Эгурт свернул на улочку Травников и ухмыльнулся. Все шло по плану. Над залитой утренним солнцем дверью в лавку старого Кеба красовалась табличка: «Заперто», поверх нее, как и условились, хозяин мелко нацарапал углем слово «Тень».
Эгурт вошел без стука и немедленно прикрыл нос, засвербевший от терпкого запаха трав, микстур и прочей неизвестной дряни. Рослый хозяин, потирающий у прилавка пустые баночки, коротко ему кивнул и подозрительно уставился на стену перед собой.
Эгурт насторожился. Он ждал, что Кеб немедленно бросится к нему, рассказывая, с каким трудом изловил его мачеху, а после примется клянчить прибавку к оплате. Но хозяин продолжал пялиться в стену.
Чуя подвох, Эгурт не спешил запирать дверь и огляделся.
– Где птичка? Должна была прилететь. – Эгурт потянулся к мечу. – Я ее три года не видел. Соскучился. Если ты струсил и позволил ей упорхнуть, головой мне ответишь.
Травник кивнул на дверцу в дальнем углу лавки.
– Тама, в подсобке. Легонечко зашиб и связал, как велели. Умоляю, господин, заприте двери, мне неприятности ни к чему. Конкуренты токма и зыркают, как бы пакость сделать. Ежели приметят, что вы апосля жрицы вошли в запертую лавку, начнут шушукаться, мол, я тута бордель какой содержу.
Эгурт нахмурился.
– Я не просил переносить ее из залы.
– Откудава мне знать, чего вы с ней делать хочте? Вдруг кто войдет без стуку, а вы с ней развлекаетесь?
– Она моя мачеха, идиот.
– Мачеха, – буркнул Кеб. – И кому это помеха? Рожа смазливая, девка молодая, хоть и тощая. Да вы сами ее на два годка старше. Мне почем знать, говорю? Но ежели надобно, помогите вынести…
Травник шагнул к подсобке и замер, остановленный властным жестом. Слова и поведение Кеба развеяли сомнения и, заперев дверь, Эгурт двинулся к прилавку.
– Надеюсь, ты ее не сильно приложил? Если начнет глупо улыбаться и пускать слюни, я с тебя шкуру спущу. Она нужна мне живой и в здравом уме.
Хозяин бестолково закивал, теребя в дрожащих руках тряпку, и продолжал пялиться куда-то за спину Эгурта.
– Да куда ты все время таращишься?
– На меня.
Раздавшийся из-за спины женский голос звучал мягко и дружелюбно, но Эгурт похолодел, ощутив скребущий вдоль позвоночника ужас. Потянулся к поясу без особой надежды. Знал, что почувствует сталь между ребер раньше, чем вынет из ножен меч и обернется.
Ошибся не сильно. Вынуть оружие и обернуться к Дафне не успел. Но вместо кинжала в спине, ощутил, как по затылку садануло что-то твердое и тупое, напоминавшее рукоять. Зубы клацнули, глаза на мгновенье ослепли от ярких искр, жгучая боль уволокла сознание во тьму.
***
Пинок в живот заставил его очнуться.
Эгурт обнаружил себя на полу, связанным по рукам и ногам, а прямо над ним возвышалась мачеха. Однако первым чувством стал не страх, вовсе нет, первым чувством стало удивление. Она никогда не отличалась терпением. Была несдержанна, импульсивна и предпочитала действовать, а только потом думать. То, что Эгурт еще дышал, казалось невероятным.
Следом пришел страх. Дафна стояла над ним, поправляя рукава синего жреческого платья, висевшего на тощем теле словно балахон, – и ухмылялась. От этой ехидной ухмылки все внутри Эгурта трусливо сжалось.
– Очнулся, сладенький? – движением руки она отбросила за спину тугую русую косу. – Ух, какой задумчивый. Ломаешь голову, отчего пока жив? Благодари мое любопытство. До жути хотела глянуть на твою рожу, когда окажешься на моем месте. Ну, и как тебе зрелище? – Мачеха кивнула в сторону.
Эгурт проследил ее взгляд. И невольно вздрогнул, тяжело сглотнув застрявший в горле комок страха. Рядом с ним на полу раскинулось грузное тело травника – лицо повернуто к верху, руки небрежно раскинуты. Горло перерезано. Темная кровь лужей растеклась вдоль деревянных половиц.
– Припоминаешь? Да-да, сладенький, прям как вы с папашей, связали меня и швырнули в камеру рядом с труппой бедолаги, которого он принял за любовника. Ревнивый идиот. А помнишь, что вы потом со мной делали?
Эгурт помнил, хорошо помнил.
– Я знаю, как помочь… – сдавлено прохрипел он, собираясь сказать, что может исцелить ее сына, пока она не перешла от разговоров к делу.
Не успел. Пинок под ребра выбил из груди воздух.
– Я не разрешала говорить! И чего ты кривишься, словно баба? Пара пинков – и тебе больно? Когда я была на твоем месте, ты довольно хихикал и скалился. Чего головой вертишь? Нет? А я говорю – улыбался! Должно быть, нравилось сапогами считать мне ребра? Ну, чего молчишь? Не заставляй себя упрашивать, словно девка на сеновале, ответь, понравилось пинать беременную или нет?
Эгурт ссутулится под взглядом серых, холодных глаз. Они ждали ответа, и терпения в них было меньше, чем у изможденного голодом человека перед булкой хлеба.
– Я не… он не сказал мне, – солгал он. Отец и его ревновал к Дафне, поэтому заставил доказать, что Эгурт не испытывает жалости ни к ней, ни к ее ребенку. – А живота еще не было видно. Если бы я… Я бы не стал. Прости, Дафна.
Она залилась писклявым, истерическим смехом.
– О, тогда все в порядке. Тогда все хорошо. Раз ты не знал, я на тебя злится не стану. Погоди-погоди, – она наигранно притронулась к своему животу, ощупала ребра, – даже болеть перестало! Представляешь? Ты случаем не целитель? Три паршивых года словно клещами ковыряли, стоило хоть мизинцем коснуться. А теперь прошло. Хотя, чему я удивляюсь? Ты же извинился. Ты, мать твою, извинился! А теперь я извинюсь!
Путы не позволили Эгурту согнуться и хоть как-то прикрыть уязвимые места. Остервенелые удары кожаных сапожек сыпались без разбора – по животу, ребрам, паху. Неприятный визгливый голос повторял: «Я просила не бить в живот. Умоляла не бить в живот! Почему ты не слушал?».
