Однако, исходя из принципа полного отказа от концептуальной функции и обращения к более примитивному потоку сенсационной жизни в поисках истинной формы реальности, для нас открыт путь, как я пытался показать в своей последней лекции. Не только абсолют является своим собственным другим, но и простейшие частицы непосредственного опыта являются своими собственными другими, если раз и навсегда допустить эту гегелевскую фразу. Конкретные импульсы опыта, по-видимому, не ограничены такими определенными рамками, какими ограничены наши концептуальные заменители для них. Они сталкиваются друг с другом непрерывно и, кажется, проникают друг в друга. Трудно понять, что в них является отношением, а что связано с материей. Вы не чувствуете, что ни один из них не является внутренне простым, и нет двух, которые полностью не сливались бы там, где они соприкасаются. Нет такой малой данности, чтобы не показать эту тайну, если это тайна. Самое крошечное чувство, которое мы можем испытывать, приходит с более ранней и более поздней частью и с ощущением их непрерывной процессии. Мистер Шэдворт Ходжсон давным-давно показал, что буквально не существует такого объекта, как настоящий момент, кроме как нереального постулат абстрактного мышления.[6] "Проходящий" момент, как я уже напомнил вам, является минимальным фактом, с "видимостью различия" как внутри, так и снаружи. Если мы не чувствуем прошлое и настоящее в одном поле чувств, мы их вообще не чувствуем. У нас есть то же самое "много в одном" в вопросе, который заполняет проходящее время. Стремительное движение нашей мысли вперед по его краям является вечной особенностью его жизни. Мы осознаем эту жизнь как нечто всегда находящееся вне равновесия, что-то переходное, что-то, что вырывается из тьма через рассвет переходит в яркость, которую мы чувствуем как исполненную зарю. В самый разгар непрерывности наш опыт приходит как изменение. "Да, - говорим мы при полной яркости, -это это то, что я только что имел в виду". "Нет," мы чувствуем на заре", "это еще не полный смысл, впереди еще многое". В каждом крещендо ощущений, в каждом усилии вспомнить, в каждом продвижении к удовлетворению желания эта последовательность пустоты и полноты, которые связаны друг с другом и являются одной плотью, является сутью явления. В каждом препятствии желанию присутствует ощущение идеального присутствия, которого на самом деле нет, отсутствующего, одним словом, которое единственная функция настоящего состоит в том, чтобы означать, еще более печально известен там. И в движении чистой мысли мы имеем то же самое явление. Когда я говорю, что Сократ смертен, момент, когда Сократ является неполным; он падает вперед через то, что является чистым движением, в смертного, который на самом деле является смертным на языке, но для ума это смертный, смертный Сократ, наконец удовлетворительно избавленный и отчитанный.[7]
Таким образом, здесь, внутри минимальных импульсов опыта, осознается та самая внутренняя сложность, которой, по словам трансценденталистов, может по-настоящему обладать только абсолют. Суть вопроса всегда одна и та же—что-то всегда неразрывно связано с чем-то другим. Вы не можете отделить одно и то же от другого, кроме как полностью отказавшись от реального и перейдя к концептуальной системе. То, что непосредственно дано в единичном и конкретном случае, всегда является чем-то объединенным и взаимным, чем-то без темного пятна, без точки неведения. Никто элементарный кусочек реальности затмевается с точки зрения следующего бита, если только мы воспринимаем реальность разумно и достаточно малыми импульсами—и мы должны воспринимать ее импульсно, потому что наш промежуток сознания слишком мал, чтобы охватить большую совокупность вещей, кроме как номинально и абстрактно. Возможно, нигде не сохранилось больше реальности, собранной воедино одновременно, чем в моем опыте чтения этой страницы или в вашем опыте прослушивания; однако в этих фрагментах опыта, когда они происходят, мы получаем полноту содержания, с которой не может сравниться никакое концептуальное описание. Сенсационные впечатления-это тогда их "собственные другие", как внутренние, так и внешние. Внутренне они едины со своими частями, а внешне они непрерывно переходят в своих ближайших соседей, так что события, разделенные годами времени в жизни человека, неразрывно связаны промежуточными событиями. Их имена, безусловно, разделяли их на отдельные концептуальные сущности, но в континууме, в котором они изначально появились, не существовало никаких разрезов.