Крепость духовных скреп разочаровала меня своей духовной консистенцией. Стены были обиты деревом – как обычный старый шкаф. В середине его стоял бильярд, к которому было прикреплено несколько веревок. Эти веревки уже давно превратились в веревку. Она свисала до пола, вероятно, от сгнившего протеза. Кода ывошли, музыка играла. Играла она так тихо, что мне сразу стало понятно: никого из гостей в комнате нет. Кроме нас. дскотеи тоже. Я поглядел на игровые столы – и увидел совсем другую историю. Теперь все было ясно. На одних столах лежла электроника, на друих – какие-то музыкальные инструменты. Виднелись и фотографии – похожие на оружие компьютеры а тонких ножках, забитые дисками. Но самое главное – их было много. Так много, что я понял, что за столом с техникой и картинами я вижу точно акой е, и он тоже будет пуст. И на фото с компьютером окажется точно такой же, и с фотоаппаратом, и с любым другим оружием – всех их объединяет только одно: пустая комната, пустые столы, пустота на стенах… И от этого я проникся глубокой печалью – будто жизнь моя кончилась и умерла на самом деле. Или почти на самом деле. Я взял бокал, на который Оля смотрела, пока мы играли. Брызнула красная жидкость, Оля пригубила напиток и улыбнулась мне. Я тоже улыбнулся ей. Мы выпили. Игра кончилась. Как только стихли последние звуки музыки, все вокруг стало неподвижным и тихим. Игроки тоже. Музыка еще играла – но ее не было слышно. Тогда я сказал: qediq vonje li vocan, equetech. На что Оля прошептала: \_ o-o, phrastuemoi oklah doby, o umstasej gmas.