Гнев ее угас так же внезапно, как появился. Эгурт кривился от боли, зашелся тяжелым кашлем, отплевывая подкативший к горлу мерзкий привкус желчи. Тень обождала, пока он затихнет, и опустилась рядом, бледное лицо не выражало эмоций.
– Теперь давай поговорим. Перед тем как помереть, боров трепался, будто у тебя есть ко мне предложение. Я слушаю…
В этот самый момент травник глухо застонал, начал шевелиться. Эгурт изловчился и повернул голову, несмотря на острую боль в ребрах. Дафна выругалась. Вскочила и огрела «мертвеца» по затылку рукоятью кинжала. Мужчина притих.
Теперь, когда Кеб валялся лицом к нему, Эгурт увидел, что с горлом все в порядке. Принюхавшись, понял, что вместо лужи крови по полу растеклись какие-то снадобья темно-красного цвета.
– Ты его не убила? – он не мог скрыть удивления.
Дафна одарила его взглядом, после которого захотелось откусить себе язык и больше никогда не разговаривать. Не выпуская из руки кинжал, она вернулась и присела на корточки рядом с Эгуртом. Он сжался. Ждал обвинений и новых побоев, но мачеха просто молчала. Долго молчала. Наконец, печально вздохнула и загадочно уставилась на свои раскрытые ладони.
– Мне нельзя убивать. Я дала клятву человеку, который спас меня и сына. Только поэтому ты до сих пор дышишь.
Эгурт нервно хихикнул, зная, как она держит клятвы, но быстро проглотил смех. Злой взгляд серых глаз не позволял усомниться: она не шутила.
– Вот как? Отцу ты пела те же песенки, играла так, что даже я поверил. У тебя талант обманывать и использовать людей словно игрушки. Ты ведь поклялась отцу, что была верна ему и не станешь ему мстить за то, что произошло в темнице. А месяц спустя – сбежала, оставив его в луже собственной крови.
– Это вышло случайно, – огрызнулась Дафна. – Или ты думаешь, я бы не подготовилась к побегу, если б спланировала все наперед?
Она с силой вогнала кинжал в одну из досок на полу. Тут же вырвала, принялась бесцельно царапать лезвием половицу, задумчиво опустив глаза. Молчала долго. Затем подняла голову и неразборчиво затараторила. В голосе преобладали нотки обиды и раскаяния.
– В тот вечер он меня ударил, понимаешь? Напился и принялся снова обвинять в неверности. Кричал, что ребенок не его, угрожал утопить, едва он родится. Я пыталась его вразумить. Напомнила, что после вашей «проверки» в камере он клялся, что больше не станет во мне сомневаться. Без толку. А когда он ударил меня по животу, я не выдержала. Словно затмение какое нашло. Обозлилась, схватила кинжал и перерезала ему глотку. Когда поняла, что натворила, решила бежать из королевства. Наивная, правда? Твой дядя бросил за мной всех своих людей и даже нанял магов.
Она захлебнулась воздухом, откашлялась и заговорила спокойней.
– Когда я в третий раз чудом сумела улизнуть у них из-под носа, до меня, наконец, дошло, что без друзей, денег и с животом – мне не убежать. От отчаяния в голову пришла мысль укрыться в храме. Я выдала себя за обесчещенную дочь фермера, напросилась в послушницы. Надеялась, там искать не станут. И вновь просчиталась: люди герцога пришли через месяц. Я попыталась исчезнуть, стать невидимой. И не смогла! Мне и в голову не приходило, что в храме мои способности бесполезны! Пришлось прятаться за ближайшей колонной и слушать, как три гвардейца описывают мою внешность Радису, старшему жрецу храма. Они делали это так детально и точно, что даже незнакомец, увидевший меня одним глазком безлунной ночью, и тот сумел бы признать. Последняя надежда рухнула, когда я услышала, что герцог обещал за меня, живую или мертвую, три тысячи золотых монет! Три тысячи! Да на такие деньжищи храм и все жрецы могли бы без пожертвований жить целый год! И это вдобавок к тому, что Радис презирал убийц. Я была в отчаянии. А теперь представь, как я удивилась, когда старший жрец ответил, что никогда меня не видел. Не видел! Я так и застыла возле колонны, не зная, как благодарить Радиса. Там он меня и нашел. Повел к себе в комнату и заставил все рассказать. Выслушав, простил, понимая, что я боялась за сына. Но потребовал клятву: навсегда завязать с убийствами и стать жрицей. Навсегда, понимаешь? Я не рвалась оставаться в храме надолго, но какой у меня был выход? Пришлось согласиться. А когда малыш родился, я поняла силу клятв. Спустя полтора года мой мальчик начал болеть, медленно и тяжело угасать. Старания жрецов, парочки магов и мои молитвы оказались тщетны. Боги прокляли моего сына за то, что я нарушила клятву.
Эгурт не знал, радоваться ему или проклинать суеверность Дафны. С одной стороны, только поэтому он еще жив. Но радости он не чувствовал. Эгурт пошел на сговор с королевой, уверенный, что без труда убедит Дафну вернуться к старому ремеслу. Если не получится ее убедить – он покойник.
– Так зачем явился? – безразлично спросила Тень. – Мстить не собираешься, это очевидно, иначе бы привел своих людей. Понадобились мои способности? Если так, то ты опоздал. Я больше не убиваю.
– У тебя ведь сын умирает? – заговорил Эгурт, присматриваясь к ее реакции. Отчаяние в глазах и гримаса боли оставляли надежду на то, что они сумеют договориться. – Так сказал Кеб. Он тебя узнал, когда пришла в его лавку купить отвар какой-то травы, унять боли для малыша. Ты сама растрепала о болезни сына. Расплатившись, я велел Кебу держать язык за зубами. Знаешь почему?
Эгурт замолк, поморщился, ощутив острую боль в ребрах. Немного переждал и продолжил.
– Мне пришла в голову мысль. У тебя есть сын, который скоро умрет, у меня – целитель, который может этому помещать. Как хорошая мать, ты согласишься в обмен на жизнь своего ребенка убрать парочку моих врагов. А теперь я узнаю, что тебя держит какая-то клятва. Клятва. Скажи, неужели твой сын не стоит того, чтобы ненадолго, всего на недельку, о ней позабыть?
