Вряд ли можно было ожидать, что в ходе народной революции умы людей остановятся на том счастливом средстве, которое отмечает спасительную границу между ВЛАСТЬЮ и ПРИВИЛЕГИЯМИ и сочетает энергию правительства с безопасностью частных прав. Неудача в этом деликатном и важном вопросе является огромным источником неудобств, которые мы испытываем, и если мы не будем осторожны, чтобы избежать повторения ошибки, в наших будущих попытках исправить и улучшить нашу систему, мы можем переходить от одного химерического проекта к другому; мы можем пробовать изменения за изменениями; но мы никогда не сможем добиться каких-либо существенных изменений к лучшему.
Идея ограничения законодательной власти в средствах обеспечения национальной обороны является одним из тех усовершенствований, которые обязаны своим происхождением более пылкому, чем просвещенному, рвению к свободе. Однако мы видели, что до сих пор она не имела широкого распространения; что даже в этой стране, где она впервые появилась, Пенсильвания и Северная Каролина являются единственными двумя штатами, которым она в какой-либо степени покровительствовала; и что все остальные отказались оказывать ей хоть малейшее содействие; мудро рассудив, что доверие должно быть где-то оказано.; что необходимость этого подразумевается в самом акте делегирования полномочий; и что лучше рискнуть злоупотребить этим доверием, чем поставить правительство в неловкое положение и поставить под угрозу общественную безопасность из-за неполитических ограничений законодательной власти. Противники предлагаемой Конституции борются в этом отношении с общим решением Америки; и вместо того, чтобы на собственном опыте убедиться в правильности исправления любых крайностей, в которые мы, возможно, впадали до сих пор, они, по-видимому, склонны вести нас в другие, еще более опасные и экстравагантные. Как будто тон правительства был сочтен слишком высоким или слишком жестким, доктрины, которым они учат, рассчитаны на то, чтобы побудить нас подавить или ослабить его с помощью средств, которые в других случаях были осуждены или отвергнуты. Можно утверждать без вменения оскорблений, что если бы принципы, которые они прививают по различным пунктам, могли бы настолько распространиться, чтобы стать популярным вероучением, они были бы совершенно непригодны для народа этой страны для любого вида правления. Но опасность такого рода нельзя предвидеть. У граждан Америки слишком много проницательности, чтобы доводить их до анархии. И я сильно ошибаюсь, если опыт не породил в общественном сознании глубокого и торжественного убеждения в том, что большая энергия правительства необходима для благосостояния и процветания общества.
Возможно, в этом месте не будет лишним кратко отметить происхождение и развитие идеи, которая направлена на исключение военных учреждений в мирное время. Хотя в умозрительных умах это может возникнуть из размышления о природе и тенденциях таких институтов, подкрепленных событиями, произошедшими в другие века и страны, все же как национальное чувство, оно должно быть прослежено до тех привычек мышления, которые мы получаем от нации, от которой в целом произошли жители этих государств.
В Англии в течение длительного времени после нормандского завоевания власть монарха была почти неограниченной. Постепенно прерогатива в пользу свободы была завоевана сначала баронами, а затем народом, пока не исчезла большая часть ее самых грозных притязаний. Но только после революции 1688 года, которая возвела принца Оранского на трон Великобритании, английская свобода полностью восторжествовала. Как инцидент с неопределенной властью вести войну, признанной прерогативой короны, Карла II. По его собственному распоряжению, в мирное время он держал на ногах отряд из 5000 регулярных войск. И это число Джеймс II. увеличен до 30 000; которые были выплачены из его гражданского списка. Во время революции, чтобы отменить осуществление столь опасной власти, в то время была сформулирована статья Билля о правах, в которой говорилось, что “создание или содержание постоянной армии в королевстве в мирное время, ЕСЛИ ТОЛЬКО С СОГЛАСИЯ парламента, не противоречит закону”.
В этом королевстве, когда пульс свободы был на пике, не считалось необходимым никакой защиты от опасности постоянных армий, кроме запрета на их создание или поддержание одной лишь властью исполнительного магистрата. Патриоты, совершившие ту памятную революцию, были слишком сдержанны, слишком хорошо информированы, чтобы думать о каком-либо ограничении законодательной свободы. Они знали, что определенное количество войск для охраны и гарнизонов было необходимо; что нельзя было установить точных границ национальным потребностям; что где-то в правительстве должна существовать власть, равная всем возможным непредвиденным обстоятельствам, и что, когда они передали осуществление этой власти на рассмотрение законодательного органа, они достигли конечной точки предосторожности, которая была совместима с безопасностью сообщества.
