– Ту, что тебе Рыжий только что сунул, – нетерпеливо объяснил Витя.
– Не понимаю, о чем вы. Я вызывал Рыжего на допрос, – ответил Гриша, безотрывно наблюдая, как идут поиски.
– Ничего, Виктор Николаевич, – уныло подвел итог один из сотрудников.
– Ищите лучше, я сказал! – прикрикнул Витя и в сердцах со всего маха пнул один из ботинок, целя между ножек стола. Ботинок пролетел над столешницей и щелкнул о стену. У Гриши потемнело в глазах, он слегка покачнулся. Но ботинок оказался не тот.
– Ищите! Что встали и вытаращились? А ты сознавайся, где взятка, а то футбол не получается. Сборная опаскудела, пенальти в пустые ворота забить не могут, – разнервничался Витя и сильнейшим ударом пнул второй ботинок… Банкноты взвились плотной тучкой, словно испуганная саранча.
– Го-о-о-л! – заорал Витя. – Вот они денюжки-то – салютом вознеслись, стоило пенделя дать. Нашлись милые! Твоя взяточка?
– В первый раз вижу, – ответил Гриша. – Что я дурак, взятку в ботинок пихать? Где вы такое видели? Взятки обычно в ящик стола прячут или в карман. Подкинул кто-то. Рыжий, наверное. Он без меня возле открытого кабинета ошивался…
Формально операция по изобличению взяточника провалилась. Видеосъемка из-за поспешности Семеныча, горевшего желанием расправиться с изменниками, не велась, а скрытая диктофонная запись у Рыжего из-за старости пленки получилась такого качества, что речи человеческого диалога напоминали мычание простуженных коров на фоне щебета птиц, треска насекомых и шума бушующего ветра. Кроме того, номера купюр готовившейся взятки переписали в спешке с ошибками. Любой юрист мог сказать:
– Нарушения господа, нарушения. Это не те деньги, которые милиция готовила к взятке. Некоторые номера не совпадают. На деньгах нет отпечатков пальцев агнца Григория. На него нет ничего, кроме слов Рыжего, который, змей, за хорошую профессиональную работу моего подзащитного затаил на него злобу и мстит. Мой подзащитный, однозначно, невиновен…
– Там пока единственное доказательство, – объяснялся Витя перед Ворованем, – прямые показания потерпевшего. Ну а это может любой на любого наговорить, что давал двадцать тысяч и потом еще десять. Надо работать…
– Мать, перемать…, – возмутился Семеныч. – Дармоеды. Уволю всех на хрен. Какие законы?! Гришу надо садить во что бы то ни стало.
Стало это недорого. Старший следователь прокуратуры, чем-то похожий на матрешку Поршнев, ближайший помощник Коптилкина, умел продавливать нужные дела, также как и задавливать ненужные. Он в своем деле был все равно что Паганини. Он возвысил ноты показаний Рыжего за счет привлечения показаний его родственников и других свидетелей, организации очных ставок, которые, впрочем, ничего не доказывали, но создавали атмосферу напряженности вокруг Гриши, настолько плотную, что даже прокурор города Коптилкин заочно поздравил своего друга Ворованя с победой.
– Толя, привет, – кричал в трубку прокурор. – Твой злодей одной ногой в тюрьме. Осталось только направить к нему хорошего адвоката и ликвидировать взятку из числа доказательств, чтобы все разговоры об отсутствии на ней отпечатков пальцев стихли сами собой, и почитай все. Ты же говоришь, что он точно брал взятку…
– Точнее некуда. Взяточник матерый, – в этот момент Семеныч глянул в зеркало и на мгновенье увидел волка. – Да они тут кругом. Хоть охотников приглашай. Так давай, Серега, действуй. Мочи…
***
В камерном холоде Гриша думал только о том, как освободиться.
– Мне бы выйти отсюда, – просил он адвоката. – Сессия на носу, пропускать нельзя, иначе отчислят.
– Гриша, пойми, – уговаривал Кошмарин. – Не раскаешься, света не увидишь. Предлагаю признать десять тысяч, найденные в ботинке, и я добьюсь, чтобы тебя выпустили под подписку о невыезде. А на суде твое признание потянет не больше, чем на условный срок.
– Это единственный выход?
– Да. Воровань настроен серьезно. Склонись перед ним, повинись, он тоже человек. У тебя жена, маленькая дочка…
– Хорошо. Единственно напишу ходатайство, чтобы сняли отпечатки со взятки, а то Поршнев не чешется, – сказал Гриша, зная, что взятки его пальцы не касались.
– Конечно, напиши, – сказал, внутренне посмеиваясь, Кошмарин, поскольку знал, что следователь еще два дня назад исключил взятку из числа вещественных доказательств и вернул…
Гришу выпустили из камеры после частичного признания. На выходе вечно безэмоциональный, как рыба, Поршнев вручил Грише бумагу с текстом:
«Ваше ходатайство не подлежит удовлетворению, в связи с тем, что раньше таких заявлений не было, а теперь взятку вернули…»
Гриша читал текст и не верил. «И это еще до суда!!! – запаниковал он. – Избавились от главного вещественного доказательства, понимая, что отсутствие отпечатков пальцев на взятке – свидетельство в мою пользу. Вину за то, что их не сняли, теперь свалят на меня, на мою заинтересованность, что я специально промедлил… Адвокат – сука. Надо срочно менять показания: опять все отрицать. Временную слабость объясню тем, что за признание обещано смягчить меру пресечения. Это – правда. Бояться нечего. У них ничего реального. Но Семеныч – мерзавец. Вот мерзавец. Как гайки закрутил! Надо его под зад…»