Уехала Ефросиния, теперь у сына живёт в районном посёлке Матвеев Курган. Казалось бы радоваться Саньку, тёща приставать не будет и бурчать на него тоже не будет. Ан, нет! Радоваться не приходится. Смотрит он на свою Нюру, как же ей достаётся! Ведь вставать надо к корове ни свет ни заря, а потом до темна на птицеферме трудиться. Устаёт. Видно, что устаёт. Надо бы хозяйство поубавить. И как тёща с ним справлялась?
А отчего отказаться? Пожалуй, от кроликов, утят и гусей. От кур, конечно, не откажешься. А свиньи? А корова? За них Нюра и говорить не позволяет. Да как же так, в деревне жить и свиней не держать? А корова это вообще святое, кормилица. А Санько такой, чтобы от всего отказаться. А лучше бы вообще уехать из Большой Крепки. Не нравится ему слобода. И с людьми не сошёлся. Жалеет, что вернувшись с фронта здесь обосновался. Лучше бы в свои родные места подался. И жили бы они с Нюрой в Синявке, у Анисии, его матери. Смогли же жить у Ефросинии, а у Анисии, может, даже лучше было бы.
Анисия считала себя казачкой, но в отличии от неё, Константин казаком не был. И из их четверых детей казачкой считала себя лишь Мария.
Родился Санько в селе Советка. Там, в далёкое дореволюционное время, жили его дедушка и бабушка, родители его отца, туда после службы в морском флоте и отец его, Константин, вернулся. Там и Анисию свою встретил, приехавшую в Советку погостить у родственников, там у них и первый ребёнок родился в 1911 году. Девочку назвали Мария и к рождению Шурки, так его там звали, Марии исполнилось четыре года. Уже была готовая нянька для малыша. Потом, в 1923 и в 1925 годах появились мальчики, Петя и Миша.
Константин и Анисия получили надел земли и всей семьёй трудились в поле, выращивая пшеницу и овощи. Константин был человеком хозяйственным, сам трудился и детей своих с малолетства к труду привлекал. Сожалел, что нет у детей тяги к труду крестьянскому, работать работают, всё выполняют, а замечал, что не в радость им эта работа.
- Не будет с них дела, - говорил Анисии, - ни с одного не будет. Смотри, пшеничка заколосилась, глаз с поля невозможно отвести – такая красота, а они и внимания не обращают. И что же с них получится? Чем заниматься будут? Кто же на земле нашей трудиться будет, когда мы состаримся?
Не знал Константин, что вскоре никакой и х земли не будет, и им тут трудиться тоже не придётся. Раскулачивание. Константина забрали, увезли в неизвестном направлении, построенный ими хороший дом, скотину и землю в колхоз передали. Анисия с детьми выехала в Синявку, откуда она родом и где жили её родственники. В Синявке родительсткий дом сохранился и жила там младшая сестра Анисии, незамужняя Фёкла. Вместе с Фёклой и стали жить.
Никаких вестей от Константина не было и попытки узнать, куда же его увезли, ничего не дали.
- Скажи спасибо, что и тебя не забрали, - сказали ей важные люди, к которым обращалась за помощью, - а надо было! Кулачьё недорезанное! Кровопийцы!
Мария работала в больнице. Санитаркой. В больнице и со своим будущим мужем познакомилась. Да только больной он был сильно, долго не прожил. С сыном осталась и к Анисии вернулась. С будущим вторым мужем тоже в больнице познакомилась.
- Что? Опять за больного замуж пойдёшь? – вздыхала Анисия.
Но нет, этот был крепким мужиком. Да только война не щадит ни крепких, ни больных. В самом начале войны погиб. Два мужа было, два сына от них. Валентин и Виктор.
Прав был Константин. Из четверых детей никто не хотел заниматься крестьянским трудом Мария пошла в больницу, а Шурка едва подрос , уехал работать на завод, в Новочеркасск. Там, перед войной и женился. Пётр по комсомольской путёвке уехал в шахту работать, шахтёром стал. И только Мишка бродил по жизни, как неприкаянный. Голос у него был сильный, пел хорошо, мечтал артистом стать. Уехал в поисках своего счастья. Да не нашёл его. Видно не там искал. На фронт его призвали из Донецка в середине 44-го, когда 18 лет исполнилось. Тогда уже немца гнали из страны, но до Победы не дослужил, вернулся инвалидом, без ноги. Вернее, нога была. но она была согнута в колене и не разгибалась из-за повреждённого сухожилия при ранении. Не всё у младшего сына Анисии сложилось хорошо в жизни. Артистом не стал, пел в церковном хоре пока на фронт не ушёл. После войны женился, но жена оказалась любительницей выпить, в то время, когда Мишка совсем не пил. Женский алкоголизм – страшное дело. Четверо детей, большая трёхкомнатная квартира в Донецке, которую Мишка получил, как инвалид войны, совершенно пустая, без мебели. Всё шло на водку. Что держало его возле такой жены? Не понятно. Дети? Было бы лучше избавить их от такой матери.
Перед войной сестра Анисии, Фёкла, вышла замуж, уехала жить в Ростов, к мужу. А Анисия осталась жить с Марией и её двумя сыновьями. Но в войну дом их сгорел и Анисию взяла к себе её старшая сестра Устя, в Большую Крепку. Мария тоже была с ними, но только до освобождения Синявки от фашистов, потом сразу вернулась, вновь пошла работать в больницу и начала восстанавливать свой разрушенный дом. Восстановив дом, привезла мать из Большой Крепки. Анисия была рада вернуться. В Большой Крепке не было церкви и ей, привыкшей посещать службу в церкви каждое воскресенье, этого очень не хватало. Да и Устя слишком уж покомандовать любила, требовала от сестры подчинения во всём. Анисия со своим мягким характером, не могла ей противоречить ни в чём, и порой плакала от того, что Устя видела в ней не сестру, а только работницу.
Анисия очень переживала, что Зоя не дождалась Шурку. Она осуждала невестку и не могла понять, как могла Зоя выдумать похоронку, чтобы себя оправдать? Как она могла оставить ребёнка без отца? И хотя Анисия и раньше Зою недолюбливала, но узнав, что Зоя была готова вновь сойтись, а Шурка отказался, сильно расстроилась. Ведь у них сын. Надо было простить из-за него. Она была уверена, что Шурка поступил неправильно, если в семье есть дети, то всё должно подчиняться этому и делаться так, как лучше для детей.
- Неужели ты, Шурка, сможешь спокойно жить, зная, что где-то сын есть и возможно он нуждается в твоей помощи, и неизвестно, как к твоему сыну отчим относиться будет, - говорила Анисия и просила Шурку одуматься.