Прежде чем изогнуться в насмешке, ее губы легонько дрогнули. Голос неестественно понизился, нисколько не совпадая с тем, что она говорила.
– Красиво заливаешь, но я не куплюсь на твои сказки. Ты лжешь. Не мотай головой, лжешь, твой целитель – пустышка. Даже Верховный жрец Талоса не сумел помочь моему мальчику.
– Ты всегда была недоверчива, – устало вздохнул Эгурт. – Но я знаю, как развеять твои сомнения. Мой жрец исцелит мальчика, а в благодарность – ты поможешь с моими проблемами. По-моему, честная сделка.
– Не боишься, что после этого я отправлю тебя вслед за папочкой в преисподнюю?
– О, поверь, тебе придется сдержать слово, – самодовольно подмигнул Эгурт. – Потом сама все поймешь.
Дафна задумчиво нахмурилась, закусила губу. Молчала долго.
– Сперва скажи, как ты собрался помочь моему мальчику. И кого нужно убить. А потом я решу, что тебе ответить.
Птичка попалась. Эгурт ждал этих слов и медленно, четко, стараясь произвести впечатление, произнес:
– Жрец Азальты.
Он не сомневался, что это сработает. Как жрица Талоса, Дафна должна знать, кто такие азальтиты. И каковы их способности, из-за которых две сотни лет назад жрецы Талоса подбили короля разрушить храмы Азальте, а ее жрецов – истребить. Но вместо радости и согласия помочь Эгурту, она влепила ему пощечину.
– Издеваешься? – прошипела она. – Расскажи еще про живую воду и эликсир вечной молодости! А знаешь, что… – Она прижала к его горлу кинжал. В серых глазах пылали безжалостность и решимость. – Ты своего добился. Мне надоело слушать эту ложь. Ты моему сыну не поможешь, а раз он умрет, почему бы не нарушить клятву? Без него мне плевать на проклятия богов, пусть делают со мной что хотят.
– Он ждет в таверне, – торопливо взвизгнул Эгурт, ощутив, как острое лезвие надрезало кожу. – Всего в двух кварталах отсюда. Я тебе покажу. Не надо, Дафна, я могу помочь! Что ты теряешь?
Она недоверчиво сощурилась, испытующе на него уставилась. Кинжал исчез так же быстро, как и появился.
– Допустим, я тебе поверила. Ты слишком труслив, чтобы явиться ко мне в одиночку, нет, ты должен был знать, что сможешь надавить. Я даже допущу, что ты и вправду нашел человека, называющего себя жрецом Азальты. Но с чего ты взял, что он говорит правду? Их давно перебили. Это шарлатан.
– Не шарлатан, я точно знаю. Год назад дядя слег от неясной хвори, велел мне привезти этого жреца, рассказал, где искать. Через неделю он снова сел на коня. Правда, это же его и сгубило. Спустя месяц он перебрал на охоте и, не удержавшись в седле, свернул себе шею.
– Мне плевать, как он помер. Так значит, не шарлатан?
– Не шарлатан, клянусь, я сам видел, как он работает. Если сомневаешься, освободи меня и проверим вместе. Если он шарлатан – затравлю собаками и уеду, клянусь. Ты больше обо мне не услышишь.
Дафна задумалась, покачала головой.
– Нет, погоди, если он и вправду тот, за кого себя выдает, я хочу услышать еще один ответ. Кого я должна убить?
– А это так важно?
– Кого, Эгурт? – подошва сапожка легонько надавила ему на ладонь. – Не вздумай юлить. Я тебе еще не до конца поверила.
– Ладно-ладно, успокойся. Мы же теперь партнеры, разве нет? – Эгурт натянуто улыбнулся. – Убить нужно моего кузена, сына свернувшего шею герцога.
– Других детей у герцога не было, – ехидно улыбнулась Дафна. – Его сопляк, выходит, тоже не обзавелся наследниками. Выходит, как старший из племянников, ты наследуешь титул. Как банально. Слишком банально. Для этого моя помощь не нужна. Яд, пьяная охота или скользкая ступенька – куда надежнее. И вызовет меньше подозрений, чем убийство в открытую. Ты снова темнишь, Эгурт.
– Я пытался его отравить, – заверил Эгурт, виновато улыбнувшись. – Теперь слуги пробуют его пищу, он перестал напиваться и ступеньки в его замке всегда сухие. А вот стражи прибавилось. Этого хватит или нужно объяснять дальше?
Дафна молча разрезала веревки. Помогла подняться. Эгурт сделал вид, что разминает затекшие конечности, и принялся вышагивать по зале, пока он она терпеливо ждала у стойки. Ему требовалось подумать, как лучше поступить и что сказать в сложившейся, не совсем безопасной для него ситуации.
Наконец, прикинув все за и против, он закашлялся и произнес.
– Что ты знаешь о жрецах Азальты?
Дафна пожала плечами, глядя на валявшегося возле стойки травника. Задумчиво наморщила лоб.
– Азальта – богиня страданий и болезней, ее жрецы могли забрать у человека хвори, чтобы, настрадавшись, доказать ей свою преданность. Вроде, так они поднимались в иерархии, если верить Радису. Тогда их никто не трогал. Да и болезни они брали легкие, не смертельные. Но со временем придумали уловку: научились особым ритуалом связать себя не только с больным, но и одновременно со здоровым человеком. Жертвой. Что делало жрецов только временным сосудом. Болезнь быстро уходила к жертве. Тогда они стали забирать даже смертельные болезни. Не нужно говорить, для чего азальтиты начали использовать новые знания. Очень скоро храмы Азальты начали разрастаться по всему континенту. И тогда Талос велел покончить с этой мерзостью.
– Ты упустила главное – азальтиту нужно время, неделя или около того, чтобы целиком завершить перенос. Если в это время жрец прирвет ритуал, болезнь вернется к своему владельцу.
– Решил запугать? – лицо Дафны опасно напряглось. – Или намекаешь, чтокроме герцога будут еще Учти…
– Я похож на идиота? – раздраженно буркнул Эгурт. – Просто предупреждаю. Ты так убедительно заверяла, что желаешь блюсти клятву, что я решил предостеречь тебя от глупостей. Ничего больше.
«На сегодня ничего больше. Свыкнись пока с этой мыслью. А когда от радости зальешься слезами над здоровеньким и бодрым сынком, станешь покладистей и сговорчивей. Пойдешь на что угодно, лишь бы болезнь к нему не вернулась».
