Привет, папуля,
Я тут всем важным уже написал #письма_старшим. А тебе — всё думал, что сказать.
Сегодня твой день рождения. И я придумал: скажу тебе то же самое, что и две недели назад. Помнишь, мы после всех твоих онкоцентров сидели в Максовой комнате и радовались? Ну вот, повторю.
Пять лет назад ты прям умирал. Умирал-умирал. Всё было так плохо, что ты тайком от советчиков купил билеты и вы с мамой полетели в Израиль. Советоваться с их докторами.
Что ж, я тогда зажмурился — и полетел вам вслед. Просить за тебя того, кого ещё не просил.
Ты говоришь, что ничего не помнишь из той поездки. Я помню. Ты лежал на заднем сиденье прокатной «Кии» и кряхтел от боли. Мы неслись сквозь какие-то иудейские горы в Иерусалим.
Ты сильный чувак, папа, очень сильный. Беру с тебя пример.
Сквозь древний крытый рынок от парковки к Храму я тащил тебя почти на себе. Сзади хлопотала мама.
(кстати, ты в курсе, что это виа долороса? я не к тому что... я ж экскурсовод. погодите, папа, умирать. посмотрите направо, посмотрите налево).
Дом Гроба Господня встретил привычной обстановкой ж/д-вокзала. Гудели люди. К Кувуклии не пробиться, особенно нам с тобой. Но зря ли любимый Венечка столько таскал меня по Иерусалиму. Я тоже сильный, папа, и упрямый. Пошли, я тут место знаю.
Какие-то пустынные монахи лет сколько-то назад захватили кусочек задней стены Гроба Господня и с тех пор от него не отходят — в этом Храме именно так подтверждают права на собственность.
Как недвижимость это ничто. Но (sic!) это единственный кусок Той Самой Скалы, не закрытый мрамором. Бесценная лазейка.
Я купил две свечи у монаха в шапочке с крестиками. Одну ты зажёг у кусочка стены. Вторую положил на Доску Господню, а потом дал мне: зажигай, когда трудно.
Папа, вот эта свеча. Много потратил, но и ещё много осталось.
Я тогда попросил за тебя Того, кого ещё не просил.
А куда деваться?
А тут вот недавно подумал. У меня ведь потом тоже был трудный период. Пошёл, значит, я тогда к психотерапевту. Теперь, папа, так делают, хотя выпивать с друзьями в гараже — способ не хуже, можно чередовать.
А душелюб мне и говорит:
— Ну вот представь, что кто-то непонятный — сзади, ты не видишь — быстро везёт тебя в строительной тачке по досточке над пропастью. Твои действия?
— Паниковать, — быстро ответил я. Чё тут думать.
— Будешь паниковать и размахивать руками — свалишься. Зажмурься и доверься. А там видно будет.
Три тыщи рублей тогда с меня взял, помню.
Так вот я подумал, папуль: мы с тобой так делали ещё до советов самоуверенного чувака Володи (Володя, привет! Как там твои татуировки? спасибо за всё, честно).
Знаю, пап, ты много нервничал в последний год. Пятилетний срок дожития даже после удачной операции, вот это всё. Но ты же сильный — ты построил в ряд всех ведущих онкологов России и они хором сказали: всё в порядке, пока живём.
Осень в этом году выдающаяся. И обещают холодную зиму. Я прилечу к вам в Геленджик, пойдём гулять.
Погодите, папа, умирать. Посмотрите налево. Посмотрите направо. Посмотрите, в конце концов, прямо.