Теплый апрельский вечер накрыл лес. Пару недель назад прилетели зяблики и теперь повсюду звучали громкие трели занявших гнездовые участки самцов. На вершинах высоких елей распевали звучные песни певчие дрозды, в мелколесье на опушке заливались дрозды-белобровики, а в густых зарослях молодых елочек раздавались негромкие песни зарянок. В долине ручья фиолетовыми коврами расцвела хохлатка, по соседству с которой засверкали жёлтые звездочки гусиного лука. Пушистые барашки ивы из серебристых прямо на глазах превращались в золотые, покрывшись ворсом жёлтых тычинок. Медовый аромат цветущих ив окутал опушки, растекаясь по долинам лесных рек и ручьёв. По опушкам сосновых боров раскрылись синевато-фиолетовые колокольчики сон-травы, выстрелившие их земли невысокими букетами.
Пара двухлетних волков, бывших недавно переярками, а теперь ставших полноправными молодыми волками и трое прошлогодних прибылых, перешедших в разряд переярков, уже несколько месяцев жили отдельно от родителей, обитая в удаленной от логова части семейной территории. После вчерашней охоты на одуревших от весны и потерявших осторожность зайцев, молодые волки были сыты и провели весь день на склоне лесного оврага. Пока в материнском логове подрастают недавно родившиеся щенки нового помета, молодые волки прошлого и позапрошлого годов рождения ведут самостоятельную жизнь. Такой группой они жили уже с февраля, когда матерые отделились от них и устроили новое логово, раскопав лисью нору на склоне лесного оврага.
Завершив свой дневной отдых и набравшись сил, пятерка молодых волков, хорошо выспавшись, была вновь готова к охоте. Два младших волчонка затеяли возню прямо на месте лежки, толкаясь лапами и покусывая друг друга за уши и шею. Третий волчонок сел, наблюдая за их игрой, лениво потягиваясь и зевая. Неподалеку над зарослями хохлатки порхала мнемозина, довольно крупная белая бабочка с чёрными точками на крыльях, издалека похожая на обычную белянку, а на самом деле относящаяся к семейству Парусников, как махаон и аполлон. Какое-то время волчонок следил за её полётом, но потом встал и присоединился к играющим щенкам. Родившись год назад, эти три волчонка, два самца и самка, по размеру мало отличались от своих старших братьев, хотя подростковые черты у них были ещё хорошо заметны. Они были у́же в груди, а также имели более тонкие лапы и узкие, вытянутые морды, почти полностью лишенные характерных для взрослых волков "бакенбардов" по бокам головы. Но глаза у них уже были янтарно-жёлтыми, как и положено волкам, вышедшим из щенячьего возраста.
Оба старших брата лежали поодаль, снисходительно наблюдая за возней молодняка. Это были два молодых самца, прошедшие школу зимних охот, много раз познавшие азарт погони, радость победы и волнующий вкус свежей крови. В эту зиму они не только помогали родителям, загоняя на них лосей, но догоняя убегающего лося, могли и сами наносить ему болезненные укусы за бока и задние ноги. Конечно, они ещё не могли делать такие мощные хватки, как отец-волк, один укус которого останавливал бегущего зверя. Но они старались во всём подражать отцу, осваивая нелегкое искусство охоты и жизни в природе. Добычу надо было не только уметь выследить и догнать, но быстро и эффективно умертвить, не попав при этом под удар лосиного копыта или под кинжальный выпад кабаньих клыков. Надо было знать все особенности своей территории, пути переходов из одного участка в другой, возможные места концентрации добычи в каждый сезон года, а также безопасные места днёвок. Очень важно было уметь прятать свои следы, проходя по незамерзающим руслам лесных ручьёв или по обочинам автомобильных дорог, где их быстро стирали колеса проходящих машин. А в весенний и летне-осенний периоды, когда волки почти не охотятся на копытных, надо было уметь находить и ловить зайцев, разыскивать затаившихся птенцов, раскапывать гнёзда полёвок, подстерегать у плотин бобров, а в прибрежных зарослях рогоза ловить рыжих ондатр. Да и рыбу в разгар нереста тоже надо было уметь найти и поймать. Надо было знать повадки лисиц, барсуков и енотовидных собак, которые также нередко становились волчьей добычей. Также надо было уметь уступать дорогу медведю, не ввязываясь в склоки с ним, если по весне, выйдя из берлоги, косолапый забирал себе волчью добычу. Но самое главное – всячески избегать своего самого страшного врага – человека. А вот его друга и своего ближайшего родственника, домашнюю собаку, по волчьим законам надо было безжалостно убивать при любом удобном случае, не рискуя, конечно же, без необходимости своей жизнью. Избегать надо было и других волков, также живущих семейными группами на соседних территориях. Границы между участками соседних семей волкам были хорошо известны. Стаи, периодически проходя вдоль границ по просекам и лесным дорогам, метили их, оставляя мочевые метки в наиболее посещаемых и привлекательных местах. Пару раз за прошлую зиму их стая, руководимая отцом-волком и матерью-волчицей, сталкивалась с соседними волками на границе своей территории. Первый раз обошлось без драки, просто две группы волков стояли напротив друг друга, утробно ворча. Впереди всех, оскалив зубы и угрожающе наклонив лобастую голову, крепко держась на широко расставленных лапах, стоял Волк-отец. Плечом к плечу с ним замерла матёрая волчица, всем своим видом показывая, что готова биться наравне с вожаком. Переярки стояли несколько сбоку и немного позади от матерых. И хотя, глядя на родителей, они тоже готовы были к битве, но опущенные хвосты и некоторая неуверенность в их позах, выдавали ещё не очень опытных молодых животных. Прибылые держались сзади, прижавшись друг к другу, с нескрываемым страхом глядя на противников из-за спин родителей и старших братьев и сестёр. Примерно в таком же порядке стояли волки соседней стаи, во главе которой тоже была пара матёрых. Силы были равны, особого нарушения границ ни с той, ни с другой стороны не было, поэтому вожаки приняли решение разойтись. Отойдя в пределах видимости от места встречи, вожаки каждой стаи оставили мочевые метки, а после кидали землю со снегом мощными бросками задних лап. Обменявшись угрожающими взглядами, волчьи семьи разошлись в разные стороны.
