КОРРЕКТИРОВКА ЛИЧНОСТИ
«Даже у медали есть две стороны, что говорить о человеке?»
Чтобы позлить Квашнякова, Алик придумал себе новый псевдоним – Дрожжевский. Им он подписывал материалы, подвергавшиеся изощренной редакторской правке, которая в первую очередь вычеркивала в статьях все мысли Алика, правке, которой Квашняков старался оставить в статье лишь фактуру и аргументы, выгодные власти, кое-что дописывал и сам Квашняков или его приближенные. В целом получалась мура, не имеющая ничего общего с оригиналом. И все по закону. Единственное, что разрешал закон автору, отказаться от подписи или заменить ее псевдонимом. Романова пачкать Алик не решился – так и возник Дрожжевский. К происходящему Алик старался относиться легко и по-прежнему строчил в своей конторской тетрадке стихи, больше напоминавшие своеобразный отчет о чувствах. Представляя будущее в редакции Квашнякова, он писал:
Когда иссякли все вопросы
К его величеству – СУДЬБЕ,
Перестают тревожить грезы -
Те, что придумывал себе.
Жизнь в бездну катится безумно,
Сжигая месяцы, года,
Не для себя или фортуны,
А просто так и навсегда.
На работу шел – будто хоронил. Изредка проглядывало солнце интересных материалов, связанных с короткой историей маленького нефтяного городка. Алик ухватился за эту местническую тематику, потому что она шла в газете на «ура!». Была возможность поработать, расправив плечи и мысли. В один из осенних дней, в прямом и переносном смысле, Алика вызвал к себе Сапа. Сказал – словно хлеба покрошил для птичек:
– Для тебя есть интересная тема. Заходи, поговорим.
Алик зашел.
– Ты в этом году на чем ездил в отпуск? – спросил Сапа.
– На машине, – ответил Алик. – Весной купил. До финансового кризиса прошлого года доллары копил. Тогда на полмашины хватало. После кризиса цены в пересчете на доллары понизились. И вот за те же деньги – целая машина.
– В отпуск на машине – святое дело для северянина, – похвалил Сапа. – Я тоже на машине в Самару ездил. Но дорого это. Тут и бензин, и платные стоянки, и запчасти. Когда возвращался, так на гололед на всей скорости выехал, улетел за обочину и полноценную просеку в березняке сделал. Хорошо, что железо толстое – машине хоть бы хны. У тебя, кстати, был льготный отпуск?
– У меня тоже. Согласно северному законодательству нам должны были компенсировать все затраты, связанные с проездом на автомобиле, – напомнил Сапа. – Но на деле-то такого нет.
– Я читал этот закон, – заявил Алик о своей компетенции. – Но вы же знаете, что проезд на автомобиле оплачивается по стоимости плацкарты, а это ниже реальных затрат.
– Но разве это справедливо? Самолетом лететь можно. Никому и не придет в голову приравнять самолет к плацкартному вагону. Тем, кто едет в поезде в купе, возвращают деньги за купе, а не за плацкарт. А вот на автолюбителях, как мы, экономят.
– Действительно странно, а кто до такого додумался? – заинтересованно спросил Алик, чувствуя, что из сказанного может родиться неплохая заметка.
– Местные. Кажется, городская Дума выпустила постановление. Можешь не искать, точно помню, – ответил Сапа. – Ты бы разобрался, написал. Тема-то волнующая. Ты ж сам автолюбитель.
– Хорошо. Поработаю, – согласился Алик…
Далее разговор переключился на разные пустяки и вскоре иссяк…
Хорошая привычка продляет жизнь. Умение искать нужный документ и парадоксальная любовь к этому занятию остались в Алике с работы в институте. Он не поленился, нашел постановление, о котором говорил Сапа, и был немало удивлен тому, что его выпустила не городская Дума, а мэр города. «Сапа, конечно, знал, – размышлял он. – Зачем тогда обманул и толкнул на Хамовского? Ответ напрашивается один: у них конфликт, и Сапа хочет меня вслепую использовать, чтобы укусить обидчика. В принципе замысел верный: большинство журналистов поверили бы на слово председателю Комитета общей политики и не стали бы искать документ…»
Долго в доме Алика раздавались неприятные для Сапы определения, но никогда он ни словом, ни взглядом не высказал неприязни интригану. Доить можно и брыкливую корову.
Статья про льготный проезд вышла, но не так, как задумывал Сапа.
Все законы имеют комментарии. Алик перечитал российское законодательство и обнаружил, что постановление Хамовского дублировало постановление Правительства России. Оказалось, что при отсутствии билетов оплата идет по наименьшей стоимости проезда кратчайшим путем. Это относится и к рассеянным командировочным, потерявшим билеты, и к автомобилистам, у которых билетов изначально нет. Обвинить во всем Правительство – это был хороший выход из создавшейся ситуации. Алик мог одновременно и Сапе угодить, и с мэром не идти на дальнейшее обострение отношений. «Мы должны быть благодарны, что проезд не оплачивают по цене общего вагона», – резюмировал Алик, что, собственно, было чистой правдой.
«Сапа не способен подсказывать безошибочные идеи. Не способен, – шептал мэру Квашняков при каждой встрече. – Я знаю, что он про вас говорит. Нюхается с противной вам Матушкой, может, метит на Ваше место…» Надо отметить, что умение ненавязчиво шептать на ухо руководству и таким образом чернить своих противников было одной из наисильнейших сторон характера Квашнякова. Он умел так нашептать, что слушатель постепенно или сразу воспринимал его слова как свои собственные мысли, и это всегда сильно облегчало Квашнякову удержание собственного рабочего места и продвигало его по службе.
Против интриг редактора газеты маленького нефтяного города его мэр, Хамовский, не имел иммунитета. Он отодвинул Сапу от себя и предложил ему новый вариант развития событий, где Сапа был бы исключительно шестеренкой в его часах, а не пружинкой, как раньше. Он отбрасывал, вычеркивал из жизни идеи Сапы, тот успокаивался быстрой ходьбой по кабинету, нервничал, потому что на разработку идей тратил личное время. Более того, Сапе, наконец, стало совершенно очевидно, что Квашняков метит на место главного наушника мэра и мэра это устраивает. Такой поворот расстроил Сапу настолько, что он бросил на стол заявление на увольнение…
Хамовский угрюмо посматривал на своего верного в недавнем прошлом слугу и раздумывал: «Считает уровень шестеренки ниже своих способностей. Забыл, что работает на меня, а в политике, видимо, не бывает дружбы. Амбиции. Вот оно – бывший председатель Совета. Подо мной, а все думает, что сверху. Перебродил, как квас, а кто ж кислый пьет? Неужели я ему мало дал?»