Начальник Третьего отдела Японской военной миссии в Харбине полковник Каеда находился в своем, как он его называл, библиотечном кабинете. Он любил этот день. Когда за стеной не слышно топота по коридору сотрудников и посетителей, когда секретарь и подчиненные не дергают по всяким нужным и ненужным поводам, не давая возможности мало-мальски сосредоточиться и обдумать что-то действительно нужное и важное.
А обдумывать Каеде было что. Вчера он вернулся из метрополии, где провел почти две недели. Первую неделю как школяр, слушал лекции сотрудников военно-медицинского отдела Генерального штаба Сухопутных сил Императорской армии. А сначала была аудиенция у самого начальника Генштаба. Присутствовали трое: начальник Генштаба, начальник штаба Квантунской армии и Каеда. Генштабист дал Каеде для ознакомления документ. Это был секретный Указ Императора об организации на территории Маньчжурии медико-биологического исследовательского центра по проблемам прикладной микробиологии, вирусологии и криобиологии. (Криобиология – биология низких температур. Прим. авт.) Условное наименование Центра – Отряд N 731. Центр должен функционировать под прикрытием военного госпиталя, строительство которого должно начаться в ближайшее время. Все работы микробиологического и криобиологического направления являются секретными, причем криобиология – второй рубеж прикрытия микробиологического направления, целью которого является разработка и создание биологического оружия для применения на огромной территории существующего и предполагаемых театрах военных действий. Перед Каедой сухо и буднично была поставлена задача: всеми доступными средствами обеспечить секретность работ. Начальнику штаба Квантунской армии вменялось в обязанность исполнение всех требований Каеды, связанных с обеспечением секретности и безопасности проекта. После ознакомления с технической документацией, Каеда перекочевал к военным медикам. Первым его почтил вниманием генерал Сиро Исия. Он, как и Каеда, был тоже из рода ронинов и это сближало их, отчасти устраняя барьеры субординации. Запомнились слова генерала о том, что полученные ранее Каедой тибетские материалы оказались очень интересными и по сути подтолкнули к новому пути исследований, что, вероятно, ускорит создание нового оружия. Затем лицо генерала изменилось и с некоторым скепсисом на лице он произнес загадочную фразу, запомнившуюся дословно: - Да, мы получим антигенно измененный вирус, но это не приблизит нас к созданию вирус-вакцины. – И пояснил: - Мы получим оружие без средства защиты от него. – Генерал не стал развивать мысль, вздохнул и отправил Каеду к своим подчиненным. А те, сменяя друг друга, втолковывали ему, что такое криобиология, оперировали ужасающими цифрами и фотокартинами обморожений личного состава армии, действующей в зимних условиях в климатической зоне, где температура опускается зимой ниже сорока градусов. Рассказывали об ожидаемых результатах исследований и их практическом значении.
Затем за дело взялись микробиологи и вирусологи. Эти, правда, не очень вдавались в научные дебри. Лекторским тоном полковника просветили, что подавляющее большинство живых организмов эволюционирует очень медленно. Вирусы же составляют исключение и могут изменяться очень быстро, и они – ученые в погонах - нашли ключ к управлению этим процессом для достижения нужного результата. Что это за ключ понять было трудно, да он и не пытался. Самое главное – суть - он усвоил. Суть заключалась в том, что вирус может воевать эффективнее сотен тысяч солдат, его не надо кормить, одевать, обучать. Дело совсем за малым: – вирус должен быть патогенным и вирулентным, то есть способным убивать и, убивая, распространяться, чтобы убивать снова и снова. Прагматика Каеду больше интересовало, что может указать заинтересованному взгляду, что этот госпиталь, служащий прикрытием для Отряда № 731, не просто госпиталь. Оказалось, очень многое. И микро - и криобиологам нужны сверхнизкие температуры: нужен жидкий кислород, азот, гелий, следовательно, будут монтироваться мощные компрессорные установки. Надо перекачивать огромный объем воды для охлаждения, нужна вентиляция и мощные и надежные биологические фильтры и многое, многое другое, что нехарактерно для обычного тылового армейского госпиталя. Понимая, какое это имеет значение для него, Каеда не жалел времени на детальное изучение именно этих отличий или демаскирующих признаков, чем весьма утомил ученых в погонах, витающих в эмпиреях и очень неохотно опускающихся до обыденных вещей.