Второе столкновение было гораздо более трагичным и кровавым. Два переярка из соседней стаи, увлекшись охотой, зашли далеко вглубь территории семьи и были обнаружены отцом-волком, вместе с которым охотилась та же пара молодых волков, что отдыхала сейчас на склоне оврага. Переярки соседней стаи гнали молодого лося. Отец-волк со своими сыновьями, поняв это по следам, бросился за ними в погоню. Они догнали нарушителей, когда те уже остановили свою жертву и кружили вокруг окровавленного, но еще стоящего на ногах лося. Появившись неожиданно в самый разгар последнего акта лесной драмы, отец-волк без предупреждения бросился на одного из нарушителей. Сосредоточившись на лосе, тот не успел среагировать на эту атаку, и был сбит с ног мощным ударом груди матерого самца. Подняться он уже не успел, поскольку матерый, подскочив к поверженному противнику, с силой сжал зубами его горло. Второй нарушитель, поняв, что остался в одиночестве, бросился наутек. Молодые волки какое-то время преследовали его, но потом вернулись к отцу. К этому времени матёрый в одиночку добил раненого лося, свалив его мощными укусами за живот, порвав брюшину в самом тонком месте, немного впереди задних ног. Когда подбежали вернувшиеся из погони переярки, ещё живой лось лежал, истекая кровью, а над ним стоял отец-волк, разрывая зверю горло. Погибший чужак из соседней стаи лежал неподалеку на окровавленном снегу.
Очнувшись от зимних воспоминаний, переярки поднялись со своих лёжек. Весенний день медленно угасал, провожаемый птичьим хором. Песни птиц звенели на фоне утробного урчания остромордых лягушек, собравшихся на нерест в лесных лужах. Встав с лёжек, молодые волки потянулись, распрямив передние лапы и высоко подняв зад, а затем наоборот, поднялись на передних лапах, присев на задних. Будучи родными братьями, они, тем не менее, существенно отличались друг от друга. Один был широкогрудым, не очень высоким, зато более массивным и коренастым. На его толстой короткой шее крепко сидела крупная голова с выпуклым лбом и широко расставленными жёлтыми глазами. И если бы волки могли давать друг другу имена, то этого молодого самца наверняка назвали бы Лобастым. Другой переярок был более длинноногим, с узкой, но глубокой грудью. Он обладал более легким сложением, чем брат, и во время преследования добычи мог развивать бо́льшую скорость, первым приближаясь к убегающему зверю.
К вставшим с лёжек взрослым подбежала троица прибылых. Молодые волки приблизились к старшим братьям, припадая на лапы и опуская уши, всем видом демонстрируя готовность подчиняться и желание следовать за старшими.
Возглавляемая Лобастым пятерка волков двинулись по чуть заметной узкой тропе, протоптанной барсуками и енотовидными собаками. Неподалеку, в крутом склоне оврага, под защитой кустов лесной жимолости и бересклета располагался барсучий городок. Больше десятка отнорков выходило на склон оврага, но скрытые кустами, они были не очень заметны. Хорошо видна была лишь пара выходов, у которых неширокой террасой лежала вырытая зверями земля. Некоторые отнорки были очень старыми, с полуобвалившимися затянутыми травой входами. Большинство их сохраняло характерную для барсучьей норы форму горизонтального овала, когда ширина входа больше его высоты. Крайнюю нору барсучьего городка занимало семейство енотовидных собак. Раскопав старый ход, заброшенный барсуками, они забили все тоннели, соединяющие эту нору с подземными галереями барсучьего городка, обустроив себе отдельное жилье с широкой гнездовой камерой в глубине и одним запасным выходом. Барсуки довольно терпимо относились к непрошенным соседям, не проявляя к ним особой агрессии. На выброшенном песке у входа в нору енотовидных собак хорошо были видны свежие отпечатки круглых лапок, так похожие на следы маленькой собачки, но сильно отличающиеся от когтистых следов барсука. Да и форму входного отверстия в нору непрошеные гости уже изменили под себя, превратив её из горизонтального овала в почти идеальный круг. От барсучьего городка в разные стороны отходили узкие, но хорошо заметные тропы, которыми ночью ходили по своим делам енотовидные собаки и барсуки.
Несколько часов назад молодой самец енотовидной собаки вышел в сумерки из норы и пошёл бродить по своим тропам в весеннем лесу. Сначала он шёл вдоль берега лесной речки, обшаривая и обнюхивая каждую кочку и каждую корягу на берегу. Не найдя ничего съедобного, он углубился в лес. Через пару километров на лесной поляне он обнаружил большую лужу, наполненную талой весенней водой. Часть лужи находилась в лесу, а часть занимала понижение на лесной поляне, бывшей ещё недавно лесным сенокосом. В этой луже собрались на нерест остромордые лягушки. Весной самцы этого вида приобретают красивую серебристо-голубую окраску. Голубоватые самцы, сидели на мелководье, высунув головы и периодически издавая урчащие звуки, напоминающие журчание воды в лесном ручейке. При этом кожа на горле самцов раздувалась и вибрировала, усиливая негромкие звуки их песни. Привлеченные хоровым пением самцов, со всех окрестностей собирались к этой луже самки, которых тут же хватали свободные самцы, крепко обняв их лапами со спины. В сумерки хоровое пение самцов усиливалось, поскольку лягушачьи свадьбы продолжались и в темноте. Самцы крепко держали самок, сжав их бока передними лапами, не забывая при этом продолжать свои бесконечные урчащие песни.
Самец енотовидной собаки вышел на берег лужи и стал медленно подкрадываться к скопившимся на мелководье амфибиям. Одиночные самцы лягушек, уловив колебания воды от его шагов, успевали нырнуть, но те, что держали в объятиях самку, отпускать её не желали. Однако пара лягушек была слишком неповоротлива и коротконогий мохнатый хищник успевал хватать некоторых из них. Захватив пару лягушек, он сжимал их зубами, ломая позвоночники, и заглатывал целиком, почти не жуя. Проглотив десяток амфибий, самец насытился и уселся на берегу, облизывая замерзшие в ледяной воде лапы. Немного обсохнув, он ушёл вглубь ельника, где и решил устроиться на отдых. Побродив в гуще елок, зверь наткнулся на недавно упавшую старую ель, хвоя на ветвях которой ещё не побурела, оставаясь зелёной. Густые ветви ели, смятые упавшим стволом, образовали труднопроходимую преграду. Самец енотовидной собаки посчитал это укрытие под стволом ели удобным и надёжным убежищем и забрался туда, продравшись сквозь густой заслон переломанных веток. Под стволом, опиравшимся на сломанные ветки, было немного просторнее и зверёк прошёл вдоль ствола, выбирая удобное место ближе к вершине, а найдя его, устроился под елкой на лёжку.
Перед рассветом молодые волки вышли к лесной луже, где вовсю распевал лягушиный хор. Лягушки волков не интересовали, зато свежий запах енотовидной собаки привлек их внимание. Волки не раз сталкивались с этими зверями и прекрасно знали, какой легкой добычей они были за пределами своих нор.
Лобастый, прихватив след, пошёл по нему, опустив голову к земле. Четверка двинулась за ним. Запаховый след становился всё сильнее и вскоре вывел волков к куртине густого ельника. Волки быстро наши упавшую елку, под которой их дальний родственник устроился на лёжку. Они окружили упавшую ель, перекрыв своей жертве все выходы. Но даже если бы зверьку удалось выскочить из-под елки и пуститься бежать, уйти от волков ему бы всё равно не удалось. Поэтому он даже не пытался удрать, понимая, видимо, безвыходность своего положения и лишь слабо зашипел, когда к нему под ствол ели засунул морду один из прибылых. Увидев морду енота с оскаленными зубами, молодой волк отскочил, не зная, что делать. Тогда под ветки сунулся Лобастый. Схватив енота за шею, он выволок его из-под елки. Одной мощной хваткой перекусив жертве горло, волк резко встрянул обмякшее тело, ломая шейные позвонки. Вместе с Худым они разорвали енота и, оторвав каждый по куску, разошлись в разные стороны, оставив бо́льшую часть молодым. Лобастый лёг на землю под небольшой ёлочкой и, положив на лапы переднюю ногу жертвы с лопаткой, принялся отрывать и заглатывать кустки окровавленного мяса вместе с костями и шкурой.