Колёса стучат, сердце поёт от радости, вагон слегка покачивается, в купе двое: кругленький, лысоватый мужичок и Стайк. Он в тельняшке, на голове бескозырка, лицо счастливое. Что говорит его попутчик он и не слышит… Дембель! Пиво, водка, коньяк… Первое и второе выставил Стайк, сам и пил, а коньяк мужичковский. Он сразу вытащил бутылку, извинился, сославшись на здоровую привычку и необходимую осторожность, и пил только из своей ёмкости. А Стайк всё подряд: водки и пивом догонит. Стайк поначалу хлопнул полстакана, потом ещё полстакана, но на следующие полстакана мужичок очень деликатно наложил арест – аккуратненько накрыл пустой стакан бутербродом с красной икрой: «Сделаем паузу! - Сказал он, ласково улыбаясь своему юному спутнику, - Покушайте, чем Бог послал!» Стайк поднял голову и посмотрел на мужика: «Кто послал»?
- Икру на хлеб намазала моя жена, икру привёз я, а достал её из рыбы, которую поймал на речке далёкого полуострова Камчатки, а живут эти рыбы там с незапамятных времен, а и ты, и я, и речка на Камчатке, и рыбы, и весь наш белый свет сотворил Господь Бог, следовательно, он нам всё и посылает, хотя стакан накрыл этим хлебом я, твой попутчик,… ешь.
- Блин, поп что ли?
- Почему?
- Да уж как-то всё очень гладко получилось, как у замполита - ни хера не ясно, а жизнь за Родину отдай.
- Я не священник.
Стайк пытается разглядеть попутчика… но трудно, глаза то закроются, то откроются. В поезд его грузили два сравнительно трезвых сослуживца, которые имели приказ непосредственного командования в лице мичмана Приходько доставить старшину второй статьи до вагона, разместить в купе и проследить за отправкой, что доблестные морские пехотинцы исполнили стоя на перроне, распевая в качестве прощальной песни слова: «Раскинулись ляжки у Машки, давно не бывал я у ней, какая большая досада - служить мне осталось сто дней…» Им и вправду осталось сто дней до дембеля, а слова на популярную мелодию «положил» Стайк, когда они все вместе отмечали первый дембельский день у этой самой Машки, которую Стайк в торжественной обстановке пьяного угара «передавал» ближайшим дембелям.
Пожевав бутерброд с икрой, Стайк упал лицом в подушку и мгновенно заснул.
Его попутчик глотнул коньячку, отодвинул занавеску окна и с явным интересом стал рассматривать непрерывноменяющуюся картинку северного пейзажа.
Тундра, сопки, скалы, ягель, карликовые берёзы, крохотные сосёночки… «Бонсё, - подумал он, - просто выйди из поезда, выкопай вот ту кривуличку малюсеньку, пересади в горшочек и в Японию ездить не надо».
