- Я говорил по ВЧ с Жуковым. Очередное наступление отбито. Жуков принял одно важное решение.
- Какое? - Верховный поднял брови.
- Он приказал адмиралу Трибуцу разминировать боевые корабли, которые минировали по вашему распоряжению: если бы немцы вторглись в город, их бы взорвали. Теперь эти корабли крушат врага своей мощной артиллерией. Жуков умело распорядился, но, прежде чем отдавать приказ комфлота Трибуцу, он обязан был доложить вам или хотя бы поставить в известность Генштаб.
- Простим ему этот грех, - усмехнулся Верховный. - Я вот о чём подумал... Не отозвать ли нам Жукова сюда в связи с ситуацией под Москвой?
- Вам решать, товарищ Сталин. - Шапошников помолчал. - Но сражение у стен столицы, я полагаю, будет нелёгким, если не решающим на всём советско-германском фронте.
- Посмотрите, какими силами можно укрепить оборону столицы, - подчеркнул Сталин. - Над Москвой нависла серьёзная опасность, и вашу обеспокоенность я разделяю. Кстати, у меня к вам просьба: перестройте работу Генштаба на это время. На ночь вы, Борис Михайлович, можете уходить домой, а ваш заместитель генерал Василевский должен неотлучно находиться на службе.
- Будет сделано! - Шапошников взял со стола свою папку и направился к двери.
- Не успел Сталин выпить стакан чаю, как прибыл Василевский.
- Что с генералом Ерёменко, как он себя чувствует? - спросил Верховный.
- Андрей Иванович заявил, что уже здоров и готов выполнять задания Ставки! - Василевский стоял у стола в ожидании, что скажет Сталин. Но тот молчал, о чём-то размышляя. Отпил несколько глотков чая и неожиданно заговорил о другом:
- Вам по душе работа в Генштабе?
"Отчего вдруг, что случилось?" - пронеслось в голове Александра Михайловича. В груди шевельнулся тяжёлый комок. Не думает ли Сталин расстаться с ним?
В окно заглянуло солнце, и в кабинете посветлело. Лицо вождя вмиг преобразилось, стало каким-то мягким, добродушным, суровости на нём как не бывало.
- Работа в Генеральном штабе очень тяжёлая, и скрывать этого от вас не стану, - признался Василевский. - Всё время держит в напряжении. Тут, как говорят, ходишь по лезвию бритвы. Но я живу и дышу этой работой. Или ко мне у вас есть серьёзные замечания? Тогда я готов хоть сейчас перевестись на фронт, где особенно тяжело...
- Шапошников часто болеет, и я бы просил вас часть его нагрузки брать на себя. - Сталин поставил на стол стакан. - Каждый из нас может захворать, но не должно страдать дело, которое нам поручено, и дело это - война! У меня такое ощущение, что для всех нас она станет тяжелейшим испытанием. Но я бы не хотел проиграть её. И кому? Двурушнику и подлецу Гитлеру, этому политическому авантюристу! Наверняка сейчас в Берлине он радуется: мол, надул господина Сталина, клялся ему в любви, а сам бросил танковые армады на Советский Союз, начав войну. Пусть пока торжествует, скоро он прольёт крокодиловы слёзы. Да-да, прольёт слёзы непременно, и никто и ничто не спасёт его от краха. - Верховный цепким взглядом задел Василевского. - Что, удивил вас своими размышлениями?
- Ничуть! - признался Василевский. - Мне тоже кажется, что мы хлебнём горя с этой войной и для нас она не будет короткой и лёгкой. Немало придётся пролить крови, это уж точно! - Он кашлянул, потом спросил: - Я могу идти?
- Да, - быстро ответил Верховный. Но едва Василевский шагнул к двери, как вождь остановил его: - Не вызвать ли нам сюда Жукова?
- Надо вызвать, товарищ Сталин! - горячо отозвался Александр Михайлович. Глаза его заискрились, весь он напружинился, словно приготовился к прыжку. - Столицу обороняют три фронта, три разных командующих, у каждого свой стиль в руководстве войсками, свои методы борьбы с врагом. Но в данном случае это не подспорье для сражающихся войск, а вроде тормоза. Тут нужен один кулак, но такой, чтобы вмещал в себя удары всех трёх фронтов!
Сталин засмеялся:
- Ну и фантазёр вы, товарищ Василевский! - Он подошёл к нему совсем близко. - Фантазёр, но не лишён реальных мыслей!.. Хорошо, идите, мне надо кое о чём подумать...
Василевский вернулся к себе угрюмый и озабоченный. А его уже ждало новое задание начальника Генштаба.
- Прикиньте, голубчик, сколько и каких сил Ставка может перебросить с других фронтов и из глубины страны на Московское направление, - сказал Шапошников, едва Александр Михайлович вошёл к нему. - Надо не менее ста тысяч бойцов! И ещё, - неторопливо продолжал маршал, - в десять вечера свяжитесь с Жуковым и узнайте обстановку под Ленинградом. Волнует меня и Одесса. Как там обороняют город моряки? Долго ли ещё продержатся? Почему-то молчит и адмирал Октябрьский. Постарайтесь дозвониться к нему в Севастополь. - Шапошников взял со стола лист бумаги и вручил его Василевскому. - Составьте справку о боевых действиях на фронтах. Утром пойдём с вами к Верховному на доклад. - Увидев, как Василевский сдвинул брови, спросил: - Вас что-то смущает?