– Ну-ну, проверим, – угрюмо хмыкнула Дафна. – А пока помоги привести в сознание Кеба, он станет частью моей легенды перед старшим жрецом. Надо же как-то объяснить мое исчезновение на восемь дней.
Эгурт рассеянно кивнул и принялся тормошить травника. Одновременно размышляя, как Дафна отнесется к тому, что вместе с кузеном ей придется покончить и с его женой, дочерью короля, уже месяц как носившей под сердцем ребенка.
***
Дафна первой зашла в комнату. В углу, в кроватке спал ее сын, рядом стояла жрица, оставленная за ним присматривать.
– Это травник – бросила Дафна, пропуская внутрь азальтита.
На смуглом лице жрицы залегли морщинки недоверия.
– Травник? Кажется, он был…
– Это его брат. Тоже травник, – отрезала Дафна.
– Я хорошо помню, что Радис велел впускать в женское крыло только Кеба. Как вы миновали храмовников?
– Может, Радис разрешил нам войти? – Дафна раздраженно сощурилась. – С чего вдруг все должны перед тобой отчитываться, Кара? В мое отсутствие ты, наконец, стала наставницей?
Та недовольно засопела, что-то пробурчала под нос и сообщила, что должна помочь Радису в подготовке к мистериям. Прежде чем уйти, поведала, что малыш кричал и бился в судороге больше обычного, пришлось напоить его отваром из клубней Корты, тогда он успокоился и уснул.
Дафна закусила губу, почти физически ощутив боль сына. Корта – сильное обезболивающее, когда один из храмовников в стычке потерял кисть, всего три глотка отвара уняли боль, и заснул на сутки. Та же доза помогала ее мальчику лишь на пару часов.
– Сюда точно никто не явится? – жрец дождался, когда дверь закроется, и присел рядом с кроваткой. – Вы обещали, что все пройдет гладко, твердили: вам все верят. Но сомнения девушки показывает обратное.
– Безопасно, – поспешила заверить Дафна. – Комната в конце крыла, чтобы никто не беспокоил сына. Сюда приходят лишь Кара и старший жрец, а он сейчас с головой ушел в подготовку к мистериям. До меня здесь жила его дочь…
Азальтит тяжело засопел, всем видом показывая, что дальнейшие объяснения не интересны.
– В общем, сюда никто не приходит, – Дафна приблизилась к сыну, тронула бледный лобик и умоляюще посмотрела в лицо жрецу. – Ты точно поможешь моему мальчику?
Он ответил не сразу. Какое-то время щупал малыша пухлыми пальцами, неясно бормоча под нос.
– Все намного хуже, чем я думал, – он покачал головой. – Сердце, легкие, мозг… ритуал будет болезненным. Вам лучше выйти. Не спорьте, это для вашего же блага. Но если во время ритуала захотите войти – ни в коем случае не прикасайтесь ко мне. Запомнили? Не прикасайтесь. Я буду безразличен к звукам и свету, но прикосновения сорвут молитву. Тогда потребуется все повторить через пару дней. А я не горю желанием сюда возвращаться.
Дафна хотела возразить, но нетерпеливый взгляд из-под тонких седых бровей выгнал ее из комнаты. Крики ее мальчика разрывали душу безжалостными когтями, и она, чтобы отвлечься и не ворваться в комнату, принялась молиться прямо в коридоре.
Когда клялась принести Азальте богатые жертвы, на плечо опустилась чья-то рука. Дафна дернулась от неожиданности. И потеряла дар речи: перед ней, облаченный в простое жреческое одеяние, возвышался Радис.
– Почему ты стоишь здесь, доченька? – уставший голос сквозил удивлением и любовью.
Доченька. Так он назвал Дафну сразу, при первой встрече, глядя как на призрака, едва она явилась просить убежища. Позже она узнала, что за месяц до ее появления, Радиса потерял дочь, ее ровесницу, тогда он перестал есть, ушел в себя и намеревался покинуть храм. Появление Дафна, со слов Кары, ростом и худобой напоминавшей девушку, вернуло ему аппетит и радость к жизни.
– Что ты здесь делаешь? – растерянно спросила Дафна, ломая голову, как не пустить его в комнату. Нельзя прерывать ритуал! – Ты должен готовиться…
– Кара сказала, пришел брат Кеба, – пожал он крепкими плечами – Хотя храмовники клялись, что ты выдала его за самого Кеба. Не переживай, я не сержусь, уверен, ты соврала, чтобы не беспокоить меня. Сюда же меня привели заверения Кары, будто брат Кеба дал слово, что его отвары помогут. Я не мог больше ни о чем думать. Бросился к тебе, едва выдалась минутка. Но почему мальчик так кричит? Все-таки не помогло?
Кара! Все-таки высказала подозрения Радису!
– Да, он… мне…
Жрец понимающе вздохнул и по-отечески ее обнял, успокаивающе поглаживая волосы.
– Ступай-ка ты к сестрам, я тебя заменю. Отдохни. Ну же, доченька, не упрямься. Я не могу видеть, как ты мучаешься.
Радис отпустил ее и потянулся к двери. Дафна помешала ему, загородила путь собственным телом.
– Туда нельзя, – покачала она головой. – Там травник, он лечит...
– Лечит? – Радис нахмурился, отступил на шаг. – До сих пор? Тогда почему ты стоишь здесь? Я не понимаю.
Она колебалась, ужасаясь собственному решению, но ничего другого в голову не приходило. Решившись, отступила от двери и покорно пробормотала:
– Посмотри сам и поймешь.
Радис вошел. Дафна юркнула следом и, не дожидаясь, пока застывший в изумлении жрец прервет молитву азальтита, высвободила из рукава кинжал и ударила рукоятью по затылку.
Оправдание придумает позже. А пока – нельзя прерывать ритуал.
***
Завершив ритуал, азальтит ушел, Дафна провела его мимо храмовников. Мысль о том, чтобы забрать малыша и бежать из храма отбросила сразу. Ее начнут искать и, если найдут, под угрозой окажется сделка с Эгуртом. А значит и жизнь ее сына.
Пришлось выдумывать, как объясняться с Радисом и подготовить почву для исчезновения на восемь дней. Человек Эгурта будет ждать ее утром за городскими воротами.
Когда она состряпала более-менее правдоподобное объяснение, Радис пришел в сознание. Он не стал спрашивать, зачем она его ударила, как опытный жрец, он с первого взгляда признал ритуал азальтита и кинулся обвинять Дафну в предательстве. Выслушивая гневную тираду, она присела на диван и, опустив глаза к полу, стала изображать смиренность и раскаяние.
