Вопреки своей репутации, будто Пушкин не пропускал ни одной юбки, остаётся открытым вопрос: кто влюблялся раньше — он в женщин или женщины в него? Брат Лев вспоминал:
«Женщинам Пушкин нравился; он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своём. Когда он кокетничал с женщиною или когда был действительно ею занят, разговор его становился необыкновенно заманчив».
Первая треть XIX века — время флирта, когда светские замужние женщины пользовались большой свободой в своих отношениях с мужчинами. Замужние дамы, львицы света и полусвета имели, говоря современным языком, довольно широкие взгляды на нравственность и позволяли себе не просто обманывать своих мужей, но нередко открыто демонстрировать поведение, нарушавшее нормы приличия, а потому скандальное. Как известно, не только деньги любят тишину. Тем не менее, брак не являлся святыней, верность не рассматривалась как добродетель супругов. Нельзя сказать, что каждая женщина, но многие, не ограничивая себя ничем, считали, что должны иметь кавалера или любовника. В ситуации, когда жёнами становились в юном возрасте без всякой любви, адюльтер замужней дамы стал явлением практически легализованным. Обручальное кольцо (только к середине XIX века оно перекочевало на безымянный палец правой руки) никаких ограничений не накладывало.
Соответственно немало мужчин считали своим долгом волочиться за женщинами и мало ценили в жизни «возвышенные чувства». Характер отношений мужчины и женщины первой трети XIX века можно охарактеризовать парадоксальным, странным для нас сегодняшних, понятием «аномальная норма». И ведь таковым он был среди тех, кого современники признавали замечательными людьми тонкого, острого ума и той образованности, которая отличала тогда среду декабристов. Надо ли, зная это, удивляться, что Пушкин имел в близких приятелях того же Николая Раевского-младшего. Его знания истории, литературы, иностранных языков, безусловно, привлекали поэта, который даже посвятил ему поэму «Кавказский пленник»:
Прими с улыбкою, мой друг,
Свободно музы приношенье:
Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье
И вдохновенный свой досуг.
Что касается моральной стороны личности Николая Раевского-младшего, то достаточно привести слова Ф.Ф. Вигеля, знавшего не понаслышке о содружестве в «амурных» похождениях Пушкина и Раевского, сопровождаемом соперничеством:
«В Молдавии, в самой нежной молодости, говорят, успевал он понапрасну опозоривать безвинных женщин; известных по своему дурному поведению не удостаивал он своего внимания: как кошка, любил он марать только всё чистое, всё возвышенное, и то, что французы делали из тщеславия, делал он из одной злости».
Никого из мужчин тогда не останавливало то, что многие из женщин, на которых он «положил глаз», были жёнами его, скажем так, приятелей и знакомых. «Лёгкость поведения» была присуща не только «свободным» от уз Гименея. Даже в семьях от обоих супругов требовалось одно: нужно было, чтобы отношения не выходили из границ светской благопристойности, и нельзя было пренебрегать мнением света. Развод как таковой, можно сказать, отсутствовал. Не любит, изменяет, не сошлись характерами не поводы и не мотивы для развода. Случалось, о нём просили от отчаяния, но разрешения Синода на развод обычно не получали. Воспоминания свидетельствуют, что в конце ХVIII — начале XIX веков «развод... считался чем-то языческим и чудовищным... Сильно возбуждённое мнение «большого света» обеих столиц строго осуждало нарушавших закон...».
Впрочем, по нашим, современным, понятиям чудовищным можно посчитать многое из того, что характеризовало «постельные дела» мужчин и женщин в конце ХVIII века. Чтобы не отходить далеко от круга лиц, имеющих отношение к Пушкину, можно сослаться на семейную историю Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой. Она напрямую связана с именем человека, которого сегодня почитают как большого труженика и радетеля России, великого политика, полководца, создателя Черноморского военного флота и хозяйственника Екатерининской эпохи Григория Александровича Потёмкина-Таврического.
Сестра светлейшего князя, всемогущего фаворита (по слухам даже морганатического супруга) Екатерины II, была замужем за помещиком В.А. Энгельгардтом. У супругов были два сына и три дочери, про которых говорили, что природа наградила их дивной красотой. История совращения Потёмкиным трёх племянниц и жены племянника скандальна даже для ХVIII века, часто называемого галантным.
По мере взросления своих возлюбленных благодетель Потёмкин щедро их вознаградил, каждую выдал замуж. Самой старшей из девушек-родственниц, приглянувшихся распутному князю, была Сашенька. Ей достался в мужья польский магнат граф Ксаверий Браницкий, бывший много старше её.
«Способ, каким князь Потёмкин покровительствует своим племянницам, — писал на родину французский посланник Корберон, — даст вам понятие о состоянии нравов в России».
Впоследствии у супругов Браницких родилась дочь Лиза. До 26 лет почти безвыездно жила она с родителями в Белой Церкви. В начале 1819 года графиня Браницкая вместе с дочерью отправилась в длительное путешествие по Европе, прежде всего в Париж. Там-то Елизавета Браницкая познакомилась с 36-летним генерал-лейтенантом графом Михаилом Семёновичем Воронцовым, тогда командиром русского оккупационного корпуса во Франции. И стала его невестой.
Это была блестящая партия. Выйти замуж в таком возрасте — улыбка судьбы для старой девы. И граф, который скоро станет новороссийским и бессарабским генерал-губернатором, а позже — наместником на Кавказе, надо сказать, оказался не промах — Елизавета Ксаверьевна принесла мужу огромное приданое, состояние Воронцова почти удвоилось. О любви в таком союзе говорить не приходится.
Авторы известного сочинения «О повреждении нравов в России» — французский посланник в России в 80-е годы ХVIII века граф А.Ф. де Сепор и историк М.М. Щербатов — приводят множество примеров незаконного сожительства и супружеских измен в среде высшей столичной знати. В числе наиболее скандальных связей названы «распутства» княгинь А.С. Бутурлиной, А.Б. Апраксиной (урожд. Голицына), Е.С. Куракиной. «А ныне, — сетовал М.М. Щербатов, — их можно сотнями считать».
В годы правления императора Петра III (Пётр Фёдорович, урожд. Карл Петер Ульрих Гольштейн Готторпский), взошедший на русский престол после смерти Елизаветы Петровны (своих детей у неё не было, поэтому она объявила наследником своего племянника, сына своей сестры, старшей дочери Петра I — Анны Петровны, который жил в доме Адольфа Фредерика, в будущем — короля Швеции) нравы отличало погружение во все пороки: в сластолюбие, роскошь, пьянство и любострастие. Сей государь, — свидетельствовал историк, — имел “любовницу, дурную и глупую, графиню Елисавету Романовну Воронцову, но ею, взошед на престол, он доволен не был, а вскоре все хорошие женщины под вожделение его были подвергнуты. Уверяют, что Александра Иванович Глебов, тогда бывший генерал-прокурор, и им пожалованной купно и в генерал-крикскомисары, подвёл падчерицу свою Чеглокову, бывшую после в супружестве за Александр Николаичем Загряским, и <…> кнегиня Елена Степановна Куракина была привожена к нему на ночь Львом Александровичем Нарышкиным, и я сам от него слышал, что бесстыдство её было таково, что, когда по ночевании ночи он её отвозил домой по утру рано и хотел, для сохранения чести её, и более чтобы не учинилось известно сие графине Елисавете Романовне, закрывши гардины ехать, она, напротив того, открывая гардины, хотела всем показать, что она с государем ночь переспала”».
Уважаемые читатели, если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал. И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 13) повествования "Как наше сердце своенравно!".