Завершаем публикацию очерков "Верните меня в Стрельну" выпускника легендарного ЛАУ Георгия Гореловского из его одноименной книги. И снова о "Бочке"...
Вот он, танцпавильон "Молодежный" изнутри, где мы знакомились, танцевали, влюблялись. Народу набивалось, как в бочке, отсюда, в просторечии, "бочка" - самая большая дискотека в Ленинградской области. У этих колонн, подпирающих свод, когда-то среди прочих стоял и я, безусый 20-летний курсант ЛАУ, отыскивая в молодежной толчее чье-нибудь милое лицо, приятную незнакомку.
Иногда я обжигался, получая неожиданный отпор, иногда мы начинали целоваться, только-только уйдя с танцев в парковую темноту поселка. Эти поцелуи ничего не предвещали, ни к чему не обязывали, хотя порою и имели продолжение. Не знаю, как противоположная сторона, но мы больше фантазировали, делясь с друзьями впечатлениями о проведенном с девушкой вечере...
Беззаботность кружила голову. И хотелось, очень хотелось взаимности... Родственной души. Женской, девичьей - тогда это был целый неизведанный мир!.. Хотелось любви. Кто-то принес в кубрик простенький проигрыватель на две скорости в 33 и 45 оборотов/мин, чтобы слушать по 10 раз на дню одну и ту же песню, один единственный сингл, как сказали бы теперь - "Восточную песню" Валерия Ободзинского: "По ночам в тиши, я пишу стихи..." Нет, неправда, и еще одну! - "Портрет работы Пабло Пикассо." Опять мне снится сон, один и тот же сон. Он вертится в моем сознанье словно колесо. Ты в платьице стоишь, зажав в руке цветок, Спадают волосы с плеча, как золотистый шелк...
Кто ее тогда пел с этой виниловой сорокопятки?.. Наверное, Владимир Фазылов из "Веселых ребят". Но не Малежек, определенно. Да, если соотнестись со временем, то получается Фазылов. Лучшее исполнение песни. Потом, уже в постперестроечное время, Евгений Осин оседлает ее и будет петь почти до самой смерти, но это уже попса, это не то! И спадали волосы, как шелк...
Руки, как стебли, не сплетались, но волосы были. Прям как в песне. Длинные, ниже пояса, распущенные, что в те годы не очень часто встречалось. Чуть завитые, объемные, и цвета - в свете дискотеки - (а днем я ее ни разу не видел) пепельно-золотистого, что ли... Цвета благородного металла с патиной, вот! Больше ни у кого таких волос не было. Она меня, грустного поклонника, давно знала, мне казалось, отыскивала глазами в зале и успокаивалась, когда я "случайно" попадался ей на глаза. "Средь шумного бала, случайно..."
Глазами же отвечала, что видит, что ничего не изменилось, что можешь подойти, а можешь стоять, где стоишь, танцевать, где танцуешь. Иногда я приглашал ее на медленный, она, в конце концов, стала соглашаться и приглашения мои принимала. Я не знал ее имени. Однажды она его назвала, но я пропустил мимо ушей, а потом переспросить, чтобы не показаться идиотом, просто не мог.
Во время танцев мы почти не разговаривали. Я понимал, что не по Сеньке шапка, и что она ко мне снисходит, и только. "Смотри, побьют тебя," - говорила она вполне серьезно. Или: "Это друг твой? Смешной... Уши, как... - Как радары? - Ага. - Так он же радист! - Ты тоже радист? - Конечно!..." Мимолетная, тихая, такая редкая для меня улыбка, и она снова склоняет голову к моему плечу... Запах! Запах волос, девичьей кожи... Какими они были? Да кто ж теперь скажет! Головокружительными, определенно.