И сейчас, находясь в своем кабинете, он пытался понять: какое место займет Отряд N 731 в спектре его обязанностей, объеме ответственности и просто затрат времени. И если биологи думали о своих биологических фильтрах, Каеда сейчас прикидывал, как бы ему, в его специфической работе, изобрести, соорудить и поставить фильтры, улавливающие посторонний интерес к госпиталю. И кому из оперативных сотрудников можно доверить это дело? Перебирая их в памяти, Каеда остановил предварительный выбор на Мадзуме – внешне привлекательном, молодом, но уже имеющем опыт сотруднике, который своей общительностью и оптимизмом прокладывал путь к общению с любым сложно-характерным человеческим типом. Каеда ценил в нем также острый, живой ум, быстро реагирующий на все изменения обстановки и абсолютную убежденность в том, что для достижения цели все средства хороши. С точки зрения Каеды, это был тот самый материал, который мог понадобиться в случае создания экстренной ситуации, требующей применения быстрых и жестких мер, но при том был способен и к рутинной, аккуратной работе.
Многим было известно, что молодой японец очень прилично знает русский язык, неплохо играет в бильярд, любит посидеть в компании заядлых картежников и расписать пульку. В ставках всегда умерен, болезненному картежному азарту не подвержен. В этих бильярдно – картежных развлекательных мероприятиях участвует, как правило, со своим компаньоном – Пугановым Евгением, молодым повесой, служащим в БРЭМ. ( БРЭМ – бюро русских эмигрантов. Прим. авт.) Отец Евгения – Иван Пуганов – один из наиболее удачливых и состоятельных предпринимателей города, владелец пивного и мукомольного заводов и нескольких хлебопекарен. В хорошем настроении или в легком подпитии старший Пуганов любил именовать себя, пародируя Николая II, титулом – «Хозяин пива и хлеба Харбинского». Однако, возвращаясь к молодому поколению, следует отметить, что молодые компаньоны испытывали хроническую, унизительную, преследующую их нехватку финансовых средств. Конечно, если молодые люди их круга частенько пребывают в таком положении, то причина лежит на поверхности, она очевидна. Да, они, женщины! Шампанское, коньяк и рестораны, сопровождающие их веселый смех, а позади, гонима и отвергнута, влачится мысль: «Быть может это грех»? Но кто задумывается об этом, когда кровь играет и бродит, и бьет по голове и другим органам, а пленительные, обещающие и лукавые глаза вот – рядом.
И только небольшой группе лиц, кроме самой пары, было известно, что молодыми людьми был изобретен, апробирован и введен в обиход способ устранения финансовых прорех, который заключался в следующем. Был определен небольшой круг состоятельных партнеров по бильярду, так называемые «коровки». Они периодически приглашались молодыми людьми на «гоп-стоп турниры» – так между собой они называли эти мероприятия. С учетом положения обоих, приглашения, как правило, принимались. Первым с «коровкой» - приглашенным всегда играл Мадзума – игрок неплохой, но нестабильный. Если у него дело не ладилось, в игру вступал Пуганов – игрок очень сильный. В зависимости от обстоятельств и времени грамотно повышались ставки. После участия в двух-трех таких турнирах приглашенные уже понимали, в чем дело. Были и такие случаи, когда к партнеру, только начавшему партию, подходил маркер и передавал записку, пять минут назад нацарапанную самим приглашенным. Прочитав свою же записку, он делал круглые глаза, извинялся за возникновение неотложных дел, платил солидную неустойку и отбывал. Редко, но случались проколы, когда проигрывали оба. И здесь роли были распределены. Мадзума надевал маску отрешенности от мира и доставал записную книжку. И с видом человека, занятого суперважной мыслительной деятельностью, начинал что-то чиркать там, поминутно отрываясь от этого занятия и бросая на приглашенного, сквозь него и куда-то вдаль, совершенно непонятного значения японские взгляды. Некоторые при этом нервничали и чувствовали себя неуютно. Пуганов же в это время извинялся, что забыл портмоне, бил себя по лбу и, проклиная свою забывчивость, пытался написать долговую расписку. При этом он давал понять, что это досадное недоразумение, что у японца деньги, конечно же, есть, но просить у него, пойми ты меня, соплеменник мой дорогой, неудобно, а сам самурай, видишь, отвлекся на что-то, видно стихи пишет о сакуре. Но такое случалось редко. Надо отдать должное молодым любителям бильярда, что «коровок», если взять каждую в отдельности, они выдаивали нечасто, строго по графику и очередности.