- Могу я в разговоре с командующими действовать от имени Ставки? - спросил Александр Михайлович.
- Не только можете, но и должны это делать! - загорячился Шапошников. - Если что - звоните мне!
- Постараюсь вас не тревожить, Борис Михайлович!..
Откуда было знать Василевскому, что так стремительно станут развиваться события? 29 сентября Военный совет Черноморского флота обратился к Верховному Главнокомандующему с предложением оставить Одессу и перебросить освободившиеся войска в Крым, и Ставка приняла решение эвакуировать Одесский оборонительный район и за счёт его войск усилить оборону Крымского полуострова, о чём Василевский по поручению начальника Генштаба сообщил адмиралу Октябрьскому. На другой день в Генштаб позвонил командующий Брянским фронтом генерал Ерёменко.
- Кто у телефона? Это вы, товарищ Василевский? - послышалось в телефонной трубке. - У меня началось... Танки Гудериана и войска 2-й немецкой армии нанесли удары на участке Жуковка-Шостка. Прошу доложить Верховному.
"И надо же было такому случиться, а я тут один, - подосадовал Василевский. - Ладно, буду звонить домой".
Долго никто не брал трубку, наконец он услышал сонный голос Шапошникова:
- Вы, голубчик? Я слушаю...
- Операция "Тайфун" началась, Борис Михайлович. Ерёменко доложил в Генштаб. Войска его фронта приняли на себя первые удары врага.
- Вы поставьте в известность Верховного, а я тем временем оденусь и приеду в Генштаб.
- Не лучше бы вам самому сообщить Сталину, Борис Михайлович?
- Вы кто, заместитель начальника Генштаба или кисейная барышня? - вспыхнул маршал. - Дорого время! Немедленно звоните товарищу Сталину!
- Слушаюсь! - на одном дыхании выпалил Василевский. Он позвонил по "кремлёвке" вождю и, когда тот ответил, доложил ему о начале немецкого наступления под Москвой.
- Я уже знаю, товарищ Василевский, - сказал Сталин усталым голосом. - Меня только что проинформировал маршал Будённый. Борис Михайлович в Генштабе? Как придёт, вместе приезжайте в Кремль. Я еду туда.
А через два дня, 2 октября, враг начал боевые действия против войск Западного и Резервного фронтов. Особенно сильные удары последовали из районов севернее Духовщины и восточнее Рославля. А там, как на грех, наших войск было совсем мало, и это огорчило Сталина; 3 октября немцы захватили Спас-Деменск и Киров, на другой день пал Юхнов, а 7 октября немецкие танки ворвались в район Вязьмы. Оказались в окружении дивизии 19-й и 20-й армий Западного фронта, войска 24-й и 32-й армий Резервного фронта и понёсшая тяжёлые потери в боях в районе Холм-Жирновского группа войск генерала Болдина. Под натиском врага отступали и части Брянского фронта. На запрос Василевского генерал Ерёменко сердито ответил:
- На фронт навалилась громада немецких танков!
- Андрей Иванович, вы же убеждали Ставку, что немецкие танки вроде спичечных коробков, - едва не ругнулся Василевский. - Что доложить товарищу Сталину?
- Скажите, что я прошу дать фронту хотя бы сто танков!
Но Сталин, как и предполагал Александр Михайлович, в ответ на просьбу Ерёменко чертыхнулся:
- Нет у нас танков! Он кто, Ерёменко, - большевик или трепач? - Сталин зацепил Василевского недобрым взглядом, как будто тот был виноват в случившемся. - Помните, что он нам говорил? "Я разобью подлеца Гудериана!" Пусть держит своё слово. - Верховный тяжёлыми шагами прошёлся вдоль стола. - Сколько у нас просителей развелось, а воевать умеют единицы! Генштабу надо решительно пресекать попытки отдельных командующих покушаться на резервы Ставки! Пусть лучше воюют, тогда им хватит тех сил, кои есть у них в наличии.
- Я передам ваше указание начальнику Генштаба, - произнёс Василевский.
- И сами зарубите у себя на носу! Что ещё у вас?
- Вы спрашивали, сколько войск бросил Гитлер на штурм Москвы? Докладываю: пятьдесят одну дивизию, в том числе тринадцать танковых и семь моторизованных. Мировая военная история не знала такого сосредоточения войск, - добавил Александр Михайлович.
Сталин небрежно усмехнулся:
- Наполеон бросил на Россию тоже многотысячную армию, дошёл до Москвы, а Кутузов всё равно разбил его! Побьём и мы Гитлера, но потери, конечно, понесём. - Сталин подошёл к молча сидевшему Молотову. - Вячеслав, в четыре часа проведём заседание Государственного Комитета Обороны. Ты, как мой заместитель, собери членов ГКО. И сам подумай, как и чем укрепить оборону столицы.
- Я уже кое-что наметил, Иосиф, - отозвался Молотов.