Глафира Сепулькарьевна зябко поежилась от замогильного воя, который осенний ветер издавал в изломанных руинах старого храма, и зажгла очередную спичку чтоб запалить свечу. Как обычно, будто в притче пресвятого равноапостольного мистера Г.Х.П.Андерсена, от трепещущего неверного огонька воспряла душа и на изможденный ум набросились видения.
Свечу она ставила святому великомученнику Коби, и виденья все были связаны с ним. Вот он осеняет дланью своей увечного ребенка, ребенок чудесным образом исцеляется и встает на ослабшие ножки. Вот он тайно молится в кабинке туалета на стадионе своему тайному покровителю Архангелу Мартину Лютеру Реформатору-Освободителю. Вот в расцвете лет сраженный бесовским искушением заживо сгорая возносится на небо. Глафира Сепулькарьевна запалила свечу, поймала себя на некоторой зависти к горящему заживо великомученнику - ноябрь нынче выдался прохладный - и поежилась снова. Свеча для великомученника Коби была под стать, вся толстая, черная, в потеках стеарина, с толстым распушенным белым фитилем. Хорошая свеча, теперь великомученник обязательно убережет ее от пролетов перед авиационным парадом на День Большого Ядерного Удара, что проходили прямо над ее жилищем на верхнем пятом этаже. От них иногда трескались и вылетали стекла, а как-то раз даже упала и разбилась люстра.
От мыслей о горячем пламени и о пресвятом великомученнике Глафире Силантьевне стало жарко и она отерла лоб под платком. Шапочка из фольги на минуту съехала и прямо в голове у нее зазвучали назойливые слова:
"... и на девятисотлетнюю годовщину со дня рождения всеми нами так любимого и ценимого первосвятителя и подвижника Корнея Ильича Чуйковского Государственный Комитет по Культуре объявляет дни двенадцатое, четырнадцатое и пятнадцатое декабря выходными нерабочими днями. Все мы в детстве заслушивались его Мойдодыром и Тараканищем, а взрослые не можем жить без пятой и шестой симфоний для флейты и контрабаса. Ну а Петю и Волка любят просто все, и стар и млад, от северного до южного полюса поголовно..."
Глафира Сепулькарьевна поправила шапочку под платком и агрессивно сплюнула трижды за левое плечо, в точности по наставлению второпророка великомученника Пелевия Викторовича Олега. Подношений в виде свеч второпророк не принимал, но прежде чем зайти в руину Глафира Сепулькарьевна исподволь, таясь нескромных взглядов, поставила ему блюдечко с домашним чаем на травах и кореньях в тайное место за обломком плиты. В чай обязательно добавляли молоко и мед, иначе второпророк такого дарствования не примет также. На третий день пустое блюдечко следовало забрать и три дня старательно не думать о том желании, исполнения которого просили у второпророка.
Как обычно, поставив свечу, Глафира подняла взгляд и вскользь окинула им разметанные вокруг остатки кирпичей, плит, штукатурки, арматуры, и каких-то даже труб и проводов. Строили нечистивые церковиты на совесть. Когда их всех перевешали в Год Великого Бунта взрывать церкви и храмы приходилось с помощью огромного количества тротила и при покровительстве святого великомученника Маквея. Ему Глафира свеч не ставила. Не любила шума и прочих этих всех бабахов. И немножечко боялась, что посвященная покровителю всего взрывающегося свеча , ни дай Святой Володимир Каратель Убережитель, рванет еще прямо у нее в руках.
- Лучше б на Малый Ядерный Удар выходную неделю сделали уж, нечестивцы! - усталым надтреснутым голосом произнесла она в пространство. Большой Ядерный Удар считался главным государственным праздником, главной национальной скрепой, празднования длились целый месяц, а на День Вознесения Блаженного Великомученника Дональда даже транслировали старые и смешные прямоугольные фильмы. Можно было на пару часов снять шапочку из фольги и полежать спокойно.
А вот про Малый Ядерный Удар в новостях все говорили, что память слишком свежа и в обществе нет консенсуса, хотя случился он через год после Большого, и сколько десятков лет прошло с тех пор никто уж не считает. От того на него не было празднеств, не раздавали сахарозу, но на глафирино счастье и тяжелая авиация не летала.
И все равно Глафира была возмущена. Малым Ядерным Ударом зацепило и соседей, а не только заокеанских еретических божников, погрязших в абстракции и бесчеловечии. К узбекам то и дело приходил какой-то мор, и всех их выселяли из повалов и поголовно перечипировали, а границу перекрывали. У Глафиры была когда-то подруга узбечка, Наргиз? Айгуль? Глафира никогда не могла запомнить. Они вместе работали, и та по началу страшно вредничала потому что думала что Глафире платят больше. Но потом оказалось что Глафире платят меньше и они стали лучшими друзьями. Подругу из-за очередной гималайской хвори выдворили из страны и они уж несколько лет не виделись.
Глафира поняла что совсем продрогла, и стала торопливо произносить слова вечерни, чтобы поскорее убраться из промозглых руин:
- Нет бога кроме человека и да восславится величие его, нет святости превыше жертвы человеческой и нет красоты ярче творения человеческого. Уберегите нас воля разум и удача человеческие от бессилия и заблуждения, от сомнения и непонимания, отведи от нас гений человеческий всякую злую непосильную беду и приблизь нас воля человеческая к покою и благоденствию. Пресвятый великомученник Коби, ниспошли на град наш малый во всякий день парадный и праздничный, и всякий что перед ним, и всякий что перед перед ним, туманов и низких облаков, а так же ветра порывами до десяти метров в секунду. Аминь!