Ивану было чуть больше 16, когда его вместе с другими затонскими и лосевскими подростками и девчатами отправили рыть противотанковые рвы в село Никольское, что под Валуйками.
Отец в то время был на фронте, письма от него приходили из-под Москвы. Дома оставалась лишь мать да сестра.
Ожесточенные бои шли как раз на Белгородчине. Пацаны вместе с мужиками вгрызались в землю. Как-то подъехал к ним верховой:
- Бросайте все, уходите! Мы окружены!!
Старший не поверил, решил съездить в штаб, что располагался в селе Никольском. Хотел проверить информацию. Да только штаба там больше не было, а время они потеряли. Двинулись на Ольховатку, чтобы оттуда уже пробираться домой. Но и там уже были немцы. Коней отобрали, а тут – танки. Спасибо, рядом было озеро. Да и рос Ваня на реке Битюг – как рыба в воде. Попрыгали в озеро, соломинки – в рот, чтобы дышать через них. Замерли. Только пули свистят вокруг. Но пронесло. Видимо, спешили немцы. Колонная танковая прошла, затихло все, и лосевская молодежь двинулась дальше. Голодные, промерзшие, обессилевшие от неимоверной усталости, они упорно двигались на свою Воронежскую землю. На второй день пути нашли раненых лошадей, взяли курс на село Колодежное, но вновь наткнулись на немецкий пост. Немцы девчат и младших пацанов (по росту определяли) отпустили, они двинулись на Сагуны.А Ивана Колтунова, Романа Ильяшова, Геннадия яицкого, Кубышкина задержали, дали им лопаты и приказали копать себе могилы. Но, видимо, судьба была милостива к затонским подросткам. И в этот раз дала отсрочку. Пока копали яму, фашисты подогнали еще 20 советских военнопленных и вместе с ними отправили в лагерь. Что располагался в Россоши, приговоренных к расстрелу ребят. Разместили пленных на территории бывшего кирпичного завода, обнесенного колючей проволокой, под открытыми небом.
У Вани были вьющиеся, черные как смоль волосы, которые чуть было не сыграли роковую в его жизни роль.
-Юде, юде, - загомонили фрицы, тыкая в Ваню пальцами. На его одежду нашили особую еврейскую метку.
- Так дело не пойдет, - обеспокоился пленный русский командир роты, которого Ваня называл дядей Гришей. И, когда стемнело, товарищи по несчастью подстригли мальчишку наголо, нашли ему солдатское галифе и гимнастерку. Тайком переодели. Он стал таким, как все в общей массе пленных. Тем и спасся.
Как-то ночью пришли немцы и через переводчика объявили, что им надо отобрать тридцать человек.
Ваня с дядей Гришей спали как раз возле ворот.
- Давай, Ваня, поднимайся, - сказал дядя Гриша. – Расстреляют так расстреляют…Сколько можно терпеть!
Но мрачные прогнозы не оправдались. Пленных отправили на уборку свеклы, где они работали под присмотром охранников с обученными собаками в течение десяти дней. А когда вернулись в лагерь, узнали, что основную массу военнопленных куда-то угнали. Остались лишь больные и раненые. Сменился и конвой. Вместо немцев в лагере командовали итальянские солдаты.
На следующий день вновь подняли всех более или менее трудоспособных пленных и заставили рыть укрепления – с 8 часов утра до глубокой ночи. Конвоиру-итальянцу приглянулся мальчишка.
- Гитлер – капут!! Муссолини – капут!- приговаривал он, глядя на паренька.
- Я социалист, против войны.
И возмущался:
- Как же тебя в 16 лет отправили на фронт?
_ Да не солдат я, - признался наш землячок. – Мы ходили рыть окопы.
Итальянец качал головой, доставал из нагрудного кармана фотографии своих детей и показал их русскому мальчишке:
- У меня дети такого возраста.
Ваню конвоир заставил мыть котелки.
- Я тогда хоть наелся досыта, - вспоминает Иван Федорович. – Соскабливал со стенок котелка остатки каши, разводил водой.
В конце января – начале февраля (счет дням и неделям в лагере потеряли) пленных подняли по тревоге часа в четыре утра. Окоченевшие, промерзшие до костей люди шли, кутаясь в мешковину и френчи, которыми укрывались от холода во время сна. К вечеру добрались до ольховатской дороги и узнали радостную весть: фашистскую оборону прорвали советские танки.
