Лучи полуденного, но по-осеннему невысокого, солнца были необычайно ярки, благодаря чистейшему воздуху промытому недавними дождями и почищенному утренним туманом. Осень пылала разноцветьем подмосковного леса. На старой даче генерала Артамонова собрались друзья по неожиданному поводу: дню рождения хозяина. Поскольку день рождения отмечался из года в год в разное время, а иногда и по несколько раз, то слово «неожиданный» в предыдущем предложении не выглядело странным. Так же никого не удивляло строгое требование обойтись без подарков. Принимались дары исключительно те, которые могли быть выпиты или съедены прямо за праздничным столом.
Когда гости отпробовали приготовленные и привезённые яства, запив это соответствующей порцией, кто хорошего коньяка, кто великолепного крымского вина и сознание уже было готово ощутить негу красивого осеннего дня, в трапезе естественным образом образовался перерыв. Компания разбилась на несколько групп по темам разговора.
Генерал прошёл на террасу, где сидел Игорь Георгиевич. Он сидел один и явно не против был поговорить.
- Можно поздравить с успешным завершением операции, - сказал он Артамонову, присевшему на соседнее плетёное кресло.
- С вашей помощью, - ответил тот, потом посмотрел на генерального директора авиакомпании, помощь которого была ощутима в успехе прошедшей операции, и сказал, - Спрашивай, что хотел.
Игорь реально хотел спросить, как только, пусть и в общих чертах, узнал о происшедшем на борту самолёта его авиакомпании.
- У меня только один вопрос…
- Странно, - перебил генерал, - Я думал больше. Впрочем продолжай.
- Как так получилось, что вы знали об опасности этого злополучного чемодана и позволили ему оказаться на борту вылетающего самолёта? - задал вопрос Игорь Георгиевич.
Генерал любовался прекрасным видом осеннего леса, открывавшегося с террасы. Он не задумывался над ответом. Ответ на подобный вопрос он сам задавал себе многократно и, естественно, отвечал на него. Просто нужна пауза, чтобы ритм разговора не превратился в словесный пинг-понг. К тому же каждый раз отвечая на такой вопрос генерал делал паузу перед ответом, чтобы проверить насколько он искренен.
- Я могу тебе ответить просто: если мы будем останавливать каждый раз самолёт, поезд, морское судно в отношении, которого есть сомнения, то всё станет, - собеседник хотел пояснить свой вопрос, но генерал показал, что он понимает и продолжил, - Но ты спрашиваешь о другом. Тебе трудно понять следующее: у вас действует незыблемый закон - абсолютный приоритет безопасности пассажиров и экипажа и поэтому для вас естественно отказаться от выполнения рейса, если есть сомнения в безопасности. Вы предпочтёте отстранить от полёта самолёт или экипаж, если есть сомнения в исправности или готовности. Это нормально. Но это логика мирной жизни. На войне всё иначе. На войне девствуют иные критерии. На войне бывает приходится посылать человека для выполнения задания сопряжённого со смертельным риском, чтобы сохранить жизни большего числа бойцов. Приходится даже жертвовать батальоном, чтобы сохранить дивизию. Поэтому тебе трудно будет понять логику наших действий.
- Но это на войне…
- А мы всегда на войне, - опять перебил генерал.
И не было в его словах никакого пафоса. Так шахтёр говорит о работе в забое или хлебороб об ответственности за урожай.
- Но мы не можем жить логикой войны, - ответил Игорь Георгиевич.
- Не только не можете, но и не имеете права. Поэтому вы и не знали детали операции. Потому что это наша ноша принимать такие решения. Допустим, я последовал твоей логике и предупредил бы тебя, а ты бы отменил выполнение рейса что было бы дальше?
- Что? - реально заинтересовался гендиректор.
- А наши оппоненты могли бы переиграть и задействовать резервный вариант. Тогда под угрозой бы оказался бы другой самолёт. Другой, не твоей авиакомпании. На котором был бы не твой экипаж и не твои пассажиры. Но на том бы самолёте не было бы моего человека и там ситуация привела бы к трагедии. Этот вариант развития событий тебя бы устроил?
Генерал сделал паузу, но на ответ не надеялся.
- А могло быть и иначе. Враг, увидев, что мы его планы знаем инициировал бы страшный пожар на перроне. Каков ущерб был бы в этом случае?
- Хорошо, а уже в полёте, когда вы понимали, что можете не найти опасный чемодан, почему нельзя было объяснить всё капитану и не произвести посадку хоть Казани, хоть в Челябинске? - стоял на своём гражданский человек.
- А ты бы мне дал гарантию, что исполнительный механизм не настроен на изменение высоты? Только представь, я звоню тебе и спрашиваю, можно посадить самолёт, но он может начать гореть при повышении давления в кабине. Долетит при таком пожаре самолёт до земли?
Игорю не хотелось сознавать, что генерал прав. Потому что для него, для гендиректора авиакомпании при всём понимании логики собеседника, она была чуждой.
- А как вы с этим живёте? Ну, в смысле после того, как посылаете людей на задания, выполнение которых сопряжено со смертельным риском?
Владимир Васильевич глубоко вздохнул:
- Плохо, Игорь, спим. Ты знаешь, мне приходилось и самому идти и посылать других на такие задания. Я тебе скажу, что первое много проще.
Генерал налил крепкий чай и взглядом спросил Игоря не хочет ли он. Тот отказался.
- Но ты меня ещё жалеешь. Обычно подобные разговоры заканчиваются вопросом: а послал бы я своего ребёнка на такое задание.
Игорь не думал задавать подобный вопрос, потому что считал такой аргумент некорректным, но не стал перебивать.
А генерал продолжил:
- Николай сын моего друга и учителя, который мне жизнь спас, а я заменил его сыну отца.
Осеннее небо было вымыто ночным дождём и утренним туманом и очищено от облаков хорошим осенним ветром, выполнившим свою работу и удалившемся туда, где у него ещё были дела. И в этом месте тихим и тёплым осенним днём совершенно разные люди, волею случая ставшие причастными к этой странной, рассказанной мной с разной степенью достоверности, истории, радовались замечательной погоде, приятному общению и ещё многим вещам с виду не очень значительным, которые и составляют нашу жизнь. По крайней мере лучшую её сторону.