Таких людей замалчивать нельзя, а говорить следует по-разному, в том числе и так, как это привыкли делать только мы…
Имея весьма отдаленное представление о зависимости, юный выпивающий любитель рок-музыки моего поколения романтизировал эту проблему, путая исступленное отчаяние своих кумиров с могуществом и энтузиазмом. Вокруг хватало босяков, готовых возделать огород или построить гараж богачу за выпивку с минимальной закуской.
Среди опустившихся лабухов нижайшей кастой были те, кто играет «китайские халтуры», то есть выступает за «кир и хавчик», не получая денег.
Вместо совершенства и мастерства дурные привычки ведут к моральной и физической деградации личности.
Туда же ведет и оккультизм, гарантируя, вместо посвящения в какие-то тайны, вполне конкретное разочарование в своих способностях, амортизируемое убогой симуляцией контактов и озарений.
А со стороны, с того или этого света, этим процессом любуется живой или мертвый «гуру», соблазняя очередную жертву членством в тайном обществе.
Я знаю, о чем говорю, потеряв кучу знакомых, многие из которых были либо одаренными, либо просто «неплохими ребятами».
«Алло, мы ищем таланты» – так звучит звонок из Преисподней, куда ведет дорога, вымощенная прилежанием, достижениями и головокружением от успехов.
Мораль прочитана. Перейдем к феномену Грэма Бонда, чей портрет занимает особое место в иконостасе британского рок-политбюро.
Трое участников его «организации» (от слова «орган») родились до войны. Акселерат Джек Брюс никогда не выглядел молодо.
Разница на тот момент существенная, скорее делающая их ровесниками наших писателей-шестидесятников, нежели Битлз. И вид у них был скорее писательский. Саксофонист Дик Хекстолл-Смит выглядел особенно старообразно, отпугивая молодежь громадной лысиной и очками в немодной оправе.
Зато актуальный материал – клубную смесь соула и ритм-энд-блюза – этот квартет мог сыграть как два пальца, удерживая в студии сценический угар танцевальных вечеров. Потому-то Sound of '65 и затмевает версии более молодых каверистов, выигрывающие за счет обаяния, эпатажа и пафоса, а не сугубо музыкального превосходства.
То, что обе пластинки GBO внимательно послушали люди из будущих «Дверей», не вызывает сомнения.
При случае Бонд и его коллеги могли показать стиль и класс на уровне американской Wreckin' Crew, а позднее, предприняв попытку закрепиться в Штатах, он запишет там целый альбом с легендарным и вездесущим ударником Хэлом Блейном.
«А ты маячила в Лох-Нессе» – эффектное название не оправдывает ожиданий любителя джазовой готики. В действительности это изящный и эластичный хард-боп, предвосхищающий благоречие Tammy, где Бонд-вокалист звучит романтично, почти как Билл Хендерсон.
Однако, в темпераментных номерах с большой долею фанка в его голосе часто слышатся и Виталий Крестовский, и даже радио-журналист Андрей Черкизов. Сходство подчас пугающее, но для уха, свободного от условностей, очевидное.
Его саксофонические упражнения демонстрируют, что Эддерли и Долфи были ему ближе эксцессов Орнетта Колмена и Роланда Керка, указывая на принадлежность покойного к музыкантам, которые слышат себя заранее, не впадая в преждевременный экстаз от собственных звуков.
Альтист-оккультист в сумеречной зоне «Золотой зари».
Он был хорошо образован, натаскан и усовершенствован по доброй воле и по призванию, а не из-под палки приемных родителей. Не будучи оригиналом ни по возрасту, ни по облику, он модернизировал музыку технически, подобно таким «взрослым» подвижникам, как Лес Пол и Джо Мик, еще один телемит-самогубец.
В оккультные дебри Грэма Бонда толкали слабости, а не преступления. «Этот человек был талантлив» – сокрушались у нас по поводу очередного артиста-эмигранта, сгинувшего на Западе.
«Помня ту жалкую, развратную жизнь, которую вел этот человек» – уточняет Лев Толстой, порицая Верлена. Бонд мог зажать «парнус», вырученный за выступление в клубе, и посягнуть на девственность темнокожей падчерицы.
Фри-джаз – его подлинное амплуа – напоминает «цыганщину» Аполлона Григорьева. Узнав обстоятельства его ухода из жизни, мы вспоминаем Федора Протасова и Аркадия Свидригайлова. Но не только их.
Восточные мотивы получаются у него несколько стриптизно - как мастер-класс для Железной Бабочки и Shocking Blue. Вычурное барокко, опережая вкрапления Джона Лорда, напоминает браваду профессионала, пробующего орган в отделе музыкальных инструментов. Все его новации, включая распылитель Leslie, выглядят так, словно он начал их применять уже после тех, кому они, с его подачи, пригодились.
Магические призывы и заклинания звучат провинциально, как бродвейские приемы в мюзиклах Ленкома. И все-таки что-то в этом есть – скорее утраченное, нежели опостылевшее. Одурманенный художник выходит за пределы времени и пространства, блуждая в трех соснах ближайшего сквера.
Церковный хор, интонация проповедника плюс электрический орган с подключением – вот и вся магия.
