Российская премьера оперы современного израильского композитора Гиля Шохата «Альфа и Омега», судя по рекламе, претендовала на событие сразу по нескольким параметрам. На поверку оказалось, что старая русская пословица все еще актуальна – не все то золото, что блестит.
Пиаровские таланты геликоновской команды хорошо известны: шумим много и загодя. Вот и к новому проекту стали готовить публику заранее – манкой рекламой. Оно и понятно: ничего не говорящее абстрактно-философичное название, никому неизвестный в России израильский композитор, да еще и современный, а на современную оперу публику, как известно, калачом не заманишь. Публика, конечно, дура, но нутром чувствует, что новации жанра надо обходить стороной. И тут она уж не так и не права (за редчайшими исключениями), ведь современная опера обычно бывает двух сортов: либо не опера, а под ее личиной продаваемый мюзикл с качеством музыки «второй свежести», либо если уж не обманка, а все же действительно музыкально-театральное произведение в серьезном жанре, то музыка в нем такая, что уши сворачиваются в трубочку. А продать премьеру надо, тем более, что в премьерной серии аж восемь спектаклей подряд (что и для классики-то немало, а уж что говорить про современную композицию!), да и поддержку родного Минкульта отработать необходимо.
Стильная черная афиша с изображением золотой извивающейся змеи, подробные рассказы о заслугах неведомого композитора с экзотическим именем, обещание впервые в Москве исполнить оперу на древнем иврите, упоминание норвежца Эдварда Мунка (композитор де вдохновлялся его творчеством), чей «Крик» эксплуатируется сегодня масскультом на каждом углу. В ход пошло всё, и цель была достигнута – зал продан на все представление. Правда на спектакле зрители вставали и уходили просто пачками прямо посреди действа – и не только потому, что почти двухчасовой перформанс идет без антракта и его просто физиологически трудно высидеть в неудобных креслах зала «Стравинский». Широко разрекламированное оказалось на поверку не столь уж увлекательным, и публике требовалось немало усилий, чтобы дотерпеть до конца.
Первое и главное разочарование – это музыка. Приближающийся к полувековому рубежу композитор Гиль Шохат сочинил свою единственную оперу двадцать лет назад: после этого на родине он приобрел немалую известность, получил всевозможные зарубежные награды, но продолжения его оперной одиссеи не последовало. Причина достоверно неизвестна, но можно предположить по единственному опыту, что музыканту просто нечего больше сказать в этом старомодном и многотрудном жанре, да и то, что сказано – не радует.
Музыка «Альфы и Омеги» настолько вторична и эклектична, при этом умудряясь оставаться однообразной, что диву даешься. Похоже, что Шохат был так очарован «Саломеей» Рихарда Штрауса – известной позднеромантической (или раннеэкспрессионистской – музыковеды спорят до сих пор) оперой немецкого гения на иудейский сюжет – что отделаться от этого не смог и решил писать «под Рихарда Второго». Но и от Рихарда Первого (то бишь Вагнера) тут немало, что, впрочем, неудивительно, учитывая генетическую связь музыки обоих немецких авторов. В итоге – тотально мощный и громкий, до предела взвинченный оркестр, драматическая мелодекламация в высокой тесситуре у певцов, вынужденных практически постоянно кричать в по-вагнеровски очень долгих, изнурительных монологах и диалогах, господство нюанса форте на протяжении почти всей партитуры. Но если у обоих Рихардов присутствует гармоническая изобретательность и нетривиальность мелодики, то у Шохата этого нет совсем – сверкающая экстатика напряжения, как правило, разрешается банальными каденциями в стиле голливудской киномузыки, откровенно приторными музыкальными оборотами, от которых может ненароком и стошнить.
Позитив от этого напыщенного увлечения децибелами лишь один – это, конечно, не атональный мусор и не набор акустических эффектов, который многие современные авторы пытаются выдать за музыку, - это все же можно слушать без ущерба для собственной психики. Правда, недолго, поскольку звуковой напор очень быстро утомляет своим однообразием. Иногда все же композитор вспоминает и про другие средства выразительности, и тогда в ход идут его знания по музлитературе и композиторским техникам коллег из прошлого века – больше всего веет Стравинским (символично, что опера представлена в зале имени этого русского композитора), но есть немножко и Дебюсси, и Равеля, и Бриттена, и Пуленка с Пуччини... Эти «ушки» торчат повсеместно и вывод из ближневосточного опуса один: своего стиля у автора попросту нет. Обещанное очарование мелодичного иврита помогает мало – слов все равно не расслышать, особенно у сопрано и у хора, да и некогда – текста очень много, либретто Дори Манор и Анны Германн явно избыточно, публика только и занята тем, что читает бегущую строку.
Либретто из Израиля, конечно же, эксплуатирует еврейскую мифологию. Альфа и Омега – это мужчина и женщина на райском острове в окружении мирно соседствующих зверушек, то бишь, Адам и Ева. Правда, Ева-Омега очевидно еще немножко и Лилит – она разрушит аркадию, не только изменив Адаму-Альфе со Змеем-искусителем, но совокупившись еще с полдюжиной разнообразных лесных тварей, нарожает легионы «неведомых зверушек», которых ревнивый муж частично поубивает, потом порешит и саму супругу. Выжившие гибриды-бастарды ополчатся на «отчима поневоле» и изничтожат его, а в финале будет торжествовать замутивший весь этот хаос Змей (который еще к тому же и дама – партия отдана меццо-сопрано), показывая публике то самое яблоко искушения, оно же яблоко раздора, словно намекая на текущий момент в жизни человечества. К сожалению претензии на философские обобщения хороши только на бумаге – воплощенные в музыке и на сцене они оборачиваются тем, на чем спотыкался еще Вагнер: многословием, затянутостью, малой динамикой, слабой драматургией, выспренностью и трескучей патетикой морализаторства. Хотели сказать много, а получилось как всегда.
Режиссерам Дмитрию Бертману и Илье Ильину с этой ораториальной вампукой управиться было очень непросто. Поэтому собственно театральных идей в спектакле практически нет – он иллюстративен и основной акцент перемещается на картинку. На сцене эффектно (сценограф Павел Драгунов) – расставленные по ней гигантские «кактусы» искусно подсвечены (свет Денис Енюков), у героев (особенно у Омеги и Змея) и массовки выразительные костюмы (художник Софья Тасмагамбетова), еще больше значение имеет пластическое решение Эдвальда Смирнова, фактически заменившее собой режиссуру.
Еще сложнее певцам. Театр подобрал адекватные силы – мощные голоса сопрано Ирины Окниной (Омега) и тенора Виталия Серебрякова (Альфа), и томное меццо Александры Ковалевич (Змей) вроде как на месте, но продираться сквозь плотную фактуру и справляться с изнурительным марафоном партий им очень трудно. Оркестр Валерия Кирьянова им тут совсем не помощник – маэстро с упоением выжимает децибелы, забывая о балансе и оглушая всех и каждого.
1 ноября 2021 г., "Культура"