Что касается законов движения, доктор Уэвелл говорит: “Никто не может сомневаться в том, что в историческом факте эти законы были собраны из опыта. То, что это так, не является предметом предположений. Мы знаем время, людей, обстоятельства, относящиеся к каждому этапу каждого открытия”47. После этих показаний приводить доказательства этого факта было бы излишним. И не только эти законы никоим образом не были интуитивно очевидны, но некоторые из них изначально были парадоксами. Особенно это касалось первого закона. То, что тело, однажды приведенное в движение, будет вечно двигаться в одном и том же направлении с не уменьшающейся скоростью, если на него не будет действовать какая-то новая сила, было предположением, которое человечество долгое время находило самым трудным для понимания. Это противостояло очевидному опыту самого знакомого рода, который учил, что природа движения состоит в том, чтобы постепенно ослабевать и, наконец, прекращаться само по себе. Но когда однажды противоречит доктрине утвердилось, математиков, как Доктор Уэвеллом отмечает, быстро начал верить, что законы, таким образом, противоречит первому впечатлению, и который, даже после полного доказательства были получены, она требует, чтобы все поколения оказывать знакомые умы научного мира, находились под “явной необходимостью, вынуждает их быть такими, как они есть, и никакой другой;” и сам он, хотя и не [стр. 272]затевать “абсолютно произнести” то, что все эти законы “могут быть строго отнесены к конкретному абсолютной необходимости в природе вещей,”48 самом деле думаю, что в таком виде закон просто упоминается; о которых он говорит: “хотя открытие первого закона движения было принято, исторически говоря, с помощью эксперимента, мы достигли точки зрения, в которой мы видим, что это, возможно, было, конечно, известно, чтобы быть правдой, независимо от опыта”.49 Может ли быть более поразительный пример, чем тот, который представлен здесь, эффекта ассоциации, который мы описали? Философы на протяжении многих поколений испытывают самые невероятные трудности в объединении определенных идей; в конце концов им это удается; и после достаточного повторения процесса они сначала воображают естественную связь между идеями, затем испытывают растущую трудность, которая, наконец, в результате продолжения того же прогресса становится невозможной, отделяя их друг от друга. Если таков прогресс экспериментального убеждения, дата которого относится ко вчерашнему дню и которое противоречит первым проявлениям, как должно обстоять дело с теми, которые соответствуют явлениям, знакомым с первых дней зарождения интеллекта, и в убедительности которых, судя по самым ранним записям человеческой мысли, ни один скептик не высказал даже мгновенного сомнения?
Другой пример, который я приведу, поистине поразителен и может быть назван редукцией до абсурда теории непостижимости. Говоря о законах химического состава, доктор Уэвеллом говорит:50 “, что они никогда не были четко понимали, и поэтому никогда не прочно, без трудоемких и точных экспериментов, несомненно; но все же мы можем сказать, что, будучи когда-то известны, они обладают доказательств, помимо простого эксперимента. Ибо как, в самом деле, мы можем мыслить комбинации иначе, чем как определенные по виду и качеству? Если бы мы предположили, что каждый элемент готов безразлично сочетаться с любым другим и безразлично в любом количестве, у нас был бы мир, в котором все было бы путаницей и неопределенностью. [стр. 273]Не было бы фиксированных видов тел; соли, камни и руды приближались бы друг к другу и переходили друг в друга по неощутимым степеням. Вместо этого мы знаем, что мир состоит из тел, отличимых друг от друга определенными различиями, способных классифицироваться и называться, а также высказывать относительно них общие суждения. И как мы не можем представить себе мир, в котором этого не должно было бы быть, похоже, что мы не можем представить себе положение вещей, в котором законы сочетания элементов не должны быть того определенного и взвешенного рода, о котором мы говорили выше”51.
Что философ д-ра Высокопреосвященству Уэвелла следовало бы серьезно заявить, что мы не можем представить себе мир, в котором простые элементы сочетались бы в иных, чем определенные пропорции; что, размышляя над научной истиной, первооткрыватель которой все еще был жив, он должен был бы сделать ассоциацию в своем собственном уме между идеей сочетания и идеей постоянных пропорций настолько знакомой и близкой, чтобы быть неспособным представить один факт без другого.; это настолько яркий пример ментального закона, за который я борюсь, что еще одно слово в качестве иллюстрации должно быть излишним.52
[стр. 277]
ГЛАВА VI. ТА ЖЕ ТЕМА ПРОДОЛЖАЛАСЬ.
§ 1. В ходе исследования, которое составляло предмет предыдущей главы, природы доказательств тех дедуктивных наук, которые обычно представляются системами необходимой истины, мы пришли к следующим выводам. Результаты этих наук действительно необходимы в том смысле, что они обязательно вытекают из определенных первых принципов, обычно называемых аксиомами и определениями; они, безусловно, верны, если эти аксиомы и определения таковы. Но их притязание на характер необходимости в любом смысле за пределами этого, как подразумевающее доказательство, независимое от наблюдения и опыта и превосходящее их, должно зависеть от предыдущего утверждения такого притязания в пользу самих определений и аксиом. Что касается аксиом, мы обнаружили, что, рассматриваемые как экспериментальные истины, они основаны на изобильных и очевидных доказательствах. Мы спросили, необходимо ли, поскольку это так, предполагать какие-либо другие доказательства этих истин, кроме экспериментальных доказательств, какое-либо иное происхождение нашей веры в них, кроме экспериментального происхождения. Мы решили, что бремя доказывания лежит на тех, кто придерживается утвердительного мнения, и мы довольно подробно рассмотрели те аргументы, которые они привели. Исследование привело к отклонению этих аргументов, и мы сочли себя вправе заключить, что аксиомы-это всего лишь класс, высший класс, индукций из опыта; самые простые и легкие случаи обобщения фактов, предоставленных нам нашими чувствами или нашим внутренним сознанием.