Скорее, это не ритуал, низводимый до пародии эпигонами, а уже готовая пародия на ритуал, где нет ничего интересного, кроме музыкального сопровождения, которое может быть каким угодно. Атеиста в богослужении возбуждает именно его «нелепость».
Потому и не вызывает удивление параллельное участие музыкальных партнеров Бонда в постановке «Суперзвезды». Сделано это «добру и злу внимая равнодушно», как выражается в «Деле пестрых» телемит-комсомолец Арнольд.
Я застал времена, когда арт и прогрессив служили важным подспорьем для репутации эстета и сноба, и уже в ту пору мистический элемент был чем-то вроде инструкции на иностранном языке в приложении к дефицитному продукту, который каждый готовит и поедает по-своему.
В трех соснах органного соло исполнитель и слушатель могут ходить по кругу до бесконечности, передавая эстафету новому поколению участников этого самообмана. Такова действительно магическая особенность этого инструмента-хронофага. Он не надоедает и, что называется, «берет за душу», вне зависимости от телесной немощи. Местами. Как, например, в I Got The Blues.
А наши мысли блуждают вокруг останков Грэма Бонда, словно запоздалый пассажир в ожидании последней электрички метрополитена.
«Грэм Бондарев» – шутили когда-то виниловые острословы, знавшие, кто это такой. Его пластинки, добытые, как правило, путем непрерывного поиска, не разочаровывали, но и не ошеломляли с прежней силой. Примерно так же, со временем, воздействовали Артур Браун и спецэффекты в альбомах TYA.
Нередко доступ к ним открывал пакт, заключенный в невменяемом состоянии или во сне, с некой потусторонней сущностью.
Но – в песнопениях в конверте с пентаграммой было больше от певцов Эдвина Хоукинса и Леса Хамфри, нежели от черной мессы.
Тем не менее, создатель этой красоты считал себя побочным сыном Алистера Кроули с апломбом Остапа Бендера.
Доживи Грэм Алистерович Бонд до наших дней, в этом качестве он мог бы успешно гастролировать по России, в которой дважды успел побывать его предполагаемый предок.
Его духовным братом мог стать Анатолий Тимофеевич Зверев – московский чемпион богемного саморазрушения. Ведь придуманный Кроули русский псевдоним Zwaroff явно происходит от Зверя 666, а в оккультной практике не бывает случайных сумм и сочетаний звуков и букв. Чувствуете, какой это маразм?
Орган, церковный и электрический – инструмент консервативный. И в храме, и в арендованной столовой, он создает ностальгическую атмосферу, что бы на нем ни играли – Баха, Джимми Смита или «Мясоедовскую» в просодии Алика Бирюсона.
«По шпалам, понял, по шпалам» хиляет в сторону Вифлеема предсказанный Уильямом Батлером Йейтсом монстр.
Слушая сегодня, как импровизационные, живые, так и продуманные, концептуальные работы Грэма Бонда, мы фиксируем неистребимое наваждение. Перед нами подменный состав, занявший место «отъехавшего» Аркадия.
Эти люди выступают в надежде, что их заметят, станут приглашать. Куда – не так важно, только бы чаще, чем это принято в сумеречной зоне всё тех же «халтур» и «ночников» – копроративов застойной поры, на которых позднее погорит Михаил Звездинский, удостоившись фельетона в «Советской культуре».
Недаром «Ум хорошо, а два лучше» – последнее полнокровное сотрудничество Грэма Бонда с Питом Брауном – так напоминает британский ответ на одесские записи Шандрикова и Северного.
Таким же суррогатным и клинически-чистым был американизм его блистательных коллег. Джон Майолл, Джорджи Фейм и Зут Мани занимались кропотливой и скрупулезной реконструкцией американских форм с усердием Жоржа Мельвиля, копирующего гангстерский фильм по-французски.
Так на территории свободной Европы рождался гротесково-фантастический «диснейленд», поощряя аналогичные опыты в «странах народной демократии».
В интервью газете Melody Maker (февраль 1965) Грэм Бонд уверяет, что в скором времени клавишные заменят оркестр. Именно от него музыканты Moody Blues узнают о возможностях меллотрона, позволившего оторваться от тупиковых блюзовых клише.
И старосветский рок начнет снабжать идеями своих заокеанских предшественников, чьи песни он когда-то копировал.
Левый сын левого Зверя из бездны и (так утверждал он сам) какой-то еврейки, взятый из приюта четой бездетных служащих, сведет счеты с жизнью накануне Лемурии – трех нечетных праздничных дней, по которым древние римляне задабривали мертвецов-вампиров.
Раздавленный поездом труп смогут опознать по отпечаткам пальцев, с такою ловкостью скользивших по клавиатурам электрооргана Hammond B-3.
Вторым его двойником был Райнер Вернер Фассбиндер. Он и погиб, как Франц Биберкопф в фильме «Кулачное право свободы» – в метро.
Короткий некролог и крохотное фото на фоне логотипа Vertigo, с обрезанным магическим жезлом, я вырезал и убрал под стекло на письменном столе. Фэнзин назывался Popfoto, и героями дня в нем были Элвин Стардаст, Лео Сэйер и Mud.
Бесполезные Ископаемые каждый понедельник в 21.10 на Радио России
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК