Луи Жоффруа-Шато. "Наполеон покоряет мир" (1836 г.). Глава II Любительский перевод Ait Kleio.
ГЛАВА II.
РАСПТОЧИН*
Наполеон любил ложиться в постели других королей и отдыхать во дворцах, из которых их изгнал его призрак. Войску было приказано оставаться в предместьях, он пошел прямо к Кремлю, и там, когда наступил вечер, он прогуливался по самым высоким башням. Один в молчании он глядел на покой безжизненного города и на небо без солнца. Все это было тоскливо и мучительно для такой деятельной души, как его.
Он видел, как его армия обосновалась в дальних пригородах. В городе стояла звенящая тишина, и везде было тихо, кроме нескольких разрозненных дворцов, которые, казалось, ожили под властью генералов, избравших их для своих домов.
Только варварский вопль, скифские голоса слышались изредка и через промежутки. Похоже, они отвечали друг другу.
Наступила полночь. И вдруг горизонт стал красным. Из сердца города поднялось пламя: горели то базары, то церкви, то дома, то предместья. Всюду вспыхивал огонь, вновь предстала Москва в ночи, вся сверкающая, с тысячами огненных шпилей и огненными куполами.
Император понял это бедствие; он помнил Вильно, Смоленск и те пылающие села, что стояли на его пути.
- Так пусть она сгорит дотла!- воскликнул он и приказал армии немедленно выйти из адского города.
Солдаты проснулись еще до этого приказа. Крик: «Огонь! эхом проносился со всех сторон, но гнали его только французские голоса. Первый их сон среди покоренного города был тревожен ужасом пожарища.
Приказы были выполнены. В пять часов утра войска отошли за Москву и поднялись на склон Поклонной горы. Разведчики проникли до Петровского путевого дворца, в лье от столицы, и подготовили его для императора, который отправился туда со своим штабом, а еще в полулье, узнав замок большого вида, генерал Киргенер отправился туда с инженерными войсками, чтобы овладеть ею и укрепить эту позицию.
Но в пределах видимости этого замка и всего в нескольких стрелковых тирах поднимались клубы дыма, сопровождаемые ярким пламенем и частичными взрывами. Это великолепное жилище, окутанное со всех сторон, вскоре оказалось одним огромным очагом. Вдалеке с большой скоростью скакали всадники и неслись кареты. Генерал Киргенер приказал преследовать их, но они были так далеко впереди, что до них было отчаянно трудно добраться, и они уже исчезали из виду, когда влетели в самый центр французского отряда. Подошли еще солдаты, и окруженных повели к генералу.
В основном из этих экипажей шел мужчина средних лет, высокий, худощавый, с серьезным лицом и высоким лбом. При первом нападении он пытался защищаться. Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, он уступил и предстал перед генералом Киргенером, который, не узнав этого незнакомца, спросил его имя.
- Какая вам разница? — ответил незнакомец.
Генерал, раздраженный этим ответом, который он квалифицировал как дерзкий, уже думал отомстить за него, когда незнакомец сказал ему:
- Мое положение таково, сударь, что я должен говорить только с императором. Дайте ему знать.
Генерал колебался, но самоуверенность этого человека подвела его, и он послал его к Петровскому дворцу.
Император посещал посты этой резиденции и проезжал через один из дворов, когда в него въехала карета незнакомца. Офицер, следовавший за ней, спешился и сообщил об обстоятельствах пленения и о намерении пленного объясниться только императору. Наполеон пристально посмотрел на незнакомца, отдал приказ очистить двор, а когда тот остался наедине с Дюроком и незнакомцем:
- Кто вы? — спросил он, прищуриваясь.
- Человек, который думал, что избежал мести вашего величества, но который, заряженный огромным действием, не боится заявить, что несет ответственность за это, и дать о себе знать. Я губернатор Москвы Распточин
- И что это за акция? — спросил император, побледнев.
— Ваше величество это знает и видит, — и Распточин указал рукой на огненное озеро, в котором тонул святой город.
- Огонь !
- Да, сир.
- Это работа варвара, сэр; ваша совесть преступления заставляет вас угадывать наказание.
- Это будет моя последняя жертва, сир; Я жду его со спокойствием.
- Жертва! Что вы имеете в виду?…
- У меня было все мое состояние в Москве и в моем дворце. Мой дом первым подожгли. Я пожертвовал всем ради родины, не хватает только жизни.
- Скажи, что ты пожертвовал своей родиной, затопив ее пламенем и обратив в пепел.
- И если есть только пламя и пепел, где ваше величество не может победить!
Император зашагал быстро, губы его дрожали и лицо бледнело.
- Какая ярость! - он сказал - Что за безумие! Вы хотели сыграть русского Брута, но разве это ваши дети, которых вы убили?
- Моя родина должна судить меня, сир...
- Родина ваша!... - и он перестал смотреть на него сверкающими глазами, - Ваша родина!.. Кто мне скажет, что это не страшное преступление, которон вы делаете своему государю! Кто мне скажет, что не Москву в жертву Петербургу, а старую Московию вы приносите в жертву новой России!
И, подойдя к нему, сказал с горькой улыбкой:
- Сколько царь заплатил вам за ваш огонь?
Распточин нахмурился и побледнел, быть может, от гнева:
- Россия будет судить меня после вашего величества, и иначе будут говорить обо мне, государь, когда я буду расстрелян.
- Расстрелян, это пытка храбреца, и поджигателя...
- Может, но не труса!
- Адская тайна! — прошептал Наполеон, отступая в изумлении. Через несколько мгновений он добавил:
— Если бы во всем этом был только слепой патриотизм... — не договорил он.
— Ваше величество меня осудили, — сказал Распточин с радостью, — я могу умереть.
- " Нет ! Вы этого не заслуживаете, и, может быть, вы того не стоите. Дюрок, Дайте ему охранную грамоту. Идите, ваше действие остается всецело с вами, но каково бы оно ни было, сомнение его иссушает... Идите.
Распточин ушел, а император вернулся во дворец.
________________________________
* в оригинале у автора фамилия Растопчин указана с ошибкой как Распточин