был сам Бадер, и только Бадер.
   — Что же касается состава этого желтого материала, который отнюдь не является металлопластом и который я называю янтарин…
   — Очень удачно, — вставил Валькенштейн.
   — Да… Неплохо… То состав его пока неизвестен. Он остается тайной.
   Наступило молчание. Горбовский рассеянно оглядывал помещение. Он пытался представить себе тех, кто строил этот спутник и потом работал здесь когда-то, очень давно. Это были другие люди. Они пришли в Солнечную систему и ушли, оставив возле Марса покинутые космические лаборатории и большой город вблизи северной полярной шапки. Спутники были пусты, и город был пуст — остались только странные здания, на много этажей уходящие под почву. Затем — или, может быть, до того — они пришли в систему звезды ЕН 17, построили возле Владиславы два искусственных спутника и тоже ушли. И здесь, на Владиславе, тоже должен быть покинутый город. Почему и откуда они приходили? Почему и куда они ушли? Впрочем, ясно почему. Они, конечно, были великие исследователи. Десантники другого мира.
   — Теперь, — сказал Бадер, — мы пойдем и осмотрим помещение, в котором я нашел предмет, названный мною условно пуговицей.
   — Он и сейчас там? — спросил Валькенштейн, оживившись.
   — Кто он? — спросил Бадер.
   — Предмет.
   — Пуговица, — веско сказал Бадер, — находится в настоящий момент на Земле в распоряжении Комиссии по изучению следов деятельности иного разума в космосе.
   — А, — сказал Валькенштейн. — У Следопытов. Но я собирал материал по Владиславе, и мне не показали эту вашу пуговицу.
   Бадер задрал подбородок.
   — Я отправил ее с капитаном Антоном Быковым полтора локальных года назад.

С Быковым они разминулись в пути. Он должен был прибыть на Землю спустя семь месяцев после старта «Тариэля» к звезде ЕН 17.
   — Так, — сказал Горбовский. — Осмотр пуговицы, таким образом, откладывается.
   — Но мы осмотрим помещение, где я ее нашел, — сказал Бадер. — Не исключено, Леонид, что в гипотетическом городе на поверхности планеты Владислава вы обнаружите аналогичные предметы.
   Он полез в люк. Валькенштейн сказал сквозь зубы:
   — Надоел он мне, Леонид Андреевич…
   — Надо терпеть, — сказал Горбовский.
   До помещения, где Бадер нашел пуговицу, оказалось полкилометра. Бадер показал место, где пуговица лежала, и подробно рассказал, как он пуговицу обнаружил. (Он наступил на нее и раздавил.) По мнению Бадера, пуговица была аккумулятором, имевшим первоначально сферическую форму. Она была сделана из полупрозрачного серебристого материала, очень мягкого. Диаметр — тридцать восемь и шестнадцать сотых миллиметра… плотность… вес… расстояние от ближайшей стены…
   В комнате напротив, по другую сторону коридора, сидели среди приборов, расставленных прямо на полу, двое молодых парней в синих рабочих куртках. Они работали, поглядывая в сторону Горбовского и Валькенштейна, и переговаривались вполголоса.
   — Десантники. Прилетели вчера.
   — Умгу. Вон тот, длинный, — Горбовский.
   — Знаю.
   — А другой, беловолосый?
   — Марк Ефремович Валькенштейн. Штурман.
   — А-а, слыхал.
   — Они начнут завтра.
   Бадер наконец кончил объяснять и спросил, все ли понятно. «Все», — сказал Горбовский и услыхал, как в комнате напротив хихикнули.
   — Теперь мы вернемся домой, — сказал Бадер.
   Они вышли в коридор, и Горбовский кивнул парням в синем.
   Парни встали и поклонились с улыбками.
   — Желаем удачи, — сказал один.
   Другой молча улыбался, крутя в руках моток многоцветного провода.
   — Спасибо, — сказал Горбовский.
   Валькенштейн тоже сказал:
   — Спасибо.
   Отойдя шагов на сто, Горбовский обернулся. Двое в синих куртках стояли в коридоре и смотрели им вслед.