А могли побить, даже сильно, у такой девушки не могло не быть (мне казалось!) достойного парня. Но ничего не боялся! Напротив, хотелось совершить какой-нибудь подвиг. Подставить плечо под что-нибудь рушащееся, кого-нибудь спасти, например, из огня на ее глазах, или вытащить из ледяной воды и положить к ее ногам, и уйти куда-то, по берегу, в темноту и стужу. Гордо. Смело. Беспрекословно. Как стена.
Гранит! Ноги и грудь ее я чувствовал во время танцев, но видел только волосы, строгие глаза, короткий прямой носик. Глаза те были серые, большие и ... почти холодные, ко мне - холодные.
Из Диксона я написал ей письмо, длинное, целый свиток, на рулоне телетайпной бумаги. Почитать бы сейчас, ничего из него не помню. Она не ответила. И больше я не писал и не искал ее. Адрес она дала мне в Петергофе, в пивном баре под народным названием "Трюм". Как он назывался на самом деле, не помню, находилось заведение в полуподвале, поэтому "Трюм". С двумя рублями можно было сидеть целый вечер, главное было войти, у входных дверей всегда толпилась очередь из молодежи. К пиву там можно было взять сухарики, соленые сушки, сыр.
Мы своим кружком отмечали завершение госов, она оказалась с подружками за соседним столом. (На танцах она всегда бывала с подругой, красивой брюнеткой, стриженой под Мирей Матье, тоже девушка с изюминкой!) Я снял гюйс (флотский воротничок), подошел и попросил расписаться на память, там уже стояли подписи друзей. "И адрес напиши, пожалуйста... - Где, здесь? - Нет! - Я подал ей бумажную салфетку. - У тебя выпуск? И куда теперь? - В Диксон. - Это где "пурга качается"?.. А друг твой? - Друг летит на Дальний Восток. - Fantastic!.. - Посидите с нами?" Они согласились и посидели.
Но разговор не клеился - не было общей темы. Мы были из разных миров. Свой мир - три с половиной года в строю, казарма, жизнь исключительно в мужском обществе - мы знали, а их мир был нам не известен. Да и девушки смотрели на нас, как на пришельцев - вот мы есть, а завтра нас совсем уже и нет. Два-три года в юности - это целая жизнь, вечность. Особенно для тех, кто должен ждать. "Гудбай, маркони! - сказала она на прощанье, дотронувшись до моего плеча. - Бай! Я напишу, ладно?.." Она была с улицы Володарского, из Ленинграда, а не из Петергофа, как думал я и уверял до этого приятелей.
Ну да какое это имеет значение? Только тогда, в баре, уже стоя, образно говоря, одной ногой на впп Пулкова, я узнал ее имя, но сейчас я его не помню, а придумывать не хочу. Пусть остается той, кем она была - тайной.
Под колоннами стояли напольные шахматные фигуры. Их всегда почему-то был не полный комплект, сыграть можно было разве что в шашки. Ну да не за этим сюда и приезжали со всех окрестностей. То были 70-е годы прошлого века, а век - в прошлом тысячелетии. Однако строение, как выясняется, прочное, хотя и деревянное. Теперь здесь кони, частная собственность...
Но мне видится другое... Полный круг танцующей молодежи, длинные, пепельно-золотистые волосы, ровный, изучающий взгляд серых глаз, девичья рука на моем плече... "Goodbye, мarconi!.." ✈
* Маркони - радист на воздушном или морском судне (разговорн.) - по фамилии итальянского радиотехника, изобретателя, лауреата Нобелевской премии по физике (1909) Гульельмо Марко́ни (1874-1937).
Если вам понравился рассказ, ставьте, как говорится, «лайк». Подпишитесь на канал, если хотите вместе с нами больше узнать о Петербурге и его Юго-Западной части.
Приходите на наши экскурсии, подробная информация о них – на нашем сайте www.oranela.ru
Смотрите небольшие ролики на You-Tube канале OranelaTV
Подписывайтесь на нашу группу ВКонтакте или Facebook
Пользуйтесь нашими бесплатными аудиогидами по Музею Оранэлы и «Миру Оранэлы» на платформе izi.TRAVEL