– Ты понимаешь, что с тобой сделает инквизиция? – он схватил ее за подбородок, проницательно глядя в глаза. – Или думаешь, тебе все сойдет с рук? Конечно, так и думаешь, ты же не глупая, понимаешь, что я буду молчать. Иначе они доберутся до малыша. А он не виноват, что его мать спуталась с выродком! – он брезгливо отнял руку. – Ты так и не сказала, как вы с ним встретились. Говори. И не пытайся лгать.
Дафна ссутулилась, наигранно хмыкнула и, глядя в глаза, произнесла загодя приготовленную ложь.
– Мне помогли влиятельные люди. Богатые.
Он повернулся к кроватке, потом перевел задумчивый взгляд на Дфну.
– И кто же вас свел? К влиятельным людям просто так не подобраться… – Он осекся, глаза округлились от догадки. Радис стиснул кулаки и выругался. – Ну конечно, старый Кеб, к нему ты ходила за отваром клубнями Корты. Должно быть, он узнал тебя. Он бывал всюду, у него много связей и он мог знать тебя раньше. Он вас свел? Воспользовался горем и вынудил взяться за старое. Ну же, доченька, не мучай меня. Ответь. Он заставил тебя нарушить клятву? Заставил… убивать?
Дафна применила весь свой актерский талант и по лицу Радиса поняла, что превосходно сыграла удивление.
– Нет. Как ты мог подумать? Я бы ни за что не нарушила клятву, папа. – Последнее слово подействовало магически. Суровое лицо старика размякло, глаза виновато забегали. Дафне оставалось только надавить на его совесть.
Дафна опустила голову. Прижала обе ладони к груди и, стиснув зубы, сильно сдавила оба соска. Слезы хлынули ручьем.
– Не знаю, как они про меня узнали, – она подняла заплаканное лицо и всхлипнула. – Правда, не знаю. Их было двое, предложили помощь в обмен… они захотели немного развлечься со жрицей. И я… я спала с ними, папа. Спала.
Дафна спрятала лицо ладонями и заревела навзрыд. Радис любил сценки с раскаянием. Сейчас он присядет к ней и, крепко обняв, начнет поглаживать волосы, посочувствует и простит. Она не сомневалась. Ему и в голову не придет, что она себя оклеветала.
Но Радис не подходил.
Она слышала тяжелые шаги в центре комнаты, неясное бормотание и ругательства. Он ругал ее. Ругал, не стесняясь в выражениях. И не подходил!
До боли прикусила нижнюю губу.
Он никогда не ругался. Ни разу. Что если она его не разжалобила, а обозлила? Что тогда делать? Вздрогнула, услышав меж руганью пугающее: «инквизиция». Он же не думает ее выдать? Нет. Он ее любит…
Удар кулаком по столу. Снова вздрогнула.
Страх высушил слезы и сдавил горло. Плакать не получалось. Замолкла. Прислушалась. Снова ругается. Может, выплеснет злость и успокоится? Или нет? Выдаст инквизиторам? Или нет?
Шаги приблизились.
Она слышала его дыхание рядом, но боялась поднять голову. Крепко закусила губы. Ждала приговора.
Теплые ладони легли на плечи. Он присел рядом и по-отцовски прижал ее голову к груди. Дафна с трудом сдержала вздох облегчения.
– Успокойся, доченька. Прости меня. Я думал о себе и даже позабыл, каково тебе было признаться, – Он поцеловал ее веки. Дафна дернулась, заплакала, теперь по-настоящему, искренне. Слезы страха. И раскаяния. Она стыдилась собственной лжи. Доброта и прощение казались больнее всякой пытки. – Ну же, перестань плакать, милая. Я не держу зла, я все понял. Ты отчаялась. Я тебя подвел, не сумел помочь. А ты пошла на все ради мальчика. Может, это и к лу… – он осекся. Отпустил ее, голос стал тверже. – Мы уже ничего не исправим. Но больше ты подобного не повторишь, хорошо? Ты поняла меня?
– Я клянусь…
– Не надо клясться. Пообещаешь одно, но, кто знает, что еще ты выкинешь? Поступим иначе. Ты должна стать хранительницей Пламени.
Дафна замерла. Подняла изумленное лицо, вытерла слезы.
– Хранительницей Пламени? – повторила она. Радис кивнул. Дафна зашептала, объясняя скорее самой себе, чем обращаясь к Радису. – Хранительница не может покинуть храм без сопровождения. Должна отречься от всего мирского. Ты хочешь…
– Чтобы Талос тебя простил, – он трепетно погладил ее волосы. – Хранительница получает прощение за все содеянное. Ты спасешь сына от проклятия. И себя тоже.
Дафна кивнула, прижалась к Радису. Аромат благовоний, пропитавший его одежды, успокаивал. В крепких, надежных руках хотелось уснуть.
Она с трудом выдавила последнюю ложь.
– Я приму эту честь, отец. Дай мне несколько дней налюбоваться сыном, побыть с сестрами. Потом я дам клятву.
– Конечно-конечно, – Радис поцеловал ее волосы и медленно поднялся. Сияющий от удовольствия, он даже не заметил подвох. – Отдыхай. Побудь с сыном, поболтай с подругами. Потом на тебя свалится куча обязанностей. Но ты справишься, я буду тебе помогать. Теперь нас никто не разлучит.
Радис ушел, полюбовавшись малышом, а Дафна, оставшись одна, села у кроватки и, поглаживая сына, серьезно задумалась.
Радис единственный относился к ней по-человечески, был честен и по-настоящему ее любил. Но он ее не поймет. Едва весть о смерти герцога достигнет храма, он сопоставит ее исчезновение и убийство. И не простит.
Ей было жаль Радиса. Она не сомневалась, что убьет его дважды: первый раз, когда нарушит клятву, второй – когда заберет сына и сбежит.
Но Дафна не могла рисковать. Если не выполнить сделку с Эгуртом, азальтит прервет ритуал и тогда болезнь вернется ее сыну.
– Лучше он, чем ты, Дафна. Лучше умрут другие, чем твой мальчик, – прошептала она, вспоминая слова убитого ею мужа, отца Эгурта.
