Этих нескольких указаний, возможно, будет достаточно, чтобы поставить вас на точку зрения Бергсона. Непосредственный жизненный опыт решает проблемы, которые так сбивают с толку наш концептуальный интеллект: как то, что многообразно, может быть единым? как вещи могут выйти из самих себя? как быть с их собственными другими? как быть одновременно различными и связанными? как они могут воздействовать друг на друга? как быть с другими и в то же время с самими собой? как одновременно отсутствовать и присутствовать? Интеллект задает эти вопросы так же, как мы могли бы спросить, как что-либо может одновременно разделять и объединять вещи, или как звуки могут становиться все более похожими, продолжая становиться все более разными. Если вы уже достаточно хорошо знаете пространство, вы можете ответить на первый вопрос, указав на любой интервал в нем, длинный или короткий; если вы знаете музыкальную гамму, вы можете ответить на последний, прозвучав октавой; но тогда вы должны сначала обладать разумным знанием этих реальностей. Точно так же Бергсон отвечает на интеллектуальные головоломки, указывая на наши различные конечные сенсационные переживания и говоря: "Вот, даже так; даже так эти другие проблемы решаются живо".
Когда вы разбиваете реальность на концепции, вы никогда не сможете восстановить ее во всей ее целостности. Ни из какой дискретности вы не сможете изготовить бетон. Но поставьте себя на грань, или д'Эмбле как говорит М. Бергсон, внутри живой, движущейся, активной толщины реального, и все абстракции и различия даны вам в руки: теперь вы можете делать интеллектуалистические замены в свое удовольствие. Установите себя, например, в феноменальном движении, и скорость, последовательность, даты, позиции и бесчисленное множество других вещей будут даны вам в придачу. Но только с абстрактной последовательностью дат и позиций вы никогда не сможете исправить само движение. Он проскальзывает через их промежутки и теряется.
Так обстоит дело со всеми конкретными вещами, какими бы сложными они ни были. Наше интеллектуальное обращение с ним-это ретроспективное лоскутное одеяло, вскрытие после смерти, и мы можем следовать любому порядку, который считаем наиболее целесообразным. Мы можем заставить эту вещь казаться противоречивой, когда захотим. Но поставьте себя на точку зрения внутреннего действия вещи, и все эти оглядывающиеся назад и противоречивые концепции гармонично лягут вам в руки. Доберитесь до расширяющегося центра человеческого характера, элана витала человека, как называет это Бергсон, живым сочувствием, и одним махом вы видите, как это заставляет тех, кто видит это извне, интерпретировать это таким разнообразным образом. Это нечто, что разрывается как на честность, так и на нечестность, смелость и трусость, глупость и проницательность, при соприкосновении с различными обстоятельствами, и вы точно чувствуете, почему и как это происходит, и никогда не стремитесь стабильно отождествлять это с какой-либо из этих отдельных абстракций. Только ваш интеллектуал делает это,—и теперь вы также чувствуете, почему он должен делать это до конца.
Точно так же поставьте себя в центр философского видения человека, и вы сразу поймете все разные вещи, которые это заставляет его писать или говорить. Но оставайтесь снаружи, используйте свой посмертный метод, попытайтесь построить философию из отдельных фраз, беря сначала одну, а затем другую и пытаясь привести их в соответствие, и, конечно, вы потерпите неудачу. Вы ползете по этой штуке, как близорукий муравей по зданию, проваливаясь в каждую микроскопическую трещину или трещину, не находя ничего, кроме несоответствий, и никогда не подозревая, что центр существует. Я надеюсь что некоторые из философов в этой аудитории, возможно, иногда применяли что-то отличное от этого интеллектуалистского типа критики к своим собственным работам!