Рассказав о сонетах и строфах, в стихосложении нельзя пройти мимо терцетов.
Согласно определению из «Литературной энциклопедии» под редакцией В. М. Фриче: "Терцет – это отдельная строфа, состоящая из трёх строк и содержащая законченную мысль"
В качестве примера приведу отрывок из произведения Сумарокова "Противу злодеев" 👇
Во всей жизни минуту я кажду
Утесняюсь, гонимый, и стражду,
Многократно я алчу и жажду.
Иль на свет я рожден для того,
Чтоб гоним был, не знав для чего,
И не трогал мой стон никого?
Мной тоска день и ночь обладает;
Как змея, мое сердце съядает,
Томно сердце всечасно рыдает.
Иль не будет напастям конца?
Вопию ко престолу творца:
Умягчи, боже, злые сердца!
Законченное с пунктуационной и смысловой точек зрения высказывание предполагает рифмовку по схеме aaa, bbb, ccc (в примере это видно наглядно)
Требование завершённости мысли накладывает ограничения на способ рифмовки. Следование этому условию сузило бы область применения терцета, сделало бы его малоупотребительной конструкцией.
Поэтому, в более широком смысле под терцетом понимают любую строфу из трёх строк.
Самое известное произведение с терцетами – это «Божественная комедия» Данте Алигьери 👇
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нём обретши навсегда,
Скажу про всё, что видел в этой чаще.
Не помню сам, как я вошёл туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
Еще терцет – обязательная составная часть таких твёрдых форм, как сонет, секстина, вилланелла. В сонете последние две строфы – это трёхстишия. Вот пример из Петрарки:
О вашей красоте в стихах молчу
И, чувствуя глубокое смущенье,
Хочу исправить это упущенье
И к первой встрече памятью лечу.
Но вижу — бремя мне не по плечу,
Тут не поможет все мое уменье,
И знает, что бессильно, вдохновенье,
И я его напрасно горячу.
Не раз преисполнялся я отваги,
Но звуки из груди не вырывались.
Кто я такой, чтоб взмыть в такую высь?
Не раз перо я подносил к бумаге,
Но и рука, и разум мой сдавались
На первом слове. И опять сдались.
Читайте также: