Степь на юге байкальского острова Ольхона, во всей России по засушливости (140мм осадков в год) уступающая разве что Чуйской котловине Алтая, у Ольхонских ворот идёт волнами - высокие гряды в основаниях мысов сменяются низинами у бухточек. Под взгляды лошадей в полях мы миновали мыс Кобылья Голова, отделяющий Ольхонские ворота от Малого моря.
С "шеи" Кобыльей Головы нам открылся вот такой пейзаж - склоны Приморского хребта в дымке октябрьского снегопада, флотилия островов в Малом море и острый мыс Хоргой, перечёркнутый стеной у основания:
Островам вторят Курминские мысы, к материку привязанные лишь тонкими галечными косами. Их два - Саган-Хушун (Белый мыс) правее и Юган-Хушун (он же просто Уюга) правее. Летом оба они примечательны жёлтыми маками, зимой - почти всегда чистым благодаря злой сарме льдом, и круглый год - многочисленными гротами, часть из которых сквозные.
Под ногами же раскинулась Хоргойская губа с тонкой песчаной косой, отделяющей от холодных байкальских вод мелкий "лягушатник". Из бухты поднимается грунтовка, накатанная немногим меньше основной дороги от паромной переправы. Дело в том, что паромная переправа не совпадает с ледовой - Малое море замерзает раньше и твёрже, чем горловина Ольхонских ворот, и потому в феврале-марте именно Хоргойская губа становится воротами Священного острова:
С обслуживанием этой переправы, может с тех времён, когда и летом откуда-то отсюда уходили деревянные лодки, видимо связана пара избушек в низине:
Тут надо сказать, что много лет моим главным сезоном путешествий оставалась осень. Вот только ездил я в основном в Среднюю Азию, Закавказье или хотя бы на Дальний Восток, где в октябре если не жара, то вполне комфортная температура. Сибирский маршрут в 2020 году я по привычке наметил на те же месяцы, да вдобавок график его изрядно сместился вправо - в общем, идти с палаткой на Ольхон мы задумали в совершенно не подходящее для этого время.
Первую ночь посреди Тажеранской степи мы прятались от морозного ветра в закрывшейся на зиму придорожной позной, а вторую ночь у Ольхонских Ворот - на отключённой от коммуникаций по турбазе. В визит-центре Прибайкальского нацпарка, однако, при получении пропуска я оплатил две ночи с палатками (каждая по 100 рублей), а потому мы сочли своим долгом хоть разок переночевать в чистом поле.
Избы не стали искушать нас - в одной оказался земляной пол с торчащими штырями, в другой - гнилые доски, усыпанные мусором, осколками стекла и битым кирпичом. В окнах же целых стёкол не было, ветер спокойно гулял по комнатам, а потому внутри было как бы не холоднее, чем снаружи. Избу мы решили использовать в качестве кухни, а палатку поставить рядом.
Но сперва - сходить на Хоргой в последний час перед закатом:
На кадре выше - мыс Хубун на другой стороне Хоргойской губы, за ним Кобылья Голова (Хори-Ирги) и Улан-Хада как створки Ольхонских ворот, а правее горизонт исчезает в заливе Мухор, продолжающим за Ольхонскими воротами Малое море. Вдающийся в берег на 8 километров, мелководный треугольный Мухор - самое тихое и тёплое место всего Байкала, где летом хорошо купаться, а зимой первым встаёт лёд.
На кадре ниже - край Хоргойской губы, и я не стал фотографировать горы мусора: обложивший берег от Култука до Онгурёна платными пропусками и содержащий целую армию злющих егерей Прибайкальский нацпарк совсем не утруждает себя уборкой территорий, природу которых якобы охраняет. Мне же от такого зрелища представлялись не подавившиеся пластиком рыбы и нерпы, а те, кто этот мусор производят. Все эти разомлевшие от шашлыка и пива краснопузые мужички, нерпообразные тётки с бульдожьими брыльями, их визгливый ор на детей за то что не так сидят и не так ходят, да попсовые песни из колонок. Представив знакомые каждому в России сюжеты "дикого-дикого пляжа", я от всей души возблагодарил осенний ветер за то, что пробирает до костей.
