Я посчитала важным и позволила себе перевести саммери из статьи Колка «Навязчивое повторение травмы», причем дважды: близко к тексту (ниже) и на разговорный русский. Буду рада, если пригодится.
Итак, человеческим языком:
Травма происходит когда организм воспринимает ситуацию как угрозу жизни. Жить с этим неудобно, потому что триггерит на пустом месте, и нельзя предсказать, когда бомбанет. Свою травму человек может переживать заново по-разному: действуя похожим образом, испытывая те же очень сильные эмоции, чувствуя физически, что с ним было во время мучительного события. Отношения с другими для травмированных людей не бывают легкими, они воспроизводят свой печальный опыт, либо в качестве жертвы, либо уже в качестве обидчика.
Для нормального развития ребенку надо на кого-то опираться. Если к ребенку относятся с жестокостью или игнорируют (причем достаточно игнорировать не его вообще, а его потребности, навязывать свое против его воли) - у него нет нужной опоры. Если есть с кем разделить переживания, у ребенка меньше шансов в них застрять. Перед лицом опасности для людей становится важнее на кого-то опереться. Поэтому взрослые и дети могут привязываться к тем людям, которые их бьют или проявляют свою жестокость как-то иначе. Эта привязанность состоит из смеси боли и любви. Проявления жестокости приводят их жертв к состояниям острого стресса, память о котором после события может стираться или задвигаться подальше, а возвращаться только когда состояние ужаса повторяется. То есть, когда острота ситуации снижается, человек уже не считает пережитое особо страшным или травматичным, а то и вообще не помнит.
Исследования на обезьянах показывают, что приматы, подвергшиеся раннему насилию и лишениям, в большей степени готовы вступать в жестокие отношения со сверстниками во взрослом возрасте. Самцы, как правило, гиперагрессивны, а самки не в состоянии защитить себя и свое потомство от опасности. Они всегда находятся в более возбужденном и тревожном состоянии, чем те, кто насилию и жестокости не подвергался, а если происходит что-то, что заставляет их вспомнить пережитый ужас, они физически проваливаются в те же ощущения и переживания. То есть жертвы травмы могут реагировать на происходящее сейчас как на то, что происходило тогда, не осознавая, что сейчас они находятся в других обстоятельствах, и реагировать, возможно, надо совсем по-другому. Гипервозбуждение мешает разумно мыслить, действуя на мозг на химическом уровне - выделяя огромное количество "гормонов стресса".
У людей, переживших травму, в мозге создается как бы алгоритм, который включается в момент следующей стрессовой ситуации: текущий стресс воспринимается как возвращение травмы; это вызывает возврат к более ранним моделям поведения. В нормальных ситуациях люди выбирают наиболее удобные и приятные из тех возможностей, которые у них есть. Однако стресс заставляет выбирать уже знакомый способ поведения, независимо от того, к чему он приводит. В условиях стресса травмированные люди, как правило, возвращаются к тому, что уже им знакомо, даже если это причиняет боль.
Жертвы могут стать зависимыми от своих мучителей. В повторяющейся стрессовой ситуации человек может чувствовать меньшую боль и даже некоторое удовольствие, может не желать расстаться с мучителем - за это отвечает внутренняя опиоидная система.
Жестокое обращение и пренебрежение в детстве усиливают долговременную перевозбужденность и ослабляют управление сильными эмоциональными состояниями. Детям, подвергшимся насилию, нужно гораздо больше усилий для успокоения, чем тем, у кого есть хороший опыт раннего ухода. Жертвы насилия могут обуздывать свое гипервозбуждение с помощью зависимостей, включая воспроизведение агрессивного поведения - против себя или других. Цель лечения - контроль над своей текущей жизнью вместо такого повторения травмы. Единственная причина поднимать травмирующий материал - это получение сознательного контроля над непрошенным воспроизведением переживаний. Сильные привязанности обеспечивают людям безопасность, опираясь на которую можно пересмотреть свой жизненный опыт и сломать те рамки, которые удерживают их в повторяющихся шаблонах. В отличие от детей-жертв, взрослые могут научиться защищать себя и самостоятельно принимать решения о том, чтобы не вступать в травмирующие отношения или повторять травмирующее поведение.
ПЕРЕВОД:
Навязчивое повторение травмы
Бессел ван дер Колк
Оригинал (на англ.) –https://www.academia.edu/3741502/Compulsion_to_repeat_trauma
ВЫВОДЫ
Травма может повторяться на поведенческом, эмоциональном, физиологическом и нейроэндокринном уровнях. Повторение на этих разных уровнях становится источником многих и разнообразных тяжелых переживаний и внутренне, и в межличностных отношениях. Гнев, направленный против себя или других, всегда является центральной проблемой в жизни людей, подвергшихся насилию, и это само по себе является повторяющимся воспроизведением реальных событий из прошлого.