Из того же источника можно сказать, что народ Америки унаследовал ощущение опасности для свободы от постоянных армий в мирное время. Обстоятельства революции обострили общественную чувствительность по всем вопросам, связанным с безопасностью народных прав, и в некоторых случаях подняли накал нашего рвения выше той степени, которая соответствовала должной температуре политического тела. Попытки двух штатов ограничить полномочия законодательной власти в отношении военных учреждений относятся к числу таких случаев. Принципы, которые научили нас ревновать к власти наследственного монарха, были неразумно чрезмерно распространены на представителей народа в их народных собраниях. Даже в некоторых штатах, где эта ошибка не была принята, мы находим ненужные заявления о том, что постоянные армии не должны поддерживаться в мирное время БЕЗ СОГЛАСИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОГО ОРГАНА. Я называю их ненужными, потому что причина, по которой аналогичное положение было включено в английский Билль о правах, неприменима ни к одной из конституций штатов. Право вообще собирать армии, согласно этим конституциям, никоим образом не может считаться находящимся где-либо еще, кроме как в самих законодательных органах; и было излишним, если не абсурдным, заявлять, что вопрос не должен решаться без согласия органа, который один имел право это делать. Соответственно, в некоторых из этих конституций и, среди прочего, в конституции штата Нью-Йорк, которая справедливо отмечается как в Европе, так и в Америке как одна из лучших форм правления, установленных в этой стране, на этот счет царит полное молчание.
Примечательно, что даже в двух государствах, которые, по-видимому, обдумывали запрет военных учреждений в мирное время, используемый способ выражения является скорее предостерегающим, чем запрещающим. Не сказано, что постоянные армии НЕ ДОЛЖНЫ ПОДДЕРЖИВАТЬСЯ, но что их НЕ СЛЕДУЕТ поддерживать в мирное время. Эта двусмысленность терминов, по-видимому, была результатом конфликта между ревностью и убежденностью; между желанием исключить такие учреждения во всяком случае и убеждением в том, что абсолютное исключение было бы неразумным и небезопасным.
Можно ли сомневаться в том, что такое положение всякий раз, когда ситуация в государственных делах понималась как требующая отхода от него, будет истолковано законодательным органом как простое предостережение и будет вынуждено уступить потребностям или предполагаемым потребностям государства? Пусть уже упомянутый факт в отношении Пенсильвании решит. В чем же тогда (можно спросить) польза от такого положения, если оно перестает действовать в тот момент, когда появляется склонность его игнорировать?
Давайте рассмотрим, существует ли какое-либо сравнение с точки зрения эффективности между упомянутым положением и положением, содержащимся в новой Конституции, в отношении ограничения ассигнований на военные цели сроком на два года. Первое, стремясь к слишком большому, рассчитано на то, что оно ничего не даст; второе, избегая неосторожной крайности и будучи полностью совместимым с надлежащим обеспечением потребностей нации, окажет благотворное и мощное действие.
В соответствии с этим положением законодательный орган Соединенных Штатов будет обязан, по крайней мере, раз в два года, обсуждать целесообразность присутствия вооруженных сил в пешем порядке; принимать новую резолюцию по этому вопросу; и заявлять о своем понимании этого вопроса путем официального голосования перед лицом своих избирателей. Они не имеют права вкладывать в исполнительный департамент постоянные средства для поддержки армии, если бы они были даже достаточно неосторожны, чтобы быть готовыми довериться ей с таким неподобающим доверием. Поскольку следует ожидать, что партийный дух в разной степени заразит все политические органы, в национальном законодательном органе, несомненно, найдутся лица, достаточно готовые осудить меры и объявить преступлением взгляды большинства. Обеспечение поддержки военной силы всегда будет благоприятной темой для декламации. Как только вопрос будет поставлен, общественное внимание будет привлечено и привлечено к этому вопросу оппозиционной партией; и если большинство действительно будет настроено превысить надлежащие пределы, сообщество будет предупреждено об опасности и получит возможность принять меры для ее предотвращения. Независимо от партий в самом национальном законодательном органе, как только наступит период обсуждения, законодательные органы штатов, которые всегда будут не только бдительными, но и подозрительными и ревнивыми стражами прав граждан против посягательств со стороны федерального правительства, будут постоянно следить за поведением национальных правителей и будут достаточно готовы, если появится что-то неподобающее, бить тревогу народу, и не только быть ГОЛОСОМ, но, при необходимости, ОРУДИЕМ их недовольства.