Жена увлеклась этими самыми «бонсё», уже четвёртое деревце купила, а они денюжек немалых стоят. Но… Попутчик Стайка не бедный человек, он едет в Москву домой, а здесь на Севере у него работа. Очень простая, полощешь рот сухим белым вином, потом кусочек сливочного масла на язык и… понимаешь – это масло 1 сорта, а не высшего. Он дегустатор. Сейчас возвращается из Мурманска, а предыдущая поездка была в Петропавловск - Камчатский! Вообще-то он человек старой закалки, то есть честный исполнительный сотрудник в штате министерства мясной и молочной промышленности, но там, на краю Родины, он впервые оступился. Сделал он это не в корыстных интересах, но и не без отблагодарения… Все основные поставки продуктов в этот далёкий край осуществлялись в первую очередь для военных, вернее для моряков-подводников. Качество всегда высшее, но…какая-то партия оказалась как раз не высшего и даже не 1-го сорта, а просто маслом, которое впору было бы перетопить, но где? С одной стороны по документам оно высшего сорта, а с другой стороны по факту не высшего. Скормить некому, как в гарнизонах на Большой земле, здесь не те требования - масло предназначалось, в том числе и экипажам атомных подводных крейсеров, курсирующих вдоль тихоокеанского побережья Северной Америки. Но девать куда-то надо, передали в военторг, а из него в просто торг, т. е. гражданским. Естественно, что везде оно было маслом высшего сорта. Так бы и продали населению, и ничего бы никто не заметил, если бы не наличие на этом далёком крае нашей родины аборигенов. В общем аборигенские дети в одном из интернатов все как один почти три дня не слезали с горшков, страдая расстройством пищеварительной системы, и… начали искать крайнего. Крайней оказалась женщина. У женщины нет мужа, но есть четверо детей и варикозное расширение вен нижних конечностей, передвигая которые, почти не отрывая от пола, она вшаркалась в гостиничный номер, где расположился дегустатор. Женщина несла кусок масла на блюдечке … «Вот, – сказала она, и что-то напоминающее улыбку перекосило её рот, –это то самое масло, пробуйте. Я детям своим отложила, все живы»! Тут он дрогнул и продегустировал так, что это масло все же высшего сорта, но испорченное неподобающим хранением в самом интернате. Чушь, конечно, но женщину спасло. Но больше спасло тех, кто за женщиной был. Ну, а те, конечно, отблагодарили. Его свозили на вертолёте в долину гейзеров, он был на рыбалке и на медвежьей охоте, он получил прекрасновыделанную шкуру огромного медведя, которого он как бы убил, и увёз её с собой на транспортном самолёте вместе с двадцатью литрами красной икры в алюминиевом бидоне. Икру он тоже вроде как бы сам добыл. Действительно, бил палкой по рыбьим головам, которые заполнили всю речную протоку, ловил подбитых, вытаскивал на берег, вспарывал животы, выгребал икру и сваливал её в большой эмалированный таз, затем откидывал на сито, продавливал икринки через него, затем всё бросал в тузлук, то есть в солевой раствор. Потом пять минут вращаешь палкой и это уже готовая икра, можно закусывать… Он пытался не пить, ссылаясь на то, что он вообще-то не пьёт, а если что, то только коньяк потребляет, но… пришлось все равно и даже не водку, а спирт, за которым специально для него слетали на вертолёте в посёлок Мильково за 100 км от места «рыбалки». Возражать бесполезно: «Чище спирта алкоголя нет»! Ночевали прямо там, в долине. Утром, проснувшись, тут же похмелились, вызвали вертолёт и собрались продолжить уже на берегу Тихого океана… Но он отказался. Его упрашивали, соблазняли ансамблем местной песни и танца, который будет специально для него петь и танцевать, но… он устал, болела голова, ну не мог он как они, три-четыре дня пить и быть всегда в полной БГ! Он знал об этих поразительных качествах морских офицеров, но вот так, в упор! Глаза оловянные, но на ногах стоит твёрдо, спросишь, как жену зовут, может и не вспомнить, но если что-то про обстановку доложить, то без запиночки: «Дислоцируемся в квадрате… отметка 1264,8… Так точно! Есть! Никак нет!» Грудь колесом! Голос звенит! Отрапортует и рухнет без памяти, тряси – не тряс, но, если снова рапортовать про обстановку, опять как штык сияет и блестит! Но это только кадровые, то есть те, кто ещё с училища начинали… Ах, эти детские мечты до слез, до сладкой истомы перехваченного дыхания, - пройтись однажды по Красной или Дворцовой площади под грохот барабанов ударяя толстой подошвой тяжёлого чёрного ботинка в парадном строю юных суворовцев или нахимовцев… Когда-то и дегустатор, будучи рыжеволосым, веснушчатым и голубоглазым пареньком, мечтал о море и кораблях сидя на берегу великой русской реки в городе имени немецкого основателя марксизма-ленинизма…
Но ни в армии, ни на флоте он не служил. Не судьба.
Мужичок смотрит на матросика… молодой, здоровый, лицо чистое, красивое, даже многодневное пьянство не смогло его обезобразить. Ехать им ещё почти двое суток.