Проше тяжело жилось без отца. Он его толком не помнил, только смутные образы, да обрывки. Бабушка с дедушкой окружили его и маму заботой и любовью. Проша рос хорошим сыном, и радовал родственников своим спокойным и покладистым нравом. Лариса первое время боялась, что сын унаследовал гневливость отца, но так никаких признаков не было, поэтому женщина со временем успокоилась.
Разве что, с возрастом, начал Проша проявлять редкую избирательность в еде. Чуть что так нос воротил от обычных кушаний, которые ему раньше нравились. Худой был, словно вешалка, но уж тут ничего сделать нельзя было.
Лариса билась, билась над ним, но потом отступила, поняв, что сына не переделать.
Худой, да худой, а вот Проша купеческой дочке глянуться умудрился.
Купец тот в деревне самым богатым был, ездил далеко, и иногда такие диковинки привозил, что вся деревня долго ещё под впечатлением была. Вот только дочку никак не мог замуж выдать, больно скандальная, да язвительная была. Вот парни от неё и шарахались. А Проша как-то с ней сошёлся, да так хорошо сошёлся, что объявили осенью свадьбу. Проша стесняться не стал, и переехал в дом к будущей жене. С матерью, да с дедом и бабкой не особо хотел общаться, мол птицы не их полёта теперь. Лариса поудивлялась конечно, даже обиду на сына затаила, но своих забот был полон рот: привезли к ним на воспитание Ванечку пяти лет. Одна из дочерей свекрови подкинула бабушке внучка, а сама в деревне так и не появилась.
Так Проша ушёл в самостоятельную жизнь.
С женой они неожиданно характерами сошлись. Она, получив возможность заботиться о капризном муже, неожиданно расцвела, хотя никогда не была особо симпатичной. Проша же получил возможность капризничать в еде сколько влезет.
Даже умудрились ребёнка сделать, и по настоянию деда-купца, назвали Маратом.
Марата благополучно сплавили на воспитания нянькам, и сами вернулись к своей обычной жизни.
На людях у них всё хорошо и ладно было, а вот за закрытыми дверями дома, происходило всякое.
***
Проша нос воротил от любых кушаний, что ему жена готовила. Морщился и брезгливо сталкивал со стола чугунки да плошки с едой на пол на пол. А потом равнодушно наблюдал за тем, как жена убирает бардак, который он наводил. Убравшись, она снова бросалась к печи, пытаясь угодить мужу.
Проша с самого детства плохо ощущал голод. Ещё хуже ему становилось от вкуса еды. И от её вида. Ему казалось, что всё, что едят окружающие - это просто какое-то невыносимое и о т в р а т и т е л ь н о е варево. И всё время удивлялся - как окружающие вообще могли это потреблять? Что самое странное, ему было спокойно, если оно находилось всё по отдельности. Например он собирал пшеницу, и его не продирало от о т в р а щ е н и я, когда он прикасался к тяжёлым колосьям. Но стоило ему увидеть хлеб, так к горлу подкатывал горький комок. Он не понимал, отчего так с ним происходит, и от того он начал злиться на всех вокруг. Почему его никто не понимает? Почему никто не хочет готовить то, что он сможет нет?
Он и с женой-то сошёлся только потому, что готовила она хорошо. И ему действительно вначале нравилось! И Проша даже обрадовался тому, что сможет нормально есть. Но после свадьбы ему всё быстро приелось. Стало таким же отталкивающим, как и раньше. Радовал только тесть, который привозил всякие заморские вкусности.
Проша иногда задумывался о том, почему именно еда для него имеет такой смысл. Но такие мысли столь же быстро покидали его голову. уступая место раздражительности и злости.
Он снова похудел.
Нельзя сказать, что он страдал от чувства голода. Ему оно было незнакомо. Зато он прекрасно понимал, что иногда нужно питаться. Но как это делать, если его воротит от еды? И ему она действительно не нравилась! Разве что мясо... Но мясо тоже он мог есть не всё. Пару раз тесть привозил вкусное, сладковатое мясо откуда-то, но так толком и не сказал чьё оно. Сказал, что довольно распространённого животного только, и ничего более.
