Вспомнилось недавно, как уже много лет назад, одна дама в социальных сетях сделала удивительное «открытие» про Блокаду. Дескать, кроме хлеба, по карточкам выдавали ещё немало разных других продуктов, а стало быть, всё было не так уж и плохо в осаждённом Ленинграде. И заявление её было отнюдь не голословное, поскольку она привела фото тех самых блокадных карточек и документов, в которых указывались нормы выдачи различных продуктов. Где действительно фигурировали масло и жиры, овощи, крупы, сахар.
Сделала она это, кстати, отнюдь не со зла. В отличие от многих других «разоблачителей», коих что-то многовато развелось. И извинить её может лишь то, что в её семье, видимо, не было тех, кто пережил Блокаду.
В ответ на её «открытия» мне сразу вспоминается рассказ моей бабушки. Она часто его повторяла. Как моя мать, тогда ещё ей было два с половиной года, просила жареной картошки. Она говорила:
— Мама, пожарь картошки!
— Не могу, — отвечала бабушка.
— Почему не можешь? Вот же нож, вот сковородка, вот плита. Пожарь картошки.
Также и с карточками, и с нормами на крупу и свёклу. К сожалению, ни нормы, ни карточки есть не станешь, какой бы голод не был. А в магазине можно купить на карточки лишь то, что в магазин завезли. А завозили туда чаще всего лишь хлеб. Кстати, многих удивляет то, что по карточкам продукты не выдавали, а продавали. Так что ещё надо было и деньги иметь. Впрочем, продукты по карточкам стоили дёшево, в сравнении с рынком, да и купить можно было так мало…
Конечно, иногда действительно можно было чем-то отовариться кроме хлеба. Из рассказов бабушки я запомнил лишь копченую селёдку. Но, продукты разные стали появляться уже ближе к лету 42-го. Работали не только магазины, работали и столовые, где можно было купить суп или кашу. Но даже тарелка супа в дополнении к куску хлеба, для суточного питания — это неизмеримо мало. И современному человеку, даже познавшему страшные наши 90-е в наихудшей версии, всё одно не представить.
Да, действительно, те 125 грамм хлеба, про которые все знают, были нормой лишь в ноябре-декабре 41-го. Когда немцы взяли Тихвин и даже через Ладожское озеро продукты в город почти не шли. И норма эта была лишь для иждивенцев.
Только официальное слово «иждивенцы» звучит совсем не так, как если бы напомнить, что иждивенцы — это дети и старики. А поставьте себя на место матери, которой надо кормить своего ребенка, а на сутки у неё есть лишь те самые 125 грамм хлеба. Это крохи... Даже в музеях, где показывают крохотный ломтик — блокадную норму хлеба, на самом деле не 125 грамм, а 200 или 250.
А хлеб ведь был не тот, что сегодня в многочисленных специализированных пекарнях продают, по самым лучшим рецептам приготовленный. Тот блокадный хлеб сегодня едва ли человек смог дожевать, даже те 125 грамм. А матери таким детей кормили. Да, матери отдавали детям свою порцию. Но не сильно она больше, да и голодать матерям тоже не самое лучшее. Умрёт мать, не выживет ребёнок. И они умирали. Ведь не зря ходили по квартирам те, кого ещё ноги держали и отыскивали малых детей, у которых матери умерли. Умерли, отдавая свои последние крохи. Потому что кусок в горло не лез, когда ребенок смотрит голодными глазами. А других глаз в Блокаду не было ни у кого. Детей спасли. В Блокаду выжило много детей, оставшихся сиротами. Тех, которых находили в замерзших квартирах, рядом с мёртвыми матерями. И моя бабушка тоже ходила по квартирам, и мне показывала те, в которых она отыскивала совсем ещё крошек, ставших сиротами. Я и сейчас бы смог вспомнить и найти те адреса.
Страшная она, блокадная правда. И мне кажется, чтобы понять и осознать её, надо не просто слушать рассказы, читать воспоминания. Надо ещё ходить по тем самым мостовым, жить в тех же самых домах. Вспомнилось, что первый магазин, куда мне в детстве разрешили ходить одному, без взрослых — это была та самая булочная, в которой моя бабушка отваривала хлебные карточки. И потому, в нашем доме невозможно даже представить, выкинутый в помойку хлеб…
Я когда-то написал статью про Ленинградскую болезнь… почитайте, она тут.