О такой предприимчивости молодых людей Каеда не знал. Он знал, что русские из штатного состава БРЭМ дали Мадзуме какую-то непонятную, странную не то кличку, не то прозвище – Бляшка. Каеда знал, что в русской среде эти клички-прозвища приживаются только тогда, когда метко и едко подчеркивают особенности носителя. Из любопытства Каеда как-то поинтересовался происхождением этой клички у начальника контрразведки БРЭМ Лагина. Лагин ответил тогда, что, мол, точно не знает, но вроде бы Мадзуме прилепили ее из-за его пристрастия к значкам, он постоянно носит и меняет их на костюме и френче, из-за внешнего вида и лоска и, кажется, еще из-за его неистребимой тяги к женщинам определенного свойства. О том, что Мадзума большой поклонник женского пола было известно всем, кто хоть как-то входил в круг общения молодого японца. А вот то, что в широком национальном ассортименте местного специфического женского рынка, японец отдает предпочтение женщинам русским, знали немногие. Каеда узнал об этом от того же Лагина, тоже известного любителя, который цинично и двусмысленно ухмыльнувшись, прокомментировал это предпочтение так: – Черт его знает, наверное, практикуется языком.
Каеда, отклонившись в мыслях к этому разговору с Лагиным, подумал: «Бляшка, хм, несолидно как-то, - представил себе лощеное лицо Мадзумы и добавил - но метко».
На календарном листке написал – Мадзума, приказ, назначение.
Каеда вернулся к Отряду N 731 и попытался мысленно представить себе этот комплекс в тихом местечке недалеко от Харбина. Сам госпиталь. Зарытый под его административной частью исследовательский центр, а под госпитальными палатами – бетонные бункеры и боксы для спецконтингента - подопытных центра, они же, на специфическом сленге вирусологов - «бревна». Здание для проживания врачей, ученых и вспомогательного персонала, компрессорная, насосная, вентиляционная станция, станция биологической очистки и над всем этим труба крематория, она же труба котельной и электростанции. Угольный склад под открытым небом, который никуда не денешь и ничем не прикроешь, которого хватит на пять таких госпиталей. Казарма роты охраны, столбы, вышки, прожекторы, колючая проволока.
Каеда представил себе, как одуревшие от многодневного труда, жесткого карантинного режима и картин страдания и смерти, от однообразия лиц и обстановки, от монотонного существования, от ночных, заглядывающих в окна прожекторов, от отрывистых хриплых рапортов и команд проверяющих ночных караулов, военные медики попадают в город. Город, хотя и живущий в режиме оккупации, но почти свободный. Работают магазины, рестораны. Пусть не роскошная, пусть не совсем свободная, но все же жизнь не за колючей проволокой. Тут же вспомнился проект «Маньчжурия». Да, это очень кстати, - подумал Каеда, - и бильярд, и казино, и ресторан, и гостиница. Все компактно и все под контролем.
