Он видел взрывы, неизлечимые раны земельки от них, фонтаны камня и песка, металла, кровавых ошмётков, но уже ничего не слышал. Прямо в их траншее разорвался снаряд, разбросав и размешав с землёй солдата-киргиза, его друга, от которого остались только пальцы с ногтями, полные бурой земли. Как в немом замедленном кино он с трудом выпростался из мгновенно объявшей его могилы и не мог оторвать взгляда от этих пальцев, которые только что...
После этого отец провоевал ещё два года, выбирался из полугодового окружения, был неоднократно ранен, со своим "Максимом" дошёл до Варшавы. Но он всегда помнил тот бой. И пальцы своего друга-киргиза.
Через много лет после войны он окончательно ослеп, но продолжал видеть во сне тот бой. И пальцы...
Как-то моя мама по ташкентскому радио услышала рассказ старого бойца, который слово в слово оживил картину того боя. Скорее всего, он был тогда рядом с моим отцом, попал под один снаряд, и так же остался жив. Я пообещал отцу и матери, что позвоню в Ташкент, на радио, или напишу, попробую найти того солдата. Но так и не собрался.
Ушли из жизни и мой отец, скорее всего, и его товарищ по оружию, и моя мать. Но та картина по наследству перешла ко мне.
Теперь я вижу тот бой, те пальцы. Только к ним прибавились многотрудные, многократно обмороженные в холодных окопах пальцы отца с ороговевшими ногтями, которые можно было только спиливать - никакие ножницы их не брали.
Сегодня тоже стриг ногти на своих ногах и видел пальцы отца, пальцы того солдата-киргиза...
Хорошо, что это наследство не достанется моему сыну, внукам.