Итальянский унтер-офицер показал пакет, он объяснил, что, следуя секретным указаниям, пленных он должен доставить в глубокий немецкий тыл.
- А тебе, Вано, надо жить! – сказал он и подтолкнул паренька. – Беги в село! Спасайся!
Мальчишка побежал что есть мочи до первого дома. С обмороженными ушами, руками и ногами он стучал во все окна и двери, но ему никто не открыл. Бросился к другому. На стук вышла женщина.
-Ты кто?
- Я военнопленный, - объяснял Ваня, с трудом разжимая побелевшие от мороза губы.
- Да какой же ты солдат! – ахнула хозяйка. – Ты же мальчишка совсем. И вшей у тебя, наверное, полно?
- Горстями снимаю, - признался неожиданный гость.
- Так беги же скорей в хату, - заторопилась женщина.
Одежду Ване она велела снять, переодев его в мужнины кальсоны и рубашку.
- Лезь на печь и ложись рядом с моими детьми. Утром здесь бой начнется. Так, может, печку не пробьет.
Тепло и усталость разморили Ваню, заснул он мгновенно. А утром хозяйка начала тормошить.
- Вставай, пацан, наши пришли!
В хату зашел военный и приказал:
- А ну, пленный, вылазь!
Но когда увидел паренька, охнул:
- Да как же ты, сынок, в плен попал?
От голода у Вани темнело в глазах. Увидев чугун варенной нечищеной картошки, который хозяйка приготовила для кур. Схватил пригоршню мелких теплых клубней и стал засовывать их в рот. Глотал, не разжевывая. Хотел было переодеться в свою одежонку, но хозяйка лишь руками развела:
- Сгорело твое барахло в печи! Пошли на немецкий склад, может, там какая одежда осталась.
Но и там утешиться особо было нечем. Нашли старую шапку, порванный кожушок, изношенные ботинки. Хотели отправить в Павловск на машине, но не успели. Транспорт уже ушел. Пришлось до Белогорья идти пешком. К вечеру, не доходя до Белогорья. Увидел на горе разобранный домик на месте пожарища, присмотрел его для ночлега. Откуда ни возьмись – молодой мужик.
-Ночевать?
-Да.
Затопили печку, согрелись. Погрызли найденные мерзлые макароны и легли спать. Утром проснулся – никого нет. Отправился дальше. Уже за Доном увидел стоящие машины с девчатами-санобработчиками. Одна из них, увидев путника, посочувствовала:
- Обморозился, хлопчик?
У парня к этому времени даже портянки к ногам примерзли. Девчата оказали Ване первую помощь и предложили подвезти – путь их лежал на Бобров.
С ними добрался до Сухого яра, а уже оттуда дошел пешком домой, с обмороженными ногами и ушами. Мать спасла, натерев всего его гусиным жиром.
А 8 ноября 1943 года Ивана уже призвали в армию. Молодого солдата направили на Дальний Восток. Воевал в Манчжурии, был минометчиком. После войны служил сапером. Вместе с товарищами занимался разминированием.
Демобилизовался из армии только в 1950 году. Отец тоже вернулся домой. Устроился работать на завод «Металлист». После работы бежал на свой хутор Затон, переодевался и в Лосево – к приглянувшейся девушке Варваре.
2 мая 1951 года Ваня и Варя сыграли свадьбу. Жили долго и счастливо, до самой свадьбы золотой. Родителей приехали поздравить дочери и внуки.
Мы сидим на дубочке под раскидистой цветущей грушей у маленького синего домика, где живут супруги Колтуновы. Все Лосево в эти дни утопает в свежей изумрудной зелени и белой кипени вишневых и яблоневых садов.
- Бывало идешь по Лосево, - вспоминает Иван Фёдорович свои молодые годы, - везде поют. Хорошо, привольно. А сейчас по вечерам село как будто вымирает.
-Жили беднее, - подхватывает Варвара Ивановна. – Один другому помогал. Тогда не завидовали соседям. Меньше расслоения было. Больше дружбы. Работал Иван Федорович в «Межколхозстрое». Ездил на заработки в Забайкальск Читинской области. А на пенсию уходил ииз ДРСУ, где был слесарем-инструментальщиком и кузнецом.
На праздник Победы, как всегда, наденет медаль «За победу над Японией, Орден Отечественной войны второй степени, юбилейные награды. Вспомнит боевые награды, дядю Гришу..
Жизнь продолжается.