Шесть лет назад они еще не были женаты, но Галлад уже узнал о ее способностях и привел в подземелье своего замка, Дафна помнила сырость и затхлый воздух. В центре мрачной камеры, ярко освещенной горящими на стенах факелами, на стуле сидел крупный мужчина. Незнакомец. Веревки стягивали лодыжки, связанные в предплечьях руки он держал перед собой и беспомощно шевелил ладонями, но распутаться не мог.
Будущий муж назвал его убийцей и насильником, заявил, что никто не станет по нему плакать, а прикончить его – святая обязанность достойного человека. Пленник не мог согласиться или возразить, потому что рот был забит кляпом, а найти ответ в испуганно бегающих глазах не представлялось возможным.
Галлад всунул ей в руки нож и велел убить пленника. Дафна отказалась. Он пожал плечами и, улыбнувшись, вынул из ножен меч, сунул рукоять между ног пленника таким образом, чтобы тот мог разрезать путы на руках о торчавшее перед лицом лезвие.
Незнакомец застыл в нерешительности. Галлад отошел к стене и с садистской усмешкой изрек:
– Кто решится на убийство, получит свободу.
Пленник не заставил просить дважды, сунул запястья меж лезвием и принялся остервенело резать путы. Дафна застыла, заворожено глядя в его глаза, пылающие надеждой и безжалостностью. Она узнала глаза убийцы. Следовало покончить с ним и спасти себя, но тело отказывалось повиноваться. Ноги вросли в землю, мышцы одеревенели, кинжал выскользнул из ослабевшей ладони. Шансы Дафны таяли с каждым мгновением, а она стояла и глазела, как ее смерть высвобождается из пут.
Галлад развернули ее лицом к себе и твердым, волевым голосом развеял сковавшее разум наваждение:
– Никогда не жертвуй собой, Дафна. Никогда. Он ничем не лучше тебя. Твоя жизнь дороже. Поняла? Пусть лучше умрет он, чем ты. Лучше он, чем ты. А ну-ка повтори. Лучше он, чем я.
И Дафна повторила. Медленно. Уверенно. Решительно.
Галлад прав. Он ничем не лучше, так зачем уступать? Невидимые оковы спали, возвращая телу подвижность, руки наполнились силой. Она подхватила кинжал, приблизилась к пленнику и, не отрываясь от безжалостных глаз, быстрым движением прервала напрасные потуги.
– Лучше он, чем я, – прошептала Дафна, вернувшись из воспоминаний. – Лучше они, чем мой сын.
Она переложила малыша к себе в кровать, поцеловала маленькие, теплые ручонки и уснула. До рассвета вернула сына в кроватку и уехала. На столике лежала записка, которую для верности смочила каплями воды, словно пускала слезы.
Я уеду на две недели. Нужно «расплатиться». Прости, что не сказала сразу, знала, что не отпустишь. Но я не могу их обмануть. Сам знаешь, как «исцеляет» жрец Азальты. Когда вернусь, безропотно приму любое наказание и дам клятвы, какие только пожелаешь. Но до тех пор – присматривай за моим мальчиком. Мне искренне жаль..
***
Эгурт нервно расхаживал вдоль залитой солнцем лесной полянки, когда Дафна выехала к нему из чащобы. Над полянкой парили два ястреба, птицы ее дома, но любоваться ими времени не было. Привязанный к дереву конь заржал. Эгурт вскинул голову и улыбнулся, перекинул из руки в руку кожаный футляр для пергамента.
– Уже за полдень, ты припозднилась, – он двинулся навстречу. – Никто не шел следом?
– Короля ждешь? – Дафна откинула капюшон и неприятно улыбнулась. – Я тут одним ухом слышала в тавернах, что ты открыто обвинил его дочурку, жену своего кузена, которого так стремишься убить, в неверности. Зачем, Эгурт?
– Это так важно?
– Скорее, любопытно. Если обозлил короля, зачем убивать его зятя? Думаешь, он не поймет, кому это выгодно? Или собрался примириться и взять в жены его порочную дочурку? В чем смысл?
Эгурт мило улыбнулся.
– Смерть зятя обозлит короля, но он не посмеет меня в этом обвинить без весомых доказательств, – он сделал короткую паузу. – А смерть родной дочери – приведет в ярость и заставит выступить против меня открыто.
Дафна насмешливо хмыкнула, окинув его спокойным взглядом, спешилась. Она прекрасно поняла намек.
– И почему я не сомневалась, что ты втянешь меня в какую-то интригу. Схватить и запугать не смог, сказать правду сразу побоялся. Что в этот раз придумаешь? Предупреждаю – любая угроза моему сыну и ты покойник.
Она демонстративно откинула полу плаща, обнажая висевший на поясе меч. Эгурт улыбнулся, понимающе закивал и протянул ей футляр.
– Просто прочти.
Дафна вынула пергамент, пробежала глазами и ненадолго задумалась. На тонких губах заиграла насмешка.
– Ты случаем футляр не перепутал? Этот, похоже, для какой-то безмозглой пастушки. Нет? Ты уверен? Тогда мелковато врешь, я даже обиделась. Всего-то снимаешь с меня все подозрения в убийстве мужа и признаешь сына своим братом? Ты можешь больше! Титул графини и парочка крепостей? Опять не то, – она на мгновенье задумалась. – А знаешь что? Падай на колени и проси мою руку, как делают рыцари или принцы в глупых романах. Ну, чего стоишь? Я жду. Сперва папаша, теперь сын. Буду вас коллекционировать.
– Взгляни на печать, – Эгурт равнодушно ткнул в пергамент. – Она настоящая.
Дафна пожала плечами.
– Допустим, настоящая. Что толку? Когда король тебя прикончит, он и до нас с сыном доберется. Оно мне нужно?
Эгурт улыбнулся.
– Если я откажусь, пожалуешься королеве. Там и ее печать стоит.
Дафна непонимающе на него посмотрела, бросила взгляд на пергамент. Печатей было три.
– А ну-ка объясни.
– Все просто, – Эгурт огляделся, подошел. – Герцог узнал о жреце Азальты от короля, потому что женил сына на его дочери. Поняла, да? Тот пригрел его у себя во дворце, наплевав на запрет святош, и давал пользоваться союзникам. Я его союзником не был, но, узнав о тебе, рискнул просить об услуге, разумеется, под надуманным предлогом. Король отказал. А вот королева, к которой он охладел, меня отыскала и предложила помощь в обмен на услугу. И знаешь какую? Помочь мне прикончить кузена, в обмен на лояльность. Она просто искала союзника. Я решил о тебе забыть, но отравить герцогеныша не удалось. Вдобавок ко всем бедам дочурка короля обрюхатилась. Теперь ни один из убийц не возьмется за это дело. А если родится мальчик, в смерти кузена, исчезает смысл, регентом при ребенке станет король. Вот тогда-то я снова о тебе вспомнил. Поделился с королевой. Она чуть на тот свет не отправилась от эмоций, так обрадовалась тому, что ты жива. Оказалось, она давно мечтает сжить супруга со свету и править от имени сына.
