Ветер крепчает, дневной жар сменяется холодом. Сухим, пробирающим до костного мозга. Лошади спят прижавшись друг к другу, Крас накрыл их остатками ткани. В огонь отправляется припасённый хворост, путники сгрудились кутаясь в плащи. Пустые миски и котелок отставлены за спины. Мальчишка устав забрался в спальный мешок из двух сшитых вместе верблюжьих шкур, поёрзал, трением ног согревая холодную шерсть. Винченцо протянул руки к огню, подвигал пальцами, пропуская горячий поток воздуха меж них. Повернулся к спутникам и сказал:
— Мы вроде собирались рассказать о себе. Ну знаете, что-нибудь интересное или откуда мы. Если про Орландо я немного знаю, наслушался за дорогу до святой земли... то про тебя, Крас, вообще ничего. Это странно, сколько уже вместе едим!
— А что тут рассказывать? — Буркнул мальчишка, пряча ладони в подмышки и горбясь. — В лесу родился, пням молился, теперь вот по пустыне брожу.
— Но ты ведь сын князя! Самого главного в твоих краях! За этим обязана крыться парочка занятных историй.
— Ты и так знаешь, что я бастард.
— Да ладно тебе, в такой холод всё одно быстро не уснёшь!
Орландо молчит, время от времени подбрасывая веточки в огонь. Взгляд направлен в сторону от костра, чтобы не засвечивать глаза. Сидит опустив одну ногу, а вторую подогнув, рукоять меча тычется в левое предплечье, будто просясь в руки. Повозка, перекрывающая проход, стонет под порывами ветра, колёса поскрипывают, а в щели нет-нет, но залетают блестящие песчинки. Похлёбка осела в брюхе приятным и тёплым грузом, а по телу от неё расходится нега.
— Ты слышал, — сказал Крас, перевернувшись набок, — что любопытство — это грех и вообще кошку сгубило?
— Ну, я не кошка, а грех, так и быть, индульгенцию куплю. За такой-то, в пару серебряных монет уложусь.
— Ладно... в общем, родился я и правда в лесу, зимой. Мать хотела меня волкам отдать, в конце концов, мой отец убил её отца и братьев, и мать, и соседей. А моя бабка, по его линии, Ольха так и вовсе сожгла стольный град. Говорят дружина стояла и рубила всех, кто пытался выбраться из огня.
— Она передумала? — После длинной заминки спросил Винченцо, начавший жалеть о любопытстве.
— Не, она ещё раз пять после пыталась меня удавить. Да только люди отца не дали, он хотел чтобы я рос ей живым напоминанием. А после вступились местные бояре, я, как-никак, претендент на трон. Отец великий князь, а мать из древнего и знатного рода. Если что-то случится с остальными... братьями, меня можно без проблем усадить на киевский, куябский, как они его называли, престол.
— Что ещё за куябский?
— Древнее название, древляне чтят прошлое и не дают забыться. По крайней мере, пытаются. Раньше на месте Киева был град Куяба или Куябия, вот древлянские бояре и не признавали новый. Местные, — Крас неопределённо махнул рукой, — до сих пор кличут Киев Куйаба. Тоже, видимо, чтят древности или им всё равно. Так на чём это я остановился?
— Тебя хотели посадить на трон... — Пробормотал Винченцо.
— Точно, хотели, да. Натаскивали меня мечом махать, рожу корчить властную и говорить, заодно от ядов устойчивость вырабатывали. Ведь князя убивают либо кинжалом, либо отравой. Да вот только им дали понять, что скорее на трон сядет сын рабыни Владимир, чем я. Вот и весь сказ. Тюк по черепу и степнякам на продажу. Отбить часть вложений. Доволен? А то спать хоцца.
Винченцо кивнул, повернулся к Орландо и спросил осторожно:
— Может ты чего расскажешь?
— Да мне особо нечего. — Ответил мечник, пожимая плечами. — Юные годы провёл в портовом городе, зарабатывал разгрузкой кораблей и дуэлями. Однажды выиграл меч у воина с архипелага полумесяца.
— Ого, говорят они лучшие в мире!
— Ме... — фыркнул Орландо. — Ничего особого, мечи только красивые, но техника примитивная, предсказуемая. Да и клинки из дрянного металла, у нас деревенские кузнецы такой даже на гвозди не пускают. Слышал, что у них во время ковки сворачивают металл по десятку раз, мол так сталь и гибкая и прочная выходит. Так-то оно так, твой меч тому подтверждение, да только толку если изначально железо плохое?
— Но так ведь у них там культ меча, школы всякие! Философия целая о фехтовании!
Крас, лежавший закрыв глаза, навострил уши, повернулся, ловя каждое слово. Орландо фыркнул второй раз и отмахнулся, как от мухи.
— Из пустого в порожнее. Видел я те техники и выучку, красивенько, спору нет. А толку? Я тому самюраю руку отсёк, прежде чем он хрюкнуть успел. Их приёмы заточены под бой супротив голозадых крестьян или таких же, как они сами. Эффектность в ущерб эффективности, не более.
Винченцо вздохнул и отвёл взгляд. В детстве он было зачитывался переводом книги одного из этих мастеров. Полной возвышенного смысла, стихов и врезающихся в память фраз. Вроде: Жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть!
Орландо замолк, выпрямился не вставая, и взялся за рукоять меча. Приложил палец к губам, шикнул и указал на вход в комнату.
— Там кто-то есть.
Словно в ответ телега заскрипела и сдвинулась.