Планы по подрыву свобод великого сообщества ТРЕБУЮТ ВРЕМЕНИ, чтобы они созрели для исполнения. Армия, настолько большая, чтобы серьезно угрожать этим свободам, могла быть сформирована только путем постепенного увеличения; что предполагало бы не просто временное сочетание законодательной и исполнительной власти, но продолжающийся заговор в течение ряда лет. Возможно ли, чтобы такая комбинация вообще существовала? Вероятно ли, что это будет сохраняться и передаваться через все последовательные изменения в представительном органе, которые, естественно, будут проводиться раз в два года в обеих палатах? Можно ли предположить, что каждый человек, как только он займет свое место в национальном Сенате или Палате представителей, станет предателем своих избирателей и своей страны? Можно ли предположить, что не нашлось бы ни одного человека, достаточно проницательного, чтобы обнаружить столь чудовищный заговор, или достаточно смелого или честного, чтобы предупредить своих избирателей об их опасности? Если такие предположения могут быть справедливыми, то следует немедленно положить конец всем делегированным полномочиям. Люди должны принять решение отозвать все полномочия, с которыми они до сих пор расстались, из своих собственных рук и разделиться на столько штатов, сколько есть округов, чтобы они могли лично решать свои собственные проблемы.
Если бы даже такие предположения можно было обоснованно выдвинуть, все равно сокрытие замысла на какое-либо время было бы невыполнимым. Об этом было бы объявлено самим обстоятельством столь значительного увеличения армии во время глубокого мира. Какая убедительная причина может быть указана в такой расположенной стране для такого значительного увеличения вооруженных сил? Невозможно, чтобы люди могли долго обманываться; и разрушение проекта и проекторов быстро последовало бы за открытием.
Было сказано, что положение, ограничивающее выделение денег на поддержку армии сроком в два года, было бы бесполезным, потому что исполнительная власть, когда она однажды овладеет силами, достаточно большими, чтобы заставить народ подчиниться, найдет в этих самых силах ресурсы, достаточные для того, чтобы он мог обойтись без поставок из законодательных актов. Но снова возникает вопрос: под каким предлогом он мог бы овладеть силой такого масштаба в мирное время? Если мы предположим, что он был создан в результате какого-либо внутреннего восстания или иностранной войны, то это становится делом, не подпадающим под принципы возражения; ибо это направлено против способности поддерживать войска в мирное время. Мало кто будет настолько дальновиден, чтобы всерьез утверждать, что военные силы не должны быть подняты для подавления восстания или сопротивления вторжению; и если защита общины в таких обстоятельствах должна привести к необходимости иметь армию настолько многочисленную, чтобы рисковать своей свободой, то это одно из тех бедствий, от которых нет ни профилактики, ни лечения. Этому не может противостоять никакая возможная форма правления; это может быть даже результатом простого наступления и обороны лиги, если конфедератам или союзникам когда-либо понадобится сформировать армию для общей обороны.
Но это зло бесконечно менее вероятно, чтобы сопровождать нас в объединенном, чем в разобщенном состоянии; более того, можно с уверенностью утверждать, что это зло вообще вряд ли будет сопровождать нас в последней ситуации. Нелегко представить себе возможность того, что на весь Союз могут обрушиться столь грозные опасности, что потребуются силы, достаточно значительные, чтобы подвергнуть наши свободы наименьшей опасности, особенно если мы примем во внимание помощь, которую следует получать от милиции, на которую всегда следует рассчитывать как на ценную и мощную вспомогательную силу. Но в состоянии разобщенности (как было полностью показано в другом месте) противоположное этому предположению стало бы не только вероятным, но и почти неизбежным.