Маеда вспомнил обязательство, подписанное им в метрополии после того, как ознакомился с секретной документацией по Отряду N 731. В наложенном табу относительно сведений по этому объекту никаких исключений не было, следовательно, подумал Каеда, и в отношениях со своими коллегами и подчиненными по ЯВМ, и с людьми уровня, скажем, руководителя БРЭМ полковника Николаева, он должен надеяться, что будет как в русской поговорке: «умный не спросит, а дурак не поймет». Перед глазами возникла многофункциональная труба и колонна машин с «бревнами», въезжающих в ворота госпиталя. За кадром этой картины оформилась и вовсе гнусная мысль: «Всё – и наука, и жизнь - венчается этой трубой и являют собой, по большому счету, всего лишь фазовые превращения. Из человека - в человекообразного, а из него – в газообразное». Рука же потянулась за карандашом и на том же листе календаря понедельника написала – поручение Бляшке: охрана, график, способ и скрытность доставки спецконтингента на территорию Центра. Всматриваясь в то, что начертала рука, как бы вновь постигая смысл написанного, Каеда скривился и вырвал листок календаря. «Совсем затуманился, - подумал он про себя, - …Бляшке…, спецконтингент… Котлована еще нет, а тут какие-то мысли о трубе и бревнах». Порвал на мелкие части листок календаря и, уничтожив, таким образом, день еще не наступивший, решил заняться днями прошедшими.
Полковник вышел в приемную, открыл своим ключом сейф секретаря, забрал стопку документов, поступивших во время его отсутствия, и углубился в их чтение. Заинтересовало короткое сообщение армейской разведки, из которого следовало, что наметился серьезный раскол между Чан Кайши и Мао Цзе-Дуном, выступающими единым фронтом против Японии. Сообщалось, что в случае разрыва между коммунистами и Гоминьданом почти трехсоттысячная армия коммунистов сможет рассчитывать на поддержку и обеспечение лишь с Севера, то есть от Советов и от так называемых Особых районов, которые не вошли в зону оккупации.
Каеда отложил документ и взглянул на карту Китая, занимавшую одну из стен кабинета. Объединенная армия красных и Гоминьдана была к этому времени оттеснена японцами в районы провинции Цзянси на юго-востоке Китая. Но это вовсе не означало, что для достижения победы осталось сделать последнее усилие. Сказывались огромные пространства и неисчерпаемые людские ресурсы. Это было похоже на ртуть. Если большую порцию ртути механически разбить на небольшие капли и наклонить плоскость, то капли, сталкиваясь друг с другом, вновь объединяются в одно целое. Нечто подобное происходило и с объединенными силами сопротивляющегося Китая. Разбитые японцами и рассеянные китайские подразделения, подпитываемые местным населением и волей к сопротивлению колонизаторам, вновь обретали черты организованной силы. Разумеется, на этом фоне внутренний раскол в рядах сопротивления был бы подарком для японской армии.
И как всегда, любое событие влечет за собой цепь других, поскольку все в этом мире связано. С точки зрения Каеды, теперь он рассматривал эту информацию под углом зрения своих задач, именно сейчас следовало ожидать активизации красных районов Китая и Советов.
В этой же стопке документов находился и приказ о строительстве в районе Харбина военного госпиталя.
Каеда запланировал на следующий день встречу с полковником Николаевым с тем, чтобы сообщить ему о том, что происходит на юге и о возможных последствиях этих событий. Он решил также сделать все же некоторое отступление от инструкции относительно Отряда N 731. Рассудив, что инструкция, даже самая совершенная, не может предусмотреть все многообразие жизни, он решил сделать исключение для Николаева и Лагина, чуть приоткрыв завесу секретности в части будущих криобиологических исследований. И решил сделать это завтра же, предварив тем самым неизбежные в ближайшем будущем с их стороны вопросы.
Он полагал также, что фактор частичной осведомленности этих людей может сослужить хорошую службу в их совместных, долгих, но пока безрезультатных поисках советского резидента на оккупированной территории.
Продолжение следует.
Полный текст см. роман «Харбинский круг»
#биологическое оружие
#харбин
#манчжурия
#война в китае