В 18 километрах от Хужира дорога приводит в Песчанку. То есть деревню Песчаную на Песчаном пляже у Нюрганскую губы, которую тоже по инерции называют Песчаной.
Эпидемия проказы в конце 19 века заставила иркутского генерал-губернатора обратить внимание на далёкий остров. Тогдашних силовиков не отпускали, видимо, фантомные боли по Сахалину, знаменитую каторгу на котором пришлось свернуть из-за появления на острове русско-японской границы. Ольхон стал явным кандидатом на роль Нового Сахалина, и в 1913 году на Священном острове начались изыскания для создания каторжной тюрьмы.
Одним из главных вопросов, препятствующих её созданию, впрочем был "а чем каторжникам тут заниматься"? Ответ нашли в 1932 году Советы, решившие сделать из Священного острова Непотопляемую плавбазу. Хужир вырос вокруг Маломорского рыбзавода, ну а в Песчанке была построена зона, где для рыбаков делались лодки и бочки, сети и снасти, да работал консервный цех, благополучно сгоревший при Хрущёве.
Всего зона включала 5 мужских и 3 женских барака с общим населением в разные годы от 200 до 1200 человек. Преимущественно - дисциплинарных: попадали сюда "по закону о трёх колосках", за опоздание на работу и другие подобного рода провинности. Уголовников в современном понимании тут не было вообще, а единственным политическим оказался выпускник мединститута Василий Кисеев, да и то скорее всего только потому, что зоне был нужен фельдшер.
В распоряжении колонии были колодец, баня, смолокурня и бондарня, пять овчарок, стадо коров, табун лошадей и единственный на Ольхоне грузовик с дровяным мотором, ходивший в Ташкай к рейсам ледокола "Ангара", который был тогда основным транспортом до Ольхона. К самым страшным островам Архипелага ГУЛаг Ольхон явно не относился - умирали здесь немногим чаще, чем на воле, бежать пытались даже не каждый год, а многие и позже остались работать на Маломорском рыбзаводе.
Освободились или уехали в другие лагеря зэки по большей части ещё при Сталине - в 1949-52 годах, когда с Балтики на Байкал несколькими партиями прибыли литовцы. Были это уже не каторжане, а ссыльные, по-советски говоря - спецпереселенцы, в основном из родни "лесных братьев". Так на Ольхоне бурятский сэргэ встретился с литовским крыжюсом:
Фрагменты последних теперь можно увидеть в музее Хужира:
К концу 1950-х литовская община разрослась до 200 человек из 3-4 тыс. тогдашнего населения острова. Самой известной из узников Ольхонаса можно считать Гражину Ручите - пианистку из Аникщяя и будущую жену небезызвестного Витаутаса Ландсбергиса, возглавлявшего независимую Литву до первых выборов и отметившегося в Европарламенте 21 века как самый громкий русофоб. На Ольхоне девушка прожила всего год (хотя и успела поработать своими пальцами в сетевязальном цехе), а затем смогла перевестись в другую общину спецпереселенцев в городке Зима. К концу советской эпохи литовцев на Ольхоне практически не осталось, а в 1990 году специальная делегация и могилы увезла поближе к дому.
Но руины лагеря ещё надо разглядеть. В первую очередь Песчанка - это, конечно, пески:
И причудливо растущие в них деревья - сосны, можжевельники, лиственницы:
Маломорский пейзаж же напротив Песчанки особенно зрелищен - синие горы идут мощными обрывами, и за розоватой скалой Зундук начинается Зама - узкая степь у подножья, последнее ровное место на побережье.
Где-то там, в 40 километрах от нас, стоит Онгурён - бурятское село (400 жителей), название которого красноречиво переводится как Конец Дороги. Электричество там подаётся 2 часа в день от генератора, на улицы частенько заходят медведи, а среди изб стоит невесть как уцелевший локомобиль середины ХХ века.
Последняя же точка, до которой можно доехать тем берегом - ещё 40 километрами дальше: в устье речки Рита высится мыс Хыр-Хушун, в русском варианте прозаично ставший Рытым. На самом деле это там было едва ли не самое святое и запретное место старинных бурятских культов: женщинам запрещалось подходить к мысу ближе, чем на 7 километров (у Шаман-скалы на Ольхоне, для сравнение, такой запрет был лишь на 2 километра), мужчинам - заходить в распадок Риты, и даже у шаманов был свой стоп-знак в виде одинокого кедра. Долина Риты считалась домом Ухэр-нойона - повелителя всех байкальских ветров, самого доброго и самого страшного бога для тех, чья жизнь зависела от рыбного улова.
Вероятно, с ним эхирит-булагаты отождествляли Чингисхана - по крайней мере Рытый входит в список мест, где ищут его могилу. За Онгурёном на двести километров тянется безлюдный неприступный горный берег, над которым, но с другой стороны гор, у перевала Солнцепадь зарождается Лена. Раньше теми берегами можно было полюбоваться с рейсовой "Кометы" Иркутск - Нижнеангарск, но и её пару лет назад отменили.
Далёкие горы на кадре выше - уже за Большим Байкалом, в Бурятии. Из Песчанки виден мыс Хобой - северная оконечность Ольхона у границы Малого моря:
