Она была всегда разной. Ни разу не похожей на себя прежнюю. То пышногрудой блондинкой, то роковой брюнеткой, а иногда пылающе-рыжей. Но чаще всего ее глаза были карими, домашними, а каштановые волосы приятно щекотали плечи, ведь мужчины и сами не подозревают, что ищут ее именно такой – домашней, хранительницей очага, а не игрушкой для постельных утех или предметом зависти друзей или коллег. Она была идеальна. Ее встречали в идеальном месте, каждый в своем – кто на конференции, кому-то она вдруг подала его любимый кофе, на концертах, на улицах и в магазинах.
Они встречались раз или два, ходили в кафе или парки, она, казалось, поддерживала все увлечения своего мужчины, все понимала, и не осуждала. Была идеальной. Одно не менялось никогда – у него никогда дома не было сахара, а она пила чай и кофе только с сахаром. Перед тем, как привести ее в дом, мужчина покупал сахар, и она оставалась с ним, даря идеальные отношения, пока сахар оставался. Но только сахар кончался, она исчезала без следа – и ее не могли найти ни полиция, не спец службы, ни частные детективы. Ведь они не знали, что она стала уже другим человеком, ища того, кто ее не отпустит, кто следующий нуждается в ее помощи. Все мужчины после нее сразу понимали, что именно хотели видеть в женщинах, и судьбы их складывались удачно, вот только навсегда во рту оставался сладкий привкус того кончившегося сахара.
С ним она была русой, а светлые карие глаза совсем казалось не сочетались с ними, обычно такие русые были с глазами голубыми или серыми. Фигура ее была не идеальна – чуть выпирающий животик, полноватая талия. Нежная улыбка открывала немного неровные зубки, но ничто не могло сравниться с ее заливистым заразительным смехом. Она сидела с ним, отпивая по глоточку приторно-сладкий чай, а он обнимал ее за талию, утыкаясь носом в шею или щеку и просто любуясь ей.
Когда она попросила купить сахара, он купил пятилитровый мешок и сахарницу, вызвав у нее приступ прекрасного смеха, и она поняла – вот тот, кто действительно хочет, чтобы она осталась надолго, потому, не экономя сахар, наслаждалась его прикосновениями. А он будто боялся ей навредить, словно она хрустальная, а когда в мешке сахара оставалось совсем мало, дожидался, пока она уснет и досыпал так, что казалось – у мешка нет дна. Он научился заваривать ее любимый чай, и класть в кофе столько сахара, сколько ей нравилось, отвечая на ее идеальность попытками стать идеальным самому.
Но спустя много лет он забыл досыпать сахар…
А ее проклятье не дало ей остаться.