Дафна сглотнула, догадываясь, на что намекает Эгурт. Но верить отказывалась.
– Я пока не понимаю, причем здесь я?
– Так-то не понимаешь? – ехидно подмигнул Эгурт. – Все просто. Ты помогаешь мне устранить кузена и его супругу, а когда король призовет меня к ответу и велит явиться на суд, ты последуешь за мной в столицу. И прикончишь его. Люди королевы помогут к нему подобраться.
– Погоди-погоди, – замотала головой Дафна, потянувшись к мечу. – Ты предлагаешь мне убить беременную девушку? Я не ослышалась? Я не собираюсь этого делать!
– Не строй из себя святую, – брезгливо поморщился Эгурт. – Хочешь, чтобы твой сын жил? Хочешь дать парню будущее? Тогда делай, что велят. Ясно? Из-за тебя я вляпался в эту историю. Ты спрашивала, зачем я прилюдно обвинил дочь короля в неверности? Так потребовала королева, она хотела, чтоб мы стали врагами, чтобы я не предал ее после того, как получу титул и земли.
Эгурт не успел моргнуть, как Дафна высвободила меч и прижала к его горлу. В этот раз в зеленых глазах не было страха, лишь насмешка.
– И что дальше? Убьешь меня и позволишь сыну сдохнуть в муках? Или ты не поняла, что королева прикажет азальтиту отменить ритуал, если завтра утром ее падчерицу не найдут мертвой? Не дури. Вот так, убери железку, мешает дышать. Ну, выше нос! Теперь ты обрела двух могущественных союзников – в лице будущего герцога и королевы. Мы оба заинтересованы в здоровье и благополучии твоего сына. Ведь от этого будет зависеть твоя лояльность.
– Что? Лояльность? Боитесь, я вас выдам?
– Нет, в этом никто не сомневался. – Эгурт панибратски хлопнул ее по плечу. – Я говорю о сотрудничестве! У нас с королевой будет немало врагов. Не хмурься, мы будем посылать за тобой лишь по мере необходимости. Не очень часто. Ты успеешь понянчиться с сыном.
– А пока он растет, я буду вашей девочкой на побегушках, – горько усмехнулась Дафна, понимая, во что ее втянули. – Буду решать твои проблемы, убивать твоих врагов?
– Наши проблемы, Дафна, наши. Мы же семья. Верно? Ты – моя мачеха, твой сын мне сводный брат. Мои враги – будут и вашими врагами.
Дафна упрямо скрестила на груди руки, задумчиво уставилась в небо, глядя, как непринужденно над ними парят два сокола. Ищут добычу.
«Охотятся, – смекнула Дафна. – Не думают, что их жизнь зависит от чьей-то смерти. И плевать им, что крольчиха беременна. Наоборот, сытнее ужин. Отчего же я колеблюсь? Потому что сама была на ее месте? Я ж не буду ее калечить – быстро, спокойно убью. Она не заметит».
Один из ястребов камнем упал вниз, в густые заросли, тут же вылетел с барахтавшимся в лапах кроликом. Поднялся выше и улетел прочь. Второй терпеливо продолжал парить, выискивая свою добычу.
«Если никого не выловит, останется без ужина. А если у него есть птенцы, будут верещать от голода. Егерь сыщет их и заберет растить в неволю. Разве справедливо свободным птицам жить в неволе? Нет. Уж лучше кролики» – Дафна опустила голову, выдохнула и приняла решение.
– Хорошо, – заговорили она, – я сделаю, как ты хочешь. Только поменяемся лошадьми. Я возьму твоего мерина, он быстрый, а мне нужно вернуться за сыном. И письмами. Я не доверяла тебе, заплатила пяти фермерам по серебряной монете, оставив каждому письмецо на хранение. Если через неделю не принесу каждому по золотому, они пойдут за монетами в храм. К жрецу. Догадываешься, что я там написала? Нельзя, чтобы это попала в руки Радиса.
Эгурт почесал подбородок.
– Напрасная трата денег.
– Предосторожность не бывает лишней, – хмыкнула она, отдавая ему поводья своей кобылы. – А теперь поговорим о замке. Расскажи, они спят вместе?
***
Дафна небрежно вытерла лезвия кинжала о простыни, на которых лежали тела герцога и молоденькой девушки, его жены. Дочери короля. Глаза невольно скользнули к зеленому шелковому одеялу, которое аккуратно вырисовывало небольшой округлый животик.
Дафне едва не стошнило от омерзения к себе. Она торопливо спрятала кинжал в ножны и отвернулась. Подошла к окну, но, прежде чем вылезти обратно и покинуть комнату, оглянулась.
Девушка лежала неподвижно.
– Так должно было быть, – буркнула Дафна. – Если не я, так кто-то другой бы с ней покончил, а мой сын был бы мертв. Я не сделала ничего плохого. Лучше они, чем мой мальчик.
Однако что-то внутри встрепенулось, воспротивилось, предупреждало, что ее поступок не останется безнаказанным. Дафна встряхнулась. Отогнала этот мерзкий голос, который сопровождал ее на протяжении трех лет. Голос Радиса.
***
Стоявшие у входа храмовники приветственно улыбнулись. Дафна кивнула в ответ и поспешила к своей комнате. Знала, что вести сюда еще не добрались, а Радис не стал бы привлекать внимание к ее письму. Наверняка он купился на ее ложь и верит, что она вернется. Бедняга.
Дафна приехала в город вечером, но дождалась утра, чтобы с ним не встретиться. В это время Радис принимает горожан. Она быстро заберет сына и навсегда исчезнет.
– Ты вернулась, – одна из послушниц, считавшая Дафну близкой подругой, набросилась на нее с расспросами. – Как прошло паломничество к святыне Кордуской обители? Радис сказал, ты отправилась туда вознести хвалу Талосу, в благодарность за исцеление сына. И скоро станешь хранительницей Пламени! Как я за тебя рада!