Проша ведь помнил, что нормально ел. Но до какого-то определённого периода, и всё изменилось в один момент.
Проша иногда думал, что он просто разделился на две половины. И вот одна, большая половина, вот именно она капризничала и не хотела есть. Он давно уже свыкся с этой своей половиной, да что уж там и говорить - ему даже отчасти нравилось!
Жену он даже как-то любил, по-своему просто. Чувствовал её желание угодить, поднести, уважить его, и это ему нравилось. Из дома он теперь почти не выходил, предпочитая проводить время в праздных раздумьях и ожиданиях того, что ему приготовит жена.
А Проша медленно, но верно чах. Он даже не замечал этого, как, впрочем и его жена. А уж что там говорить и про дворовых, которых даже в дом не пускали. Разве что девушка, которая прибиралась в доме... но она смотрела на хозяев испуганными глазами, да старалась с ними не пересекаться.
А Проша продолжал чахнуть. Он похудел настолько, что казалось теперь состоял из одних лишь острых углов. Кости выпирали, натягивая кожу, которая была настолько бледной, что казалось прозрачной. Волосы тоже почти все вылезли, и череп резко выделялся, так же обтянутый кожей. Он стал походить на какое-то странное существо, словно из старых сказок.
И в глазах жены Проши всё чаще он видел непонятное ему выражение.
Вскоре он настолько ослаб, что перестал даже вставать в постели. Его мысли стали такими же прозрачными и ломкими, как и его тело. Но он по-прежнему отказывался принимать всю пищу. Его избирательность в еде выходила в крайнюю степень. Он даже припомнить толком не мог, когда последний раз нормально питался. И жене запретил кому-либо рассказывать о своём состоянии. Только одна мысль о том, что ему будут нести абсолютно невкусную, о т в р а т и т е л ь н у ю еду, в горле скручивался горький комок отвращения. Но и не отпускал от себя жену, требовал, что бы она была рядом. Всегда. Постоянно.
В конце концов, она его жена и должна ему подчиняться!
Тесть был в отъезде, поэтому никак не мог повлиять на ситуацию. От него даже письма редко приходили.
Зато у Проши появилось много времени для размышлений. Конечно, и до этого он по дому ничего особенно не делал. Его все мысли были посвящены еде и только. Работал он последний раз тогда. когда у матери жил, а придя в дом к жене, то руки умыл совершенно. А зачем, если за тебя всё сделают?
И пока у него было время вот так разрешать, внимательно наблюдая за женой, он неожиданно понял, что она испытывает к нему чувство страха. Любви больше не осталось, как и возможности что-либо исправить. А может быть она и была, если бы они хоть у кого-то из старших спросили совета, но, увы.
***
Как же ей не хотелось входить в его комнату! Не хотелось видеть тощее существо, в которое превратился её муж. Горшок с едой оттягивал руки и она глубоко вздохнула.
Конечно, ей было с т р а ш н о. Она полюбила нормального человека, а не того, в кого превратился её муж. У неё в последнее врем складывалось ощущение, что он скоро настолько станет прозрачным, что попросту исчезнет! Хотя такого наверняка не могло быть, но такие мысли посещали её голову.
Но и оставить она его тоже не могла.
Глубоко вздохнув, она толкнула дверь и замерла, смотря на постель, на которой он провёл почти весь год.
Она была пуста!
Она в недоумении оглядела комнатку, зачем-то прощупала взглядом пол, словно надеялась, что он просто упал, или нечто подобное.
Следов Проши так и не нашли, как и обоснований для его исчезновения.
КОНЕЦ \ КАРТА КАНАЛА
#рассказ #проза #мистика #сверхъестественное
Итак, есть Зависть, Гнев и Избирательность (Чревоугодие).
Мне не очень хотелось писать именно про Чревоугодие, в том плане, которое в него обычно вкладывают, так как есть похожий рассказ на канале. А вот гурманство и чрезмерная избирательность в еде тоже попадает под Чревоугодие.
Получилось не совсем то, что я хотела, но что есть, то есть.
Зависть - сжигает,
Гнев - иссушает,
Избирательность - истончает.
