По аналогии с этой концепцией Вселенной как реализации Бога, так и тело, будь то [72] человека или любого другого существа, является реализацией на данный момент души. Без тела и жизни тела эта душа была слепым и мимолетным призраком. Таких нереализованных душ много в различных степенях и состояниях; весь воздух действительно полон духов, которые являются причинами снов и предзнаменований.
[73]
Таким образом, изменения и изменения, которые видны во всем остальном, видны также и в отношениях души и тела. Множество мимолетных призраков или духов постоянно ищут реализации через единение с телами, переходя при рождении то в одно, то в другое, а после смерти снова выходя в пустоту. Как воск, который принимает то одно впечатление, то другое, но остается сам по себе всегда одним и тем же, так и души различаются во внешней {28} [74] форме, которая окутывает и реализует их. В этой телесной жизни пифагорейцы в другом месте описываются как говорящие: мы такие, какие есть были в узах или в тюрьме, откуда мы не можем справедливо выйти, пока Господь не призовет нас. Эту идею Цицерон неправильно перевел с истинно римской точностью: по его словам, они учили, что в этой жизни мы как часовые на своем посту, которые не могут покинуть его, пока наш Командир не прикажет.
Таким образом, с одной стороны, соединение души с телом было необходимо для реализации прежней ((греческой) сомы, тела, как бы (греческой) семы, выражения), так же как реальность Бога заключалась не в Нечетном или Вечном Единстве, а в Нечетно-Четном, Единстве во Множественности. С другой стороны, этот союз подразумевал определенную потерю или деградацию. Другими словами, в той мере, в какой душа стала реализованной, она также стала телесной, подверженной влиянию страсти и [75] изменениям. Таким образом, в некотором смысле реализованная душа была двойной; сама по себе она принадлежала вечному разуму, поскольку, будучи связанной с телом, она принадлежала к царству неразумия.
Это разделение души на две части пифагорейцы естественным образом развили со временем в тройственное разделение: чистую мысль, восприятиеи желание; или, еще более приближаясь к платоновскому разделению (см. Ниже, стр. 169), они разделили ее на разум, страстьи желание. Но на более поздние события в значительной степени повлияли платоновские и другие доктрины, и здесь нет необходимости следовать дальше.
{29} [78] Музыка привлекала Пифагора не только своими успокаивающими и очищающими эффектами, но и интеллектуальным интересом к ее числовым соотношениям. Уже упоминалось (см. Выше, стр. 27) об их причудливом учении о музыке сфер; и та же идея ритмической гармонии пронизывала всю систему. Жизнь души была гармонией; добродетели были совершенными числами; и влияние музыки на душу было лишь одним примером среди многих гармоничных отношений вещей во всей вселенной. Таким образом, у нас есть Пифагор описывается как успокаивающее психическое расстройство, а также телесное, с помощью ритмической меры и песни. С утренним рассветом он поднимался, гармонизируя свой собственный дух со своей лирой и распевая древние гимны критских Фалесов, Гомера и Гесиода, пока все трепеты его души не успокаивались и не утихали.