– Мужики, это ж не по-человечески. Вы ж обещали…
– Тебя же просили быстрее…
Ни результата, ни денег. Этот момент сильно рассердил Рыжего…
Семеныч вернулся в служебный кабинет радостный и сразу вызвал начальника службы собственной безопасности налоговой полиции. Зашел крепкий коренастый розовощекий мужчина.
– Витя, есть идеальная возможность поохотиться на оборотней в полицейских мундирах, а заодно улучшить показатели раскрываемости, – бодро заговорил Семеныч, зная, что начальник службы безопасности отработает отменно, потому что, во-первых, он был один из немногих профессионалов в его ведомстве, а во-вторых, потому что должен…
СДЕЛКА
«Каждый волк отыщет своего зайца, каждый заяц будет по-своему счастлив»
Витя, приехав в маленький нефтяной город, полтора года проживал в печальных общежитиях-развалюхах и мечтал переехать в благоустроенную квартиру. Да и кто не мечтает о личном и добротном? Общежитие – черная дыра общественной жизни. Она, согласно официальным отчетам обслуживающих контор, вбирает, всасывает в себя блестящие шеренги новых унитазов, необозримые футбольные поля линолеума, штабеля дверей, пахнущих свежей древесиной, тонны шифера и перекрытий для крыш, бессчетные рулоны утеплителя…
Но в то же время если посетить случайное общежитие наугад, без провожатых комиссий, хочется выть по-собачьи, глядя на затертые прогнутые стены и кое-где проваленные полы. Хочется убежать из общаги подальше от неустроенности общих кухонек, туалетов и душевых, неустроенности, ощутимой не только обонянием, заставляющим редко и неглубоко дышать, но и физически – в какой-то скованности и излишнем напряжении мышц по всему телу, скованности, которая, несомненно, у животного давно бы подняла дыбом шерсть …
И если вы выйдите из общаги в полном здравии и добром рассудке, то считайте, что повезло. Повезло, что вас не убило разрядом из электрического щитка, заливаемого талой или дождевой водой сквозь любопытные щели в крышах. Повезло, что никто из жильцов, выглядывающих из открытых шумных комнат, не попросил для начала закурить… Повезло, что стая бездомных или бродячих собак по выходу из общаги всего лишь проводила вас безразличным оценивающим взглядом.
Об общагах можно слагать дурные заунывные песни на манер тюремных баллад, но это никому на ум не приходит. Жители выглядывают в коридор, смотрят друг на друга сквозь щели в стенах и полах и подчас сильно ненавидят, поскольку не могут ужиться. Общаги располагают к дурному панибратству, где сосед может в полночь постучать к соседу и попросить на бутылку, где дети носятся по тусклому, длинному и прямому, как туннель на тот свет, коридору, испуская всепроникающие воинственные крики…
Инстинкты патриархальности, отеческие чувства доброго вождя племени, члены которого все его дети, а если не дети, то дети детей и знакомых, или напоминают таковых, не дают окончательно особачиться многим местечковым руководителям. Руководители смотрят на своих подчиненных, подчас конченных сволочей и подлецов, и млеют, словно от взгляда на собственного ребенка. Витя подлецом не был, по крайней мере в делах неприглядных никем замечен не был. Это не красило его в коллективе налоговой полиции, но Семеныч по возможности помогал нужным подчиненным. Он написал письмо в городскую администрацию с просьбой о выделении Вите благоустроенной квартиры и живо интересовался, когда это произойдет…
Произошло это в одно самое обычное северное утро, тишину которого никогда не нарушают веселые крики петухов и бодрящее разноголосье птиц, а только гул моторов, визг сигнализаций, гудки автомобилей, вызывающих пассажиров из квартир, плач детей, влачимых в детские сады, и гомон прохожих. На работу Витя пришел радостный и сразу к начальнику, а там Воровань с Тыренко. Ликование вырвалось наружу едва Витя успел переступить порог:
– Был в администрации. Мне квартиру распределили!!! Трехкомнатную – в новой пятиэтажке. Анатолий Семенович, спасибо. Век благодарен буду!
– Поздравляю! Молодец! Обмывать будем! – расчувствовался Семеныч.
Тыренко промолчал, но минут через пятнадцать забежал в Витин кабинет, плюхнулся на стул и торопливо заговорил, направляя своей гладкой зеркальной лысиной прямо в глаза Вите солнечные зайчики:
– Я сейчас с Семенычем переговорил. Он не против, чтобы мы одну сделку провернули.
– Какую сделку? – жмурясь и уклоняясь, спросил Витя.
– Мне по числу членов семьи положена трехкомнатная квартира, – деловито начал излагать Тыренко, по-прежнему целя солнечными зайчиками Вите в глаза. – Давай так: письмо насчет твоей квартиры перепишем на меня. Мне твою трехкомнатную отдадут, а тебе – двухкомнатную, где я сейчас живу. В моей квартире евроремонт, а в новую вселишься, так работы невпроворот. Кафель клеить, обои…
Витя, после скитаний по общагам готовый согласиться и на однокомнатную в деревянном доме, пребывал в возвышенных новоселских чувствах и не пожелал огорчать отказом приближенного к Семенычу человека.
– Вариант неплохой, – жмурясь от лысинных солнечных зайчиков, неуверенно согласился он. – Давай махнемся. Лишь бы промашки не было.
– Не боись, – успокоил Тыренко, дергая глазками из стороны в сторону, будто общался с Витиными ушами. – Я ключи в администрацию сдавать не буду, прямо тебе в ладошку вложу. Со всеми договорюсь, так что не беспокойся…
Квартирное письмо переделали, и Витя стал ожидать уже от Тыренко приглашение на вселение в новую квартиру. При внезапных встречах с Тыренко в коридорах налоговой полиции он, как за подаянием, протягивал ладошку, желая ощутить приятную металлическую прохладу квартирного ключа, но ощущал лишь крепкое рукопожатие и Тыренковскую длань, влажную, словно кожа сытой лягушки. Так в молчаливых взаимных рукопожатиях прошло около месяца.
Витя задумчиво и медленно топал мимо дежурки, направляясь к себе в кабинет, как внезапно остановился. Со стороны могло показаться, что Витя наткнулся на крепкое стекло, установленное на проходе, но застопорил его продвижение всего лишь громкий развеселый разговор прапорщиков:
– Ох, и недурственна новая хата Тыренко!
– Да! Нам так не жить, а если жить, то недолго. Славно погуляли…
– А мебель какая?! Мебель-то о-го-го! Вот только тяжелая. Еле расставили…
Витя ввалился в дежурку.