Я тут на днях расклеилась. Разревелась даже. Впервые после роддома.
Я, конечно, еще там, в боксе при родзале, представляла, как мы будем выписываться. Представляла лицо мужа, как он берет малыша - и на глаза наворачивались слезы. Приходилось сдерживаться, чтобы не разреветься в голос.
А на выписке - как одеревенела. Даже не прослезилась. И в машине так ехала, насухую. И дома первые дни - ну не было слез... Ни радостных, ни грустных - никаких.
А тут на днях Иван целый день маялся животом. Провисел на мне с 7 утра до 9 вечера. С четырьмя перерывами на 10-15 минут каждый.
К исходу дня я была как выжатый лимон. Боюсь, что не только в переносном смысле...
Всплакнула. Но как-то так, без энтузиазма. Ну, чего плакать, собственно?.. Все же, по сути, хорошо, а будет еще лучше. Закончатся колики, жить станет веселее!..
Короче, самоуспокоилась.
А на следующий день сорвало-таки крышечку.
Мы собирались к Бабе с Дедом, а мальчишки как раз разыгрались, разбесились и никак не хотели одеваться. Раз сказала, второй, третий, десятый... Прибегла и к шантажу, и к угрозам, и к подкупу - весь педагогический арсенал задействовала... Через полчаса безуспешных попыток достучаться до двух хохочущих мартышек, носящихся по комнате в одних носках, я взбесилась - и разрыдалась.
О, чего я им только не наговорила!.. И про безответственность, и про эгоизм, и про всякое такое прочее. Шестилеткам, ага.
Дети, разумеется, сразу поскучнели - они все лето слушали эти слезливые обвинения и порядком от них подустали.
И тут у меня вырвалось:
- Вы меня совсем не жалеете!.. Вы даже не представляете, через что мне пришлось пройти!.. Как мне было страшно и больно!.. Мне так сейчас нужна ваша помощь, ваше участие, а вы меня даже не слышите!..
Мальчишки аж в лицах переменились. Не то, чтобы я раньше им ничего такого не говорила. Говорила, еще как. Но тогда это было следствие нервного перенапряжения, повышенной тревожности и скачущих гормонов. А сейчас, видимо, крик души...
И все-таки дети - это дети. В шесть лет они уже очень многое чувствуют, но еще далеко не всегда понимают, как правильно себя повести... В тридцать шесть, кстати сказать, это тоже далеко не всегда очевидно.
Вижу - вроде и хотят проявить сочувствие, но это не так-то просто, когда его так яростно требуют...
Стоят, в общем, мои мальчишки, глаза растерянные, с ноги на ногу мнутся. А я сижу перед ними и ощущаю себя наикруглейшей дурой.
И вот в этот момент что-то случилось. Я, кажется, в кои-то веки сумела остановиться. И сказала то, что было нужно. И сделала то, что было нужно.
Я сгребла обоих своих упрямый, вредных, прекрасных сыновей, крепко обняла и, все еще плача, попросила:
- Пожалейте меня, пожалуйста.
И они пожалели - с настоящей, неподдельной готовностью. Обнимали, целовали, гладили. Искренне. Не потому что я их вынудила. А потому что поняли, что мне это нужно.
А я у них прощения попросила. Не за то, что рассердилась. А за то, что не сдержалась, накричала и опустилась до глупых обвинений и угроз.
И знаете, с того дня мы все стали чувствовать и вести себя иначе. Мальчишки - намного покладистей, меньше противятся, сами проявляют желание помочь и оказывают помощь. Как-то резко повзрослели, что ли...
Хотя они изначально, с самого моего возвращения вели себя намного лучше, чем я ожидала. Очень старались. А им ведь тоже сейчас куда как непросто... Появление в семье нового ребенка - всегда испытание для старших детей. Но мальчишки пока держатся молодцом.
Я после того разговора тоже стала как-то спокойнее. Словно отпустило что-то. Раздражаюсь точно меньше...
Да нет, вру, конечно. Всякое бывает. Вчера вот опять скатилась в требования и выяснения, кто сильнее... Но я тоже стараюсь. Не давить. Не угрожать. Не срываться.
Щадить себя. Не скатываться в саможаление, но и не бояться признаться, что иногда мне тоже требуется сочувствие.
Очень надеюсь, что однажды я сумею просто прийти и сказать своим детям об этом - честно и открыто, без манипуляций...
Хороший будет день.