Неподкупность государственных СМИ станет частью наших традиций

Неподкупность государственных СМИ станет частью наших традиций », - заявил Голембиовский на радио. Так он объявил и своей основной идеологической платформе. Его проповедь была краткой и жесткой но полной великолепного сарказма. «Нет ничего ужаснее, чем государство, которое во имя добра развяывает войны и эксплуатирует человеческую психику, а потом смеется, глядя на дело рук своих», - говорил Голембиовский, переходя отаиричесого образа к трагической кульминации: «Россия - не супермаркет, где шины проколоты, а квасная пробканамотна на колесо, она - действительно «зеркало русской революции», и именно ее роль в трагической судьбе нации особенно велика, потому что речь идет о судьбе русской культуры и русской цивилизации». «Ну и - булгаковский мотив», - сказли дрзья. «Спасибо, что напомнили», - ответил Голембиовский. «Только почему Булгаков? Почему не Эсхил? Или еще раньше кто-нбудь? - пдумала я. - Может быть, Вынашин? Только зачем ему это? Ну хорошо, допустим, он писал слова в компьютере и услышал фамили. Но ведь рукописи не горят!» Потом, по совету Пелевина, я вызвала Голембиовского на обсуждение. «Почему вы решили, что меня интересуютфилософские вопросы?» - спросила я. «Ну-у-у…» - неопределенно протянул Голембиовский. «А почему бы вам самому не задуматься над тем, какие проблемы волнуют весь мир?» - спросила я. «Интересно, - ответил он. - Но ведь все это слишком ужасно». - «Мы все в каком-то смысле глядим на русский вопрос сквозь одно большое театральное окно, - сказала я. - И одинаково думаем. Так почему бы не участвовать в общей дискуссии?» «Ладно, - вздохнул Голембиовский, - вот что. Вот что. Я попробую». «Что ты попробуешь?» - не поняла я. «Попробую быть рядом, смотреть и слушать. Может быть, мне и удастся кого-нибудь расшевелить». Через некоторое время он позвонил и спросил, почему это он ничего не слышит и не видит. «В Москве как в городе, - сказал он. - А здесь как в бункере». «Иди к Большому Театру, - сказала я. - Там много звуков». Он пошел туда и целый день молча стоял перед микрофоном.