Ветер свистел в развалинах Курыканской стены - редком памятнике дорусского Ольхона, сохранившемся выше травы и земли. О курыканах, древних тюкрских кочевниках с верховий Енисея, стоит рассказать подробнее.
Хозяева Прибайкалья с 6 по 11 век, курыкане выплавляли в сыродутных горнах первоклассный для своих времён металл и разводили коней, "с морды похожих на верблюда". Три курыканских племени под началом вождей-тегинов выставляли суммарно лишь 5000 всадников, но у китайцев слыли хулиганам (буквально - как "хулигань" они вошли в танские хроники), а у среднеазиатских племён - людоедами.
"Курыканское трио" (так можно перевести термин уч-курыкан из древнетюркских рунических надписей) стало общими предками двух крупнейших народов Сибири - бурят (в смешении с пришлыми монгольскими племенами эхиритов и хоринцев) и якутов (в смешении с тунгусо-маньчжурскими аборигенами). Их наследие выделяют в курумчинскую культуру, существовавшую впрочем и после ассимиляции, примерно до 14 века, когда эхириты, хоринцы и пришедшие с юга булагаты окончательно слились в прибайкальских бурят.
Курумчинские следы встречаются по всему Прибайкалью, но в сухих степях Приольхонья заметны как нигде. После себя курыкане оставили обломки плавильных печей, железные оружие, упряжь и украшения, петроглифы и рунические писаницы да руины укреплений с примитивной кладкой - "частоколами" вкопанных плит без раствора. Но главным курыканским сооружением так и осталась Хоргойская стена, тянущаяся через мыс на 180 метров.
Со времён открытия Курыканской стены в 1879 году Иваном Черским, известно о ней немногим больше того факта, что она просто есть. Она как минимум не моложе наших домонгольских храмов и старше стен любого из русских кремлей, но и тут разброс дат - пол-тысячелетия. Тем более неясно, что именно она отгораживала на Хоргое:
Там дальше на камнях есть странные круглые ниши в земле, похожие на тайники или жертвенники. Курыкане не строили замков крупнее дозорных постов, предпочитая быстро перемещаться и атаковать, и скорее всего стена прикрывала их главный на Байкале храм, а не тегинскую крепость.
Груда камней на вершине мыса напоминает древний мегалит:
А виды отсюда на Малое море и ольхонские берега впечатляют. На кадре выше - целая флотилия из островов Огой (длинный на переднем плане), Замогой (справа) и Ольтрек или Боракчин с характерным белым носом. Ближе - Скала Дьявола: на священных островах, будь то бурятский Ольхон или ненецкий Вайгач, скалы часто похожи на морды и лица.
Ближе неподвижно полыхает каменное пламя:
На выходе из Хоргой-губы же висит похожий на мультяшного кита остров Хубын, летом примечательный своим птичьим базаром. На нём вроде бы тоже сохранились курумчинские руины...
До солнечного утреннего кадра, впрочем, надо было ещё дожить... Только оказавшись у изб, Ольга немного поспорила с Аделиной, твёрдо решившей первым делом поставить палатку: мы настаивали, что это демаскировка для оставленных в избе рюкзаков, а Аделина - что не хочет этим заниматься в сумерках. В итоге, проявив фирменное сибирское упрямство, наша спутница настояла на своём. На Хоргой мы пошли порознь, но даже на полукилометре грунтовки от изб до стены Аделина ухитрилась застопить машину - провожать закат сюда приехали туристы, оказавшиеся её знакомыми из Иркутска.
Так, большой компанией, мы пробыли на мысу дотемна, а затем уже втроём долго варили кашу в тёмной избе, поставив на нары горелку. Мы заткнули дырки в окнах чем придётся, и всё же ветер свистел в спину. Я то и дело приносил воды с Байкала, но в основном переминался с ноги на ногу без дела и продрог как мало когда за всю жизнь. В двухместную палатку Аделины мы втиснулись втроём, под спальниками надев на себя все флиски и термухи, а второй палаткой укрывшись сверху, как одеялом. Это всё равно не спасало, и Оля принялась сооружать по краям палатки барьер из картонок и сидушек, где даже мой ноутбук стал высокотехнологичной защитой от ветра. Глубокой ночью мы проснулись от жары - ветер внезапно прекратился. Утром было сложно представить себе вчерашние тучи - над Байкалом светило ласковое солнце