Людям нужна "безопасная база" для нормального социального и биологического развития. Травматизация происходит, когда как внутренних, так и внешних ресурсов недостаточно для того, чтобы справиться с внешней угрозой. Неконтролируемые нарушения или искажения привязанности предшествуют развитию синдромов посттравматического стресса. Люди стремятся к большей привязанности перед лицом опасности. Взрослые, так же как и дети, могут развивать прочные эмоциональные связи с людьми, которые периодически преследуют, избивают их и угрожают им. Сохранение этих уз привязанности приводит к смешению боли и любви. Проявления жестокости приводят их жертв к гиперактивным состояниям, память о которых память зависит от состояния человека - или диссоциироваться, и эта память полностью возвращается только во время возобновления состояния ужаса. Это мешает здравому суждению об этих отношениях и позволяет стремлению к привязанности преодолеть реальные страхи.
Все приматы, подвергшиеся раннему насилию и лишениям, уязвимы в том плане, что готовы вступать в жестокие отношения со сверстниками во взрослом возрасте. Самцы, как правило, гиперагрессивны, а самки не в состоянии защитить себя и свое потомство от опасности. Хроническое физиологическое гипервозбуждение сохраняется, особенно при раздражителях, напоминающих травму. Более поздние стрессы, как правило, переживаются как соматические состояния, а не как конкретные события, требующие конкретных средств преодоления. Таким образом, жертвы травмы могут реагировать на стимулы настоящего момента как на возвращение травмы, не осознавая, что прошлая травма, а не текущий стресс является основой их физиологических экстренных реакций. Гипервозбуждение мешает способности давать рациональные оценки и препятствует разрешению и интеграции травмы. Нарушения в катехоламиновой, серотониновой и эндогенной опиоидной системах связаны с этим постоянством реакций "все или ничего".
У людей, подвергшихся воздействию сильно стрессовых стимулов, развивается долгосрочное потенцирование участков памяти, которые реактивируются во время последующего возбуждения. Эта активация объясняет, как текущий стресс воспринимается как возвращение травмы; это вызывает возврат к более ранним моделям поведения. Обычно люди выбирают наиболее приятную из альтернатив. Однако сильное возбуждение заставляет людей выбирать уже знакомый способ поведения, независимо от того, приводит он к положительному или отрицательному вознаграждению. Поскольку новые стимулы вызывают беспокойство, в условиях стресса ранее травмированные люди, как правило, возвращаются к знакомым образцам, даже если они причиняют боль.
Оппонентная теория, или "теория приобретенной мотивации" объясняет, как страх может стать приятным ощущением и что "законы социальной привязанности могут быть идентичны законам наркомании". Жертвы могут стать зависимыми от своих мучителей; социальные контакты могут активировать эндогенные опиоидные системы, облегчая дистресс сепарации и укрепляя социальные связи. Высокий уровень социального стресса также активирует опиоидные системы. Ветераны Вьетнама с ПТСР демонстрируют опиоидное снижение восприятия боли после повторного воздействия травматического стимула. Таким образом, повторное воздействие стресса может иметь тот же эффект, что и прием экзогенных опиоидов, обеспечивая аналогичное облегчение от стресса.
Жестокое обращение и пренебрежение в детстве усиливают долговременную гипервозбужденность и ослабляют регулирование сильных аффективных состояний. Детям, подвергшимся насилию, может потребоваться гораздо более сильная внешняя стимуляция для воздействия на эндогенную опиоидную систему для успокоения, чем в тех случаях, когда биологические сопутствующие факторы успокоения легко активируются условными реакциями, основанными на хорошем опыте раннего ухода. Жертвы насилия могут нейтрализовывать свое гипервозбуждение с помощью различных аддиктивных форм поведения, включая компульсивное повторное воздействие на виктимизацию себя и других. Целью лечения является обретение контроля над своей текущей жизнью – вместо повторения травмы в действии, настроении или соматических состояниях. Единственная причина поднимать травмирующий материал - это обретение сознательного контроля над непрошеными воспроизведением переживаний. Наличие сильных привязанностей обеспечивает людям безопасность, необходимую для изучения их жизненного опыта и прерывания внутренней или социальной изоляции, которая удерживает их в повторяющихся шаблонах. В отличие от детей-жертв, взрослые могут научиться защищать себя и принимать сознательные решения о том, чтобы не вступать в травмирующие отношения или воспроизводить травмирующее поведение.