Вернувшись из Новочеркасска, Александр застал своего младшего брата Петра, который откуда-то узнал о его возвращении с фронта и поспешил навестить. Пётр ещё до войны, будучи мальчишкой по комсомольской путёвке попал на работу в шахту. Жил Пётр в городе Перевальске Ворошиловградской области, работал на шахте. У Петра, к моменту возвращения Александра, уже была семья, жена Фрося и полугодовалая дочь Надя
Пётр пригласил брата тоже работать на шахте, сказав, что там можно будет сразу же получить общежитие. Александр думал о том, где жить будет и, конечно, ему хотелось бы пойти работать туда, где сможет получить жильё. Шахта, как раз, тот вариант. Пётр заверил, что и общежитии долго жить не придётся, как только женится, сразу и квартира будет.
Александр засобирался в дорогу. А что ему оставалось делать? Своего дома у него нет ни в Большой Крепке, ни в Синявке. Так что возвращался Пётр в свой шахтёрский городок вместе с братом. Рассказывал всю дорогу, какой хороший коллектив на шахте и как он доволен работой там.
В отличие от Александра, Пётр был невысокого роста и доставал своему брату-богатырю лишь до подбородка.
- Ну, куда его в шахту? Он и не поместится там, - шутя сказал Петру начальник забоя, увидев Александра, - в кого он так вымахал?
- Та в кого же? В мать нашу. Она такая же высокая, и Шурка весь в неё. А я в отца. Тот невысокий и коренастый. Моряк он у нас был.
Но на шахте Александр не остался. И причина была вовсе не в его высоком росте. Одного раза спуститься в шахту ему было достаточно, чтобы понять, что шахтёр из него не получится.
- Шурка, да ты привыкнешь! – пытался уговорить брат, - Работают же люди… А уголёк стране ещё как нужен!
- Та хлебушек тоже нужен не меньше. Пойду в колхоз работать, - не поддавался на уговоры. Да и голубые глаза молоденькой девушки Нюры из Большой Крепки забыть он не мог, и они звали его назад. Александр сожалел, что уехал, не встретившись с понравившейся ему девушкой. Он увидел её сразу, как появился в слободе, наблюдал за ней, но подошёл лишь раз. Хотел поговорить, но тут же откуда-то взялась бабка Приська, Нюрина мать и Александр услышал от неё:
- Ты что, окаянный, зыркаешь на дивчину? Подойди только, так я эту лопату разобью на твоей спине, - бабка Приська показала на лопату, стоявшую возле неё. И Гриньке, Санькиному двоюродному брату и другу тоже наказала:
- Ты, Гринька, передай Саньку, чтобы и смотреть не смел на Нюрку. Видали мы таких шустрых! Свою жену бросил и других ищет!
- Да не бросил он! Не дождалась она, замуж вышла! – оправдывал друга Гринька, а Саньку сказал, - Баба Приська не уследила за своей старшей дочкой Аниськой, а та в подоле дитя принесла. Теперь с Нюрки глаз не спускает.
Нюре шёл девятнадцатый. Ему вот-вот тридцать. Да ещё и женат был. Да ещё и сын есть.
Но что эти одиннадцать лет для Нюры, и что с того, что женат был, что сын у него есть? Запал он в душу молоденькой девушке, очень расстроилась, когда узнала, что уехал из слободы. И как же обрадовалась она его возвращению! Потом часто, уже будучи в довольно пожилом возрасте, вспоминала их первое свидание. Декабрь 1945 года. Был мороз. Она надела модные тогда блестящие резиновые сапожки на байковой подкладке, плюшевую куртку, доставшуюся ей от старшей сестры Паши, не дожившей до Дня Победы всего неделю. Сапожки были малы и Нюра не могла надеть даже тёплые вязанные носки, поэтому очень быстро замёрзла. Но терпела, и уходить ей не хотелось.
- Ты замёрзла? - спросил Санько.
- Нет! – Хотела сказать Нюра, и не могла, так как дрожала от холода.
Вспоминая первое свидание, Нюра будучи уже взрослой, удивлялась:
- И что он во мне нашёл? Он красавцем был, а я… Волосы у меня редкие и мягкие, красивой причёски никогда не было, кожа на ногах гусиная, ноги большие, 39-й размер… Та и одеждой выделиться не могла, ничего не было у меня. А в деревне столько красивых женщин и все на него заглядывались.
- А почему это твою мать зовут бабка Приська, она же Ефросиния, Фрося, значит? – удивлялся Александр.
- Правильно, маму Ефросиния зовут, а по домашнему – Приська, - ответила Нюра, - Вот и я – Анна, а зовут все Нюрка. Да и ты точно также: Александр, а зовут Шурка и Санько. Так же и маму мою Приськой зовут почему-то. Фросей никто не зовёт.
В Большой Крепке его все звали Санько, вместо привычного для него – Шурка.
Вскоре Санько и Нюра поженились.
Александра назначили заведующим отделения второй бригады колхоза «Рассвет», и выделили ему небольшой домик для жилья в бывшей помещичьей усадьбе, где находилось отделение бригады.
Здесь и дочка у них с Нюрой родилась, Аллой назвали.
Но недолго Санько ходил в колхозных начальниках, чуть больше двух лет. Его лихой характер, не приемлемый лжи и лести, умеющий прямо и не таясь ответить на подлость любому, в том числе и руководителям, не позволили ему задержаться на этой должности. Мало того, возникший конфликт с бригадиром Кирсаном, закончился для Санька печально: два года он получил за то, что стукнул бригадира, уважаемого человека и коммуниста, по морде. Колхозники шептались: «Было за что», но вслух никто ничего не говорил и не поддержал. Кто такой Санько для них? Да никто! Такой же, как и они. А Кирсан? Ооооо! Это начальник, от него много зависит.