Дафна, смекнувшая, как Радис объяснил ее отсутствие, отделалась парочкой общих фраз, услышанных от других жриц. Сославшись на усталость и желание поскорее увидеть сына, попыталась отвязаться от навязчивой «подруги».
– Сына? – изумилась послушница. – Наберешься сил и снова в дорогу? Тебя посветят в жрицы в другом месте? Как я тебе завидую. Такая честь!
Дафна ничего не поняла, но не решилась задавать вопросов. Ее одолевало странное предчувствие. Не желая выдавать волнение, она напряженно кивнула, попрощалась и быстро зашагала к своей комнате. Успокоила себя по дороге, представив, как они с сыном будут играть в прятки в саду собственного замка. Как ее мальчик улыбнется, обнаружив Дафну за деревом, и радостно к ней кинется, протянув маленькие нежные ручки
Перед комнатой она замерла, тревога усилилась. Дафна прислушалась. Тишина. Должно быть, малыш уже спит. Затаив дыхание, она тихонечко, чтобы не будить сына, приоткрыла дверь и скользнула внутрь.
Кроватка была пуста.
Оглядев пустую комнату, Дафна решила, что, Радис забрал малыша к себя. Это было абсолютно предсказуемо, странно, почему она не подумала об этом раньше. Пожав плечами, она уже было собралась отправиться к жрецу, но в глаза бросилась лежавшая на столе записка.
Ее? Вряд ли. Радис не стал бы оставлять такое письмо на столе.
Дафна подошла, развернула пергамент. Сердце тревожно заколотилось. Радис писал ровно и четко, здесь же буквы прыгали и почти лежали, будто он писал его в спешке или волновался.
«Я догадывался, что ты лгала, когда услышал про торговлю телом. Помнил, с каким омерзением ты относишься к таким женщинам. Но я желал тебе верить, как и всегда. В конце концов, была надежда, что ты преступила через себя ради ребенка. Почему нет?
Найдя утром твою записку, я все понял. Не сомневался, что ты ушла убивать. Не знал кого, но знал почему. Я собирался дождаться тебя и взглянуть в глаза убийцы. Но не смог. Тяжело сознавать, что твоя дочь способна на такое. Еще тяжелее, когда понимаешь, что все равно ее простишь. А после твоего ложного признания, я осознал, что слишком слаб для того, чтобы наказывать тебя. Я проклинал себя и колебался. Сомнения развеял фермер. Он проболтался про записку, что ты ему оставила, как он выразился: «при странных обстоятельствах». Я велел принести ее, когда прочел, мир для меня перевернулся. Не желая того, ты сама во всем призналась.
И даже тогда я надеялся, что ты остановишься, в последний момент не поднимешь руку и вернешься. В надежде на это и со знанием, куда ты собралась, я отправил в храм рядом с замком герцога голубку. Между ряда несущественных вопросов о религии, я, маскируя все под обыденное любопытство, спрашивал у настоятеля об убийствах, кражах и происшествиях, что случились в их землях. И о здоровье юного герцога. Когда голубка вернулась с ответной вестью – я ужаснулся!
Как ты могла убить женщину, носившую под чревом дитя? Ты ведь сама была на ее месте, когда пришла ко мне, доченька. Как?
Я надеялся, болезнь сына и моя поддержка изменили тебя. К несчастью, ты лишь ожесточилась. Теперь ты стала настоящим чудовищем, даже хуже той, что приходила ко мне в храм три зимы назад. Это моя вина, следствие безмерной к тебе любви. И мне придется с этим жить. Нам обоим придется.
Но мальчик ничего не узнает.
Я забрал его с собой. В юности я был лазутчиком короля, мне не составит труда исчезнуть бесследно. Не пытайся нас искать. Бессмысленно. Он не узнает, что его мать убийца. Боюсь представить, во что бы ты превратила сына. В еще одно орудие смерти и жестокости?
И несмотря ни на что – я тебя люблю. Люблю, и буду за тебя молиться. Я верю, что в твоей душе остался нетронутый тьмой уголок, и ты воспримешь урок, как подобает. Если так, заклинаю тебя – начни новую жизнь. Честно и праведно. Храмовники считают, что ты отправилась благодарить Талоса за спасение сына. Да, я приврал и указал на исцеление твоего сына как чудо бога, и не вижу в этом ничего зазорного.
Наставница Менка в курсе, что ты должна стать хранительницей Пламени. И подготовить тебя к инициации. Ты получишь сутки на размышление, потом она потребует ответ. Если откажешься – она вышвырнет тебя и больше никакой из храмов Талоса тебя не примет, она постарается.
Но если спустя десять лет я найду свою дочь праведной хранительницей, я признаюсь мальчику во всем, и пусть он сам выбирает, встретится с тобой или нет. Молю тебя, прояви благоразумие».
Дафна бросила письмо и залилась истерическим смехом, понимая, что еще немного и свихнется. Она не могла поверить написанному. Нет-нет! Радис не мог так с ней поступить. Не мог! Это обман! Он просто ждет, что она принесет клятвы и вернется. Или нет? Она ждала подвоха отовсюду, но только не здесь, в храме, от человека, называвшего ее доченькой.
Ее едва не вырвало от этого мерзкого слова. Подумать только, и эта сволочь даже выдали исцеление ее сына за чудо? Интересно, сколько таких «чудес» эти лжецы показывали остальным, прежде чем их гнусная религия обрела популярность?
Дафна скомкала пергамент, разорвала в клочья, вымещая всю ярость в несчастном клочке пергамента.
– Благоразумие! – заорала она, глядя на статую Талоса, которому молилась все эти годы. – Благоразумие! Я покажу тебе благоразумие! Это…
Дверь отворилась. Кара неторопливо ступила через порог, высокомерно поглядывая на Дафну.
– Старший жрец говорил, ты должна дать наставнице ответ в течении суток, после того, как вернешься в храм. Может, ты готова?
Дафна ехидно улыбнулась. Двумя быстрыми шагами пересекла комнату и, крепко вжав ее спиной к стене, зажала ладонью рот и приставила к горлу лезвие кинжала.
– Да, – улыбнулась она, глядя в ненормально округлившиеся глаза жрицы. – Только Радис услышит его в преисподней, когда присоединится к тебе, болтливая сука.
Автор: Артур Чокля
Источник: https://litclubbs.ru/writers/3600-blagimi-namerenijami.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#убийца #месть #король #ассасин #